— Если так хочешь поработать вместо меня, то мог бы взять ещё пару учеников, — усмехнулась его копия, дожевав ягоды. — С удовольствием разделил бы с тобой эту повинность.

— Спасибо, — ответил гость, легко провел рукой по волосам, снимая личину.

Ардэн прошел в комнату и опустился на кресло напротив Ирдари.

— Я так рад, теперь у меня чуть больше свободного времени, — хитро улыбнулся Ирдари, обнажив фиолетовые зубы.

— Думаю, у тебя есть срочные дела?

— Само собой, — кивнул мужчина и в комнате на несколько секунд воцарилось молчание.

Ирдари слишком о многом хотел бы спросить. А вот Ардэн о многом предпочел бы умолчать. Они были давно знакомы. И сам Ирдари считал Ардэна другом, вот только в их возрасте и положении дружба была отнюдь не равно полной безоговорочной откровенности.

— Тетя решила выжать по полной из моего наказания и подготовить несколько десятков элитных бойцов. Как думаешь, есть у меня время на этого ребенка? Хотя, конечно, я сам взял её в ученики, но мне приятно если ты так часто меня подменяешь. И мне и впрямь было бы интересно узнать, что с ней не так…

— Нет, — покачал головой Ардэн, чуть улыбнувшись. — Не было бы…

— Думаешь? — изогнув бровь, поинтересовался Ирдари, не без удовольствия подмечая то, как всякий раз, когда в их разговоре звучит имя Фэй, его друг сам того не замечая стягивает энергетический потоки. Не знай он Ардэна так хорошо, то поостерегся играть у него на нервах. Но ему так долго и давно было скучно, что удержаться было ещё сложнее.

— Уверен, — усмехнулся дракон, прекрасно понимая, что над ним подтрунивают.

— Почему не хочешь заниматься с ней под своим лицом? — только сказав это Ирдари и впрямь понял, что сморозил глупость.

— Потому что хочу сохранить ей жизнь, — просто ответил Ардэн. — Пока так будет лучше и безопаснее всего. Она доверяет тебе как учителю, а стало быть, я смогу многому её научить.

— Я-то думал, ты специально её в прачки сослал, чтобы посговорчивее была, — расхохотался Ирдари.

— Тебе лучше замолчать, — настоятельно посоветовал Ардэн щелкнул пальцами и Ирдари почувствовал, что больше не может открыть рот, в то время как его друг беззастенчиво начал доедать его драгоценные ягоды, то и дело интересуясь точно ли он больше не хочет.

«Лилэй» написала я на крошечном клочке бумаги, который носила вместе с браслетом. Написала так, как чувствовала и явно буквы не принадлежали к аламийскому или эшерскому языкам.

— Моё имя, — прошептала я в полумраке комнаты, — Лилэй, — попробовала на языке и словно бы оглохла в один миг, от звуков собственного имени, как если бы сразу несколько сотен голосов зашептали, закричали и просто позвали меня.

— Да, это точно оно, — спустя несколько продолжительных секунд, смогла прийти в себя я, почувствовав, как стремительно побежали две влажные дорожки по щекам.

Вот уж не думала, что это окажется столь важным для меня!

— Спасибо, что вернулось ко мне, — прикусив губу, прошептала я и не сумев больше сдерживаться, горько расплакалась.

Я совсем не помнила, как провалилась в сон. Такой болезненный, глубокий, обволакивающий.

Не знаю, быть может я надеялась, что в эту ночь, я увижу что-то ещё из собственного прошлого? Возможно… но чуда не произошло. Всё, что мне снилось это странная маслянистая черная река и пламя, расцветающее на ней. Какая-то неясная суматоха вокруг. Странно, но несмотря на то, что огонь выглядел беспощадным, я словно смотрела на него со стороны. Мне не было страшно. Скорее, я чувствовала себя как-то отчужденно. Это был не сон, а настоящее мучение, потому проснувшись и обнаружив, что пора в купальни, проверять результат вчерашнего замачивания, я почувствовала настоящее облегчение.

— Меньше мыслей о прошлом, стоит налаживать настоящее, — пробормотала я самой себе, снимая с вешалки уже порядком опостылевший комплект формы телесного цвета. — Цвет какашки, — прошипела я себе под нос, поражаясь, как мадам Шир могла выбрать подобное официальной формой своей школы. Хотя, кому какое дело как мы выглядим пока мы здесь? Если так подумать, то суть остается сутью, кем бы не вышли воспитанники данного заведения в свет по сути своей они навсегда останутся слугами своих господ.

В отличии от Эшера, весна в Алмао была яркая, теплая, утопающая в цветах, красках и потрясающих запахах, царящих вокруг. Действительно, ничего подобного встретить в Эшере было просто невозможно. Казалось, даже листва на деревьях была по особенному яркой, насыщенной или напитанной какой-то особой энергией делающей её чуть ли не сияющей. Порой, увидев очередной распускающийся кустарник или цветок, я могла замереть на несколько секунд уговаривая саму себя, постараться не забыть это во что бы то ни было. Страх потери памяти плотно обосновался в сердце. Вот и сейчас, должно быть, со стороны я смотрелась как недалёкая идиотка, которая открыв рот разглядывала как распускаются крошечные голубые цветочки, и я готова была поклясться, что в этот момент с их лепестков соскальзывают едва заметные глазу золотые искры и тем удивительнее была эта картина. Куда как удивительнее той тряпки, что ждала меня в купальнях.

— Хорошо тебе живется, как я посмотрю? — женский голос, сочащийся гневом, прозвучал со спины.

Что странно так это то, что я слышала его единожды и никак не думала, что так хорошо запомню его. Но именно возвращения этой девушки я ждала, как того самого грома, что возвестит меня о начале нового этапа моего выживания в Алмао. Быть может, всему виной была моя мнительность? Быть может, я по определению не могла жить, не ожидая какой-то подлянки мироздания в свой адрес? Но, так или иначе, теперь что-то действительно может произойти…

Я нарочито медленно повернулась лицом к девушке, что говорила со мной и едва не закричала от увиденного. Всё такая же высокая, но от былых аппетитных форм не осталось и следа. Казалось, она не ела все три месяца, что её здесь не было, потому как передо мной стоял настоящий скелет, затянутый белоснежной кожей. Её зелёные глаза потускнели, став своим цветом напоминать буро-зелёную жижу болота. Белокурые блестящие локоны словно истончились, напоминая сейчас паутину, будто стоит мне подуть, и они просто улетят с её головы. Но всё это было ещё куда ни шло, если бы не два четких шрама от уголков её губ до самых ушей, уродующих её лицо и превращающих её рот в вечное подобие жуткой улыбки.

Я молча смотрела на неё и на самом деле не знала, что делать или сказать. Было ли это следствием неверно принятого мной решения постоять за себя единственно доступным способом? Моя ли это вина? И, что теперь делать, потому как она явно считает, что во всем виновата именно я.

Таймарис изогнула свои губы в подобии улыбки и вышел довольно жутковатый оскал. Она в два шага преодолела расстояние между нами и слегка склонилась ко мне. Я с силой сжала кулаки, готовясь ко всему чему угодно.

— Три месяца я провела в амаритовом мешке, — прошептала она мне в лицо, точно это могло бы мне многое объяснить, но я понятия не имела, что такое «амарит» и мешок из него.

Должно быть, сообразив это, она решила пояснить это для меня.

— Это такая камера без окон и дверей, а ещё без возможности получать энергию для демонического ядра, — сказав это она как-то странно хохотнула. — Представляешь, через что я прошла? Моё ядро травмировано и если я смогу призвать зверя в будущем, то считай я счастливица, но магический дар мне уже не пробудить, чтобы я ни делала!

Прошипела она, склонившись надо мной.

— Моё лицо резал лично хозяин, — вновь улыбнулась Таймарис, и я ясно увидела отблески безумия на самом дне её глаз. — Посыпая раны амаритовой пудрой, — прикусив нижнюю губу, улыбнулась она словно говорила о чем-то вкусном или приятном. — Знаешь, что он сказал мне запирая в этом мешке изуродованную и обесчещенную?

Я не знала, что мог сказать ей урод, сотворивший такое. Я не хотела знать!

— Я буду единственным мужчиной в твоей жизни, малышка, — прошептала она почти мне на ухо и тут же отстранилась. — Знаешь, почему он так сказал?