— Как скажете, ваше благородие. Вот эти вещи положите в чемодан, а вот это…

— Я понял, ступай.

Мне не терпелось остаться наедине с самим собой. Подумалось, что в спокойной обстановке быстро всё вспомню, поскольку в голове постепенно начало прояснять.

Когда слуга ушёл, я первым делом посмотрел на себя в зеркало. В отражении обнаружил паренька ненамного старше того, который мне встретился на втором этаже, роста чуть ниже среднего, с острыми чертами бледного лица и тусклым взглядом. Память подсказывала, что юношу в зеркале звали Вячеслав, а фамилию я уже слышал несколько раз за последние минут пятнадцать.

Также вспомнилось, куда мне предстоит отправиться. Я должен был поехать в Москву, в школу для заклинателей. Это считалось обязательным. Закон такой или что-то вроде того. Уезжал навсегда. Отчим не желал, чтобы я жил в его доме. Мать не возражала, но она не имела здесь голоса. Её образ вспоминался с теплотой, а вот отчим… Вячеслав ненавидел его лютой ненавистью. От этих эмоций я никуда не мог деться, хоть и плохо понимал, чем они вызваны.

Я запихнул в чемодан вещи, сложенные стопкой на кровати. Переоделся в лежащий здесь же костюм, состоящий из чёрных брюк и длиннополого старомодного пиджака (или, скорее, сюртука) синего цвета, под который надевались широкая рубаха с накрахмаленным стоячим воротником и жилетка. На шею требовалось повязать чёрный платок — что-то наподобие галстука.

С чемоданом в руке я спустился по боковой лестнице на первый этаж, прошёл по коридору в просторный холл с зеркалами и блестящим мраморным полом. У крыльца меня ждал большой бордовый седан с обтекаемыми формами и дутыми передники крыльями, как у машин пятидесятых годов двадцатого века, с хромированными бамперами и колпаками колёс. Возле автомобиля стоял высокий, светловолосый мужчина в шляпе и жилетке.

— Здравствуй, Вячеслав, готов ехать? — поприветствовал он меня весьма дружелюбно. — Клади чемодан в багажник — и поедем уже. В школе будешь днём. Как раз освоишься за полдня.

Мужчина этот был моим приёмным дядей Валентином Васильевичем, и к нему я не испытывал отрицательных эмоций. Он открыл багажник, куда легко поместился мой чемодан, я устроился на переднем кресле рядом с водительским местом. Салон был обтянут бордовой кожей и приятно пах, а на приборной панели блестели хромированные детали.

Дядя сел за руль:

— Ну всё… в путь! — он захлопнул дверь и повернул ключ в замке зажигания.

Когда мы выехали за ворота, я бросил последний взгляд на дом и почувствовал облегчение. И в то же время в груди защемили отзвуки тоски.

— Вот и всё. Твой сын уехал, — Сергей Миловидов стоял у окна, наблюдая, как от ворот отъезжает бордовый «Буцефал» Валерия. — И лучше бы ему больше не появляться в моём доме.

— Почему ты не позволил мне попрощаться с собственным сыном? — Светлана сидела в кресле и теребила в руках платок, которым то и дело промокала глаза, стараясь сдержать слёзы.

Сергей развернулся и уставился на жену недовольным, давящим взглядом:

— Ты вчера с ним прощалась. Сколько можно? Ты из него барышню кисейную хочешь сделать? Он и так никчёмный, силы почти нет. Пусть хотя бы духом будет крепок — ему это пригодится в мире, где таких, как он, не жалуют почестями.

Светлана хотел возразить, но понимала, что слова не помогут. Она прекрасно знала, как родные сыновья Сергея — Александр и Дмитрий — обращались с Вячеславом, и как Сергей пропускал мимо ушей любые жалобы и просьбы осадить ребят. Он и слушать ничего не хотел. Он утверждал, что таким образом укрепляет дух мальчика, а Светлана считала, что только хуже ему делает. Правда, в доме этом её слово значило ещё меньше, чем слово дворецкого или кухарки.

По достижении семнадцатилетия Вячеслав был обязан отправиться в школу для заклинателей. Там он проучится до двадцати лет, а дальше его ожидала самостоятельная жизнь. Сергей не желал, чтобы Вячеслав возвращался в его дом, и, пожалуй, так для мальчика будет лучше всего. Здесь он не найдёт покоя и теплоты семейного очага.

А сейчас Светлану мучила тревога. Вячеслава и в гимназии часто обижали те, кто обладал большей силой, а следующие три года мальчику и вовсе предстояло провести в закрытом учебном заведении, где неизвестно, какие порядки царят. Сергей словно специально выбрал худшую школу из всех возможных — московскую пятнадцатую, где учились по большей части простолюдины из пансионатов и слабые дворяне из обедневших семей. Материнское сердце Светланы разрывалось от беспокойства за сына. Каково ему там будет в окружении подлой черни?

— Я свой долг выполнил, — добавил Сергей. — Я вырастил твоего сына, как собственного, дал ему всё, что полагается. На этом моё дело окончено.

— И я благодарна тебе, — Светлана шмыгнула носом и промокнула глаза платком. — Но тебе не кажется, что мы поступаем с ним слишком… жестоко? Пусть Вячеслав не одарён большой силой, но это не значит… что его нужно отдавать в такое место.

Светлана редко возражала мужу, но сейчас её переполняли эмоции.

— Жестоко? — Сергей с недоумением посмотрел на супругу. — Разве я не был милостив к вам? Я спас вас от банкротства и позора, я заботился о твоём сыне, дал ему кров и пищу, оплачиваю учёбу, а ты говоришь о жестокости? — Сергей подошёл к Светлане, затмив солнечный свет, льющийся из окна. Бородатое лицо мужа выражало угрозу, нависшую над бесправной женщиной. — Или, по-твоему, я должен тратить деньги на тренеров для этого немощного слизняка? Ты этого хочешь?

— Нет, — испуганно покачала головой Светлана. — Я не говорю, чтобы ты тратил свои деньги…

— Иногда мне кажется, что ты недостаточно мне благодарна.

— Я благодарна тебе. Почему ты так думаешь? Я вовсе не хотела, чтобы ты считал меня неблагодарной. Прости, если мои слова прозвучали слишком грубо.

— Иногда твои слова не слишком благоразумны, жена, — голос Сергея прогремел грозным укором. — Сколько раз я говорил, чтобы ты десять раз подумала, прежде чем мне возражать. Я понимаю, ты переживаешь за своё чадо. Понимаю, да, можешь себе представить… Но чтоб я больше не слышал эту ерунду из твоих уст, — Сергей прошёл к широкому резному столу с бархатной зелёной столешницей, налил из графина воды в стакан и как бы между делом бросил: — Можешь идти.

На дорожном знаке я увидел перечёркнутое название города, который мы покидали — Тверь. До Москвы, столице здешней Российской империи, было не так уж и далеко: дядя сказал, домчимся за пару часов.

Голова по-прежнему раскалывалась, но хотя бы мысли стали проясняться, и мои собственные воспоминания отделились от воспоминаний нового тела.

В своём мире я был последним магом на Земле, а, возможно, и человеком. Великая война, разразившаяся между сильнейшими заклинателями, превратила планету в безжизненную пустошь с отравленным воздухом. Мощнейшая магия привела к серьёзным изменениям в подпространстве, и последствия оказались катастрофическими.

Мне довелось поучаствовать в той войне на стороне одной из империй. Я был одним из сильнейших заклинателей и тоже сделал свой невольный вклад в уничтожение жизни на Земле. Я выжил и собственными глазами видел, как погибает мир, как он погружается во тьму жестокого, безысходного кошмара, в котором нет надежды на спасение. Я понимал, что однажды сгину и сам, не оставив следа, как сгинули все, кто был до меня, и потратил многие годы, чтобы найти способ всё исправить.

Выход, в конце концов, нашёлся, пусть и не такой, какой я ожидал. В древней книге обнаружилось описание ритуала, способный перенести меня в параллельную Вселенную, где не было катастрофы, где подпространство остаётся в норме, а жизнь продолжается. У меня получилось… но с одним нюансом: перенёсся не весь я, а только мой дух, вселившись каким-то образом в местного обитателей. Как? Хороший вопрос. Дух Вячеслава, похоже, покинул тело, но кто или что его убило, я до сих пор понять не мог. Неужели, и правда, солнечный удар? Жара на улице сегодня стояла дикая.