— И не сидится людям на месте.

Кажется, сирены вовсе забыли о нашем существовании. Они отправились вслед за голубыми шарами и косатками.

— Помогите… — крикнула Ро им вслед. — Помогите нашим мужьям вернуться!

Сирены обернулись.

— А что нам будет за это?..

Аврора развела руками.

— Хотите раковину Финтэ?.. Мне она больше не нужна.

Сирены с интересом вернулись к кораблю.

— Не обманываешь? У тебя есть раковина сбора⁈ — спросила первая.

Вторая тут же выразила восторг:

— Ведь если мы в нее подуем, они будут должны явиться, как миленькие! Покажи.

Алиса шепнула нам обеим:

— Только после того, как выполнят свою часть сделки.

Но я остановила пылкую Аврору и расчетливую Алису, обратилась к сиренам:

— Простите мою сестру. Мы не можем вам отдать раковину Финтэ.

— Тиль!

— То есть как — нет?

Я шумно выдохнула.

— Мы с Финтэ не друзья. Но… Ро, ты ведь сама не простишь себе, если причинишь ей ответный вред, даже вот таким образом. Мы. не хотим вмешиваться в вашу войну. И сами не хотим участвовать…

— Оно и видно — постреляли китов, — расхохоталась вторая сирена.

— Не все люди одинаковы, — возразила я. — Как и сирены или друиды. Но наша императрица ищет мира, и хотя бы в этом я с ней заодно. Как и моя сестра. Она погорячилась. У нее… мятежный дух, но доброе сердце.

Я сжала Аврорину ладошку, и подруга пожала ее в ответ.

— Спасибо, я совсем забыла… — и всхлипнула. — Но верю… верю в мир. И в Фарра… верю, что он знал, что делает… — она коснулась собственных губ. — А не с бухты-барахты…

— Они вернутся, — уверила зарю и одновременно себя я. — Непременно.

И фыркнула:

— Ведь с ними дядя Тири… Его величество всегда метко стрелял… А братья Странники? Чего стоят? И Фарр Вайд — это тебе не бродяга с большой дороги. И не забудь про наших демонов.

— Почему они не привязались?.. Тогда мы втянули бы их обратно, и они бы точно не потерялись…

— Потому что… они выполняют отвлекающий маневр… Давай, посмотрим, что наш доктор и твои дуэньи, — как ни было трудно мне, я понимала, что волнениями мы ничем не поможем. Ребята справятся. Они… обещали. А мы должны сделать свою работу. И сохранять спокойствие. — Простите…

Но сирен в шубах на воде уже не было. Когда мы перевесились через корму, чтобы узреть доктора в ларипетре, мы увидели… что наши новые знакомые трутся там. Подают то стамеску, то молоток… Смеются.

— Невероятно, — пробормотала Ро, и снова закашлялась.

Змеи заботливо завились вокруг:

— Теб-бе в к-кроват-ть.

— И горяч-чий ч-чай.

Аврора сипло засмеялась.

— Какой чай, вы что!

— Цикорра.

— Цикорра? Это не чай. Это кофе. И у нас его нет.

— Ес-сть. У Ф-фриды. От С-старика.

— В горш-шке. Рас-стет.

Я потерла переносицу. Сколько тайн. Сколько невозможного. Сколько безвыходных ситуаций, столько и выходов. Доктор Жиль Риньи чинит руль и киль с помощью влюбленного в него внутреннего демона Ро и сирен Льдистого залива, вполне находя со всеми общий язык.

Фарр вместе со Странниками и давно погибшим королем спасает некогда буканбуржский корабль.

Рабы вернулись к работе матросов. Постоянная смена команд, необходимость творческой работы зажигает в их глазах огонек сознания. Благодаря Хью и Фриде темная полоска на горизонте становится все более осязаемой, пусть бушприт то и дело крутит носом, и стрелка норд-норд-ост далеко не точна.

Нас защищают внутренние демоны наших мужей. И где-то там наши — их. Четыре светящихся шара все еще видны, и свист не стихает…

А буканбуржцы, мерчевильцы и парочка человек с острова Гудру занимаются починкой давшего течь судна в трюме.

У каждой безнадежности всегда есть надежда.

— Тогда… принесите зерна сюда… — приказала я. — И одеяла для Ро. Мы не можем оставить мостик. Пока.

