— Вещественные доказательства аккуратно собираем! Евсеев! Освободи заложника! Павел Трофимыч! Где Трофимыч?

— Здесь-здесь, иду!

— Осмотрите заложника, пожалуйста.

— Да-да, сию минуту.

— А это у нас кто?

— Ткачук Зинаида Михайловна, — усмехнулся я. — Добровольный помощник следствия. Примчалась исключительно по зову сердца. Да, Зинаида Михайловна?

— Так, Калинин, займись-ка этой гражданочкой. Жаров, ну, я смотрю задал ты здесь жару, да?

— Зачётный каламбурчик, Ирина…

Она удивлённо подняла брови, уставившись на меня, и я добавил:

— Артуровна.

Она хмыкнула и повернулась к уркам.

— Ну, что, Голод, я предупреждала, что возьму тебя за яйца? Чё молчишь? Взяла.

Он, отвернулся и смотрел в сторону окна.

— Взяла, и теперь ты в моей власти. Захочу, сожму кулак и сделаю из них гоголь-моголь. Захочу, оборву, нахер. А захочу, в тисках зажму. Как тебе такая перспектива? Я обещала, что посажу тебя так, что уже не выйдешь? Я свои обещания исполняю обычно.

— Товарищ майