— Хотите, чтобы я купил ее у вас?

— Ее имя, ее историю…

— Думаю гораздо дешевле и выгоднее для меня выбрать кого-то другого. Не уверен, что она стоит больше того, что я могу предложить больнице.

— Выбирайте. Ваше право, — он развел руки, а потом поддался вперёд и приблизился к столу, ухмыляясь. — Только вот кого? Старика, у которого за спиной уже стоит смерть с косой, а ум поглощен деменцией или очередную старушку с поехавшей крышей, каких в нашей стране тысячи? Вы не найдете никого лучше Измайловой. И прекрасно это понимаете.

Иван заглянул в глаза, наполненные чернотой топкой земли с кишащими в ней червями. Хотел увидеть всю глубину никчемности, алчности, мерзости, которые были главной ценностью в жизни сидящего напротив мужчины. И они были там.

— Я не покупаю людей.

— А я не продаю. Но все бывает впервые, ведь так, Иван… Дмитриевич?

— Ты разговаривал с отчимом, — не вопрос — констатация.

Они сидели у пруда. Вера медленно отрывала небольшие кусочки от булочки, которая лежала на коленях. Бросала их в воду и наблюдала за ожидающими еду утками. Не изменилась в лице, когда услышала такой же уверенный, как и ее вопрос, ответ.

— Да.

— Ты ему поверил.

И снова не вопрос.

И снова взгляд на воду.

Разговор, после которого хотелось отмыться, а лучше содрать кожу и вычеркнуть из памяти надменную ухмылку, состоялся два дня назад. И вот уже два дня Ваня не мог спать. Пытался, но не получалось.

Бесконечно длинные часы ночной тишины пробовал заполнить работой, но мысли были заняты только Верой. Рассвет Воронов встречал с несколькими пустыми чашками от кофе на столе, открытым ноутбуком, к которому за ночь ни разу не притронулся, красными глазами и возросшей на несколько уровней тревожностью. О ней…

Если в первую ночь он думал, то во вторую уже во всю расписывал план действий. С каждой новой секундой туша в себе ненависть и одновременно подгоняя солнце. Смог выдержать до шести. Набрал Нину, дал указания, назначил встречи с адвокатами и начальником службы безопасности. Отключившись, звонил дальше… Спрашивал, злился, добивался, просил… Готов был пойти на все, только чтобы помогло.

Знал, что будут проблемы, понимал, что без них ситуация не разрешится. Даже на крайние меры готов был пойти — нарушить закон, если потребуется… Нервничал, вмиг растеряв все свое хладнокровие, поторапливал… Крепко сжимал кулаки и желваки, слыша в ответ успокаивающее: «Нужно время».

Он мог выдержать длинные бессонные ночи, но ждать…

Только не это.

Каждый час, каждая минута и секунда после встречи с отчимом была важна для Ивана. И он был готов зубами вырывать у жизни эти лишние секунды…

— Нет.

Ответить Вере спокойно стоило усилий. Потому что Иван был взвинчен, потому что злился… Потому что видел ее настроение — такое же дрянное, как и у него — и злился еще из-за этого.

— Но ты сомневаешься. Это… ничего. Все нормально.

— Вер…

Вытолкнутое сквозь сомкнутые зубы слово было пропитано просьбой — не накручивать снова, не переубеждать. Но Вера упрямо буравила взглядом воду, не обращая внимание на мольбу, застывшую в мужских глазах.

Ваня покачал головой, сильно зажал пальцами переносицу до замелькавших в глазах черных точек. Медленно выдохнул и так же медленно набрал в грудь воздух, потому что Вера не сдавалась. Давила.

— Что он говорил тебе? Что я больная⁈ Что могу манипулировать людьми? Что лгу постоянно? Что придумала историю о плохом отчиме, а на самом деле отрицательный персонаж в этой истории я?

— Да. Но другими словами, — Иван начал спокойно, а после рыкнул, не сумев сдержаться. — Это все не важно, Вера! Для меня не важно.

Она кивнула, рассматривая рукава своей кофты, сглотнула. Замолчала на мгновение…

— Что я виновата в смерти мамы тоже говорил? — шепнула сдавленным голосом.

— Вер…

Повторять те мерзости, что говорил Ивану Верин отчим не хотелось. И держать в голове тоже, вспоминать, прокручивать… Злиться, нервничать, недоумевать: откуда у человека может быть столько желчи и яда. Как он может спокойно спать, зная… понимая, что там, за толстыми стенами она…

Он многое сказал Воронову в тот раз. И о самой Вере, и о ее матери. Он всегда рассматривал дочь любимой женщины — хотя даже в этом Иван сомневался, — как лестницу, по которой он мог выбраться из болотных топей финансовой ямы.

Уже позже Воронов узнал из информации, которую добыли его сотрудники из службы безопасности, что после первого развода этот индивид отсудил у жены половину фирмы, принадлежащей ей и основанной еще до брака. Сумел убедить женщину подарить ему же часть акций, переписать на себя машину и кое-что из недвижимости… А потом «просрать» все, сидя в задымленном подвальном помещении нелегального казино.

А Вера… Она стала для него еще более выгодным инструментом обогащения. Имея на руках все права на ее патенты, деньги можно получать постоянно. Непрерывным потоком они будут литься в твой карман. Главное умело контролировать и сдерживать…

Все это было после, а тогда, сидя в кабинете, Иван мог лишь с силой сжимать столешницу дубового стола, выслушивая «правду», которая, по словам твари сидящей напротив, поможет раскрутить историю Веры. Иван был способен выставить его за дверь, даже не прибегая к помощи охраны, уничтожить его всего парой слов…

Но не стал этого делать. Не имел права. Потому что всего в нескольких километрах от офиса она. Ждёт его и надеется…

Поэтому и слушал, одновременно записывая встречу на камеры, чтобы позже разобрать каждое сказанное слово с нужными людьми.

— Я не лгала, — твердый Верин голос повысился на полтона. Она вскинула голову и уверенно взглянула в мужские глаза.

— Для тебя важно, чтобы я верил тебе или не верил ему? — Ваня всматривался в ее голубые омуты, утопая в них, но держался на плаву из последних сил, только чтобы она успела понять, прочитать в ответном взгляде слова, идущие из раскрытой ею же оголенной мужской души. — Услышь меня, даже если в его речи есть капля правды, мое решение все равно не изменится. Я вытащу тебя отсюда!

— О чем ты тогда думаешь, Вань? Почему на твоем лице я вижу лишь озабоченность и тревогу, а не… радость от предвкушения?

Иван опустил голову, за ней плечи. В груди болело, прожигающий насквозь взгляд не делал легче, наоборот, накладывал на широкую спину еще больше ответственности. Но ее Воронов не боялся.

Он поднял руку, провел ею по груди, поднялся. Утки, щедро подкормленные девушкой, все еще плавали у самого края водоема, ожидая нового броска. Глупые, не понимали ничего, но даже они были наполнены верой.

А все, чего хотел Ваня — вложить веру в Веру. Он усмехнулся, сложившемуся каламбуру в голове.

— Я хочу все сделать правильно, понимаешь? Но как бы мне не хотелось, правильно не получится, — но быстро спрятал улыбку, озвучивая правду. От которой не легче ни ему, ни тем более ей…

Ваня развернулся, услышав за спиной сдавленный всхлип, нахмурился — высокий лоб разрезала глубокая складка. Отругал себя мысленно, чертыхнулся в голос и присел на корточки, касаясь острых коленок. Вера плакала…

— Вер, не нужно… Не плачь, пожалуйста.

Она резко вытерла ладонями лицо, сглотнула, воздуха в легкие набрала… Успокоиться хотела, но не получилось. Вскинула голову, впилась упрямым взглядом в мужские глаза и прошипела, с силой и злостью выталкивая слова из горла.

— Зачем? Зачем ты это делаешь⁈ Ты меня не знаешь. Ты чужой для меня человек! И ты должен верить любому, кто не носит эту дурацкую бело-голубую полоску. Это правильно!

Мужские пальцы сильнее вжались в тонкую кожу коленей, возможно причиняя боль и оставляя следы. Но все было не важно — между ними искрило. Они боролись. Молча. Он, туша огонь ненависти, льющийся из ее глаз, она посылая еще. Проверяя, испытывая, намеренно мучая…