Прямо с камбуза притащили жаровню, и мы устроили возле нее пункт наблюдения. И жарки зерен при случае, едва чан разогреется.

Да, мы поглядывали на море, да, у нас замирали желудки… но была вера в то, что мир не потерян. Потому что… ну, потому что. Он никогда не потерян, пока мы в это верим.

Они вернутся, и мы вместе непременно выпьем цикорры. А пока мы зажигаем огонь, чтобы они знали: мы верим и ждем.

Льдистый залив, вечер двадцать шестого орботто.

Никто и не заметил, как темнота упала на палубу, а злой пасмурный ветер улетел прочь. Цикорра едва отправилась охлаждаться на противень. Аврора куталась в одеяла в полузабытьи, и змеи свернулись клубками под ее боками. Я теребила теплый хвост Алисы, уже затрудняясь пересчитать количество ворчливых «оторвешь» в ответ, и сменяла заре компрессы.

Укрыться в каюте она отказывалась наотрез, чтобы в каждый возможный миг выглядывать в море.

Риньи выбрался на руках Агоры и Соции совершенно мокрым и торжествующим одновременно с докладом уставшего Китэ «Капитан, течь устранена, бунтовщик в карцере, затычек из ушей никто не вынимал».

Сирены Льдистого залива на этой фразе расхохотались. Они тоже добрались до кормы и уселись на фальшборт, капая морской водой на доски. С новой перспективы с интересом разглядывали «Искателя» и высыпавших из трюма на палубу, потерявших челюсти матросов.

И я не имела ни малейшего понятия, стоит им позволять или нет. И стоит ли матросам открывать уши, не закончится ли это новым массовым прыжком в холодное море…

Тоскливо искала в темноте четыре синие точки. Или хотя бы две, признаться малодушно. Но не находила ни одной.

Алиса снова ворчала «оторвешь».

Тогда Хью Блейк предложил сиренам чашечку цикорры и душевный вечер в компании матросов империи ОК. Для гарантии перемирия он потребовал по серебряной чешуйке с хвоста. И только тогда позволил матросам вынуть затычки из ушей. Отдал команды, закрепляя штурвал: «Гроты и фок убрать!», «Кливера долой!» и прочее.

Вероятно, чешуйки что-то значили особенное.

Переодевшийся в сухое Жиль Риньи упал в притащенное плетеное кресло и объяснил эти маневры тем, что «Искатель Зари» ложится в дрейф до утра, что очень мудро, учитывая, что мы ждем капитана и квартирмейстера, да и неизвестно, что за берег перед нами.

— Нормальный берег, — пожала плечами одна из сирен.

Я задумчиво толкла в каменной ступке еще теплые зерна — хоть им и следовало после прожарки отлежаться хотя бы неделю для лучшего вкуса — и прятала подбородок в серапе, только уже и оно не спасало. От бессознательных переживаний, дневных ледяных душей и компании сирен мне было не по себе. Но если мы за мир… то нечего растить предубеждения…

Агора, явно отчаянно ревнуя к вполне осязаемой особи женского пола, проскрипела:

— Знаем мы ваше «нормально».

— Каннибалам верить нельзя, — поддержала товарку Соция.

Мы с доктором Риньи переглянулись, подняв брови, и даже расхохотались. Какое знакомое… понятие.

— Кто такие каннибалы? — спросила вышеназванная Нарви.

Ответил ей уже доктор:

— Те, кто практикует хищничество внутри вида.

— Но мы с вами — разных видов, — возразила подруга Нарви.

— К тому же, говорят, и вы варили похлебку из хвостов мерзлячек. Чем не хищничество?

— Ложь, — прокашляла идеалистка Аврора, ворочаясь между змеями. — Никому на «Искателе» такое бы и в голову не пришло.

Я торопливо кашлянула, услышав многозначительный хмык Алисы под подбородком и чьи-то смешки на трапе:

— Говорить так — говорили. Но это был морской медведь.

Нарви наклонила голову, принимая довод, и огонь зловеще отразился от ее острых, вполне человеческих черт лица, на которых вспыхнуло восхищение при взгляде на пламя.

— И почему же суп из хвоста медведя — благороднее, чем из хвоста сирены?

Я не нашлась, что ответить. Доктор Риньи хмыкнул в бороду и усмехнулся в кулак. Алиса буркнула: