— Ты просто ревновала ее к брату, — напомнил один из этих насекомых размером с кулак.

— И ничего ты не решаешь сама, как видишь.

— Все решают чувства.

Я ударила ладонью по коленке.

— А вот и не все. Пошли прочь!

Фарр вздохнул.

— Эта горечь и безвыходность… Сестренки мои, почему счастье улыбаться выпало мне, а не вам? Я чувствую себя виноватым. Должно было бы случиться наоборот.

И неловко усмехнулся. Я скорчила рожу.

— Наслаждайся, братец. Разрешаю. Ты честно заслужил, вот правда. А я… завтра замуж выхожу, за потомка самого Видящего, на свеже нанесенном на карту острове, возле камня из звездной пыли — разве, по-твоему, я несчастлива? Доброй ночи, и не задавай мне больше глупых вопросов.

Остров Гудру, седьмое орботто.

Я проснулась от того, что кто-то совершенно беззастенчиво шарил руками по моему телу. Завела руку для пощечины или затрещины в тот самый момент, как открыла глаза. И увидела только темноту.

Мое запястье поймали в воздухе, а маску поправили, и в прорезях я увидела… ухмыляющегося в предрассветном тумане Чака Кастеллета. Он приложил палец к губам. Моим губам!

— Тихо, все еще спят. Где цитрусовое? Не могу найти.

Я дернула запястье, и, когда оно полетело куда-то вбок вместо куда следовало, совершила неприятное открытие, что конечности онемели и превратились в плети.

— И поэтому ты меня лапаешь⁈

Со злым отчаянием я пыталась растереть хотя бы руки. Дублет Фаррела валялся в траве отдельно от меня, предатель.

— Брось, Тиль, в конце концов — ты моя жена. Имею право.

Я вспыхнула.

— Ничего не имеешь! Мы еще… не поженились.

Руки не слушались. Кровообращение, кровообращение…

— Свадьба сегодня — договорились ведь. Да и фамилию ты себе заранее прикарманила. Хватит чваниться, где зелье? Скоро рассвет, пора приводить Фриду в чувство.

— Вот скажу деревьям… — пробубнила я.

Кастеллет закатил глаза, а потом обличительно ткнул в костер.

— Они тебе не помогут — вон ты их сколько умертвила.

— Так мы… для дела.

Я не была уверена, кто из нас двоих прав. Может, надо где-то вырезать узор друидов?..

— Видящий, Тиль! — Чак обхватил мое правое плечо и начал жестко растирать сверху вниз. Следом второе: кровь наконец побежала по телу. — Воспитание при дворе приносит одни пороки!

— Ты его вовсе не получил, — отбрила я, со злорадством шевеля пальцами — удачно! — Жан-Пьери отлучили от двора ой как давно.

Кастеллет уже принялся за обтянутые штанами ноги, и я не стала ему мешать. Становилось тепло, тело будто возвращалось ко мне. Я попыталась помассировать шею, и она отозвалась закаменевшим нытьем. Дублет от росы промок, увы, и теперь был бесполезен.

— Вот уж о чем я не жалею, — запыхавшийся голос Чака звенел застаревшей обидой. — Пусть горит ваш Вестланд в огне. Я туда не вернусь.

— Тебе и нельзя. Поймают и отрубят голову на площади Увядших Роз.

— И ты станешь вдовой.

Чак хлопнул меня по коленкам так хлестко, что я подскочила на месте.

— Ну? — он встал и протянул руку в требовательном жесте.

Я полезла рукой в корсет под рубахой. Повезло, что он туда не добрался… И снова покраснела. А если однажды захочет?..

Кастеллет отобрал склянку и поспешил к Фриде. О, только теперь я уяснила, что он, как и Фарр, остался в одной рубахе, а своим красным сюртуком укрыл девочку. Усмирив возмущение собственным женихом и страх перед совместным будущим, я подобралась поближе и заглянула через его плечо, вытягивая шею.

Чак осторожно приподнял голову спящей Фриды, приоткрыл ей губы, влил несколько капель. У меня вырвалось:

— Когда-то я тебе нравилась.

— Нравилась⁈.

Кажется, это утверждение Чака удивило и позабавило. Один из моих мотыльков подлетел к нему и шикнул:

— Сам ведь говорил, что друзья навек.

— Ах, это… Тиль, ты же слышала, что сказала моя ящерица — кстати, я назвал ее Алисой — я не умею любить и мне нельзя верить. Так что не позволяй вешать себе лапшу на уши — ты казалась мне умнее.

Вгляделся в лицо Фриды, влил еще пару капель.

— Надо медленно, постепенно… Кажется, так говорил Звездочет…

Имя дал — надо же, никому из нас и в голову не пришло. Но для приручения это хороший шаг.

«Я не умею любить и мне нельзя верить».

— Ты же знаешь, что Алиса врет, Чак, — ответила я спокойно и встала, разминая ноги. Развесила дублет на рогатине у костра. — Ты любишь своего брата, ты любил отца — иначе бы не ввязался в эту глупую революцию… — я коснулась плеча жениха, он стиснул челюсти и ничего не сказал. — Просто способ выбрал неверный. Но ты очень даже умеешь любить, Чак. И так радовался, что хотя бы я тебе верю.

Я похлопала жениха по плечу. Он сбросил мою руку и покосился с укоризной:

— Давай без этого, Тиль. Ты мне не друг и никогда им не будешь, я наврал тебе в Стольном.

Я пожала плечами.

— И потом еще на «Искателе».

— Разве?.. — Кастеллет почесал затылок. — Ну, я просто был разбит.

Снова рука зачесалась залепить ему пощечину. Подонок! Мерзавец! И я хотела ему верить, а он… Что ж, Тиль, соберись. Чувства прочь. Факты — вот, что имеет значение.

— Кем я буду — решать не тебе, Чак, — вскинула я подбородок. — Ты сначала разгляди, кто ты сам, а уж потом и поговорим. — И сменила тему: — Любопытно, пришел ли «Искатель» на наш сигнал — ты не видел?

Я заложила руки за спину и подошла к обрыву. Солнце вот-вот встанет, и небо на востоке, позеленев, добавило призрачных красок и туману, окружившему наш лагерь. Только у костра мгла отступала, но море и лес, да и сама кромка обрыва были надежно ею укутаны. Ничего внизу не видно, кроме зеленоватого молока тумана.

— Он ведь лжет, да? — спросил над ухом мотылек.

Я кивнула.

— Определенно.

— Мы будем его разоблачать?

— Не знаю… Не уверена, что мы имеем на это право.

— Но мы будем его женой. Это же на всю жизнь, Тиль!

— Мы можем поговорить с Алисой.

Я фыркнула. Скажи мне кто в Стольном, что через четыре дня я буду болтать с частями своего сознания о том, как разоблачить мошенника, которому «мы будем» женой вовсе не потому, что люблю… А и люблю при этом тоже, но ему в первую очередь знать о том не положено…

— Поговорите, — разрешила я, сомневаясь, что это что-то даст.

Просто он, и вправду, привык врать сам себе. Мы все врем сами себе. Я вот тоже врала, что не скучаю… по родителям. Я нагнулась, нащупала на траве конец земли и осторожно села, свесив ноги. Оперлась руками за спиной и вдохнула тумана полной грудью. Хорошо…

Тихо. Тишина, туман, вечность.

И что нас ждет сегодня? Всего-то инсценировать свадьбу, забрать мальчишек и прыгнуть в воду с этого самого места. Так, ерунда, проза жизни, Тиль. Я усмехнулась и вытащила из корсета охранку. Тепленькая… Ах, и не позаботилась ведь выковырять из деревяшки кристалл. Обернулась и тихонько позвала:

— Чак!

Он выступил из тумана рыжим пятном плавно проявляющегося силуэта.

— У тебя есть нож?

Ящерица Алиса уютно свернулась воротником у него на плечах и, кажется, дремала. Чак, улыбаясь так искренне и мечтательно, как и у библиотечного клена не случалось — а это были наши самые безоблачные минуты — почесывал ей подбородок. Рыжая, как он сам, Алиса урчала. У меня брови поползли на лоб.

— Всегда мечтал о домашнем питомце, — шепотом ответил вернувшийся к полному благодушию жених. — Но образ жизни не позволял. Зачем тебе нож?

— Вытащить ларипетру, — продемонстрировала я дощечку. — Забыла совсем.

— Растрепа. Держи.

Он вытащил из-за голенища сапога складной и протянул мне, опускаясь рядом на корточки. Я ковырнула тут, там — не получалось. Как же они вмонтировали?.. Повертела дощечку так и эдак, жмуря глаз, но маска мешала разглядеть под нужным углом и то и дело царапала лицо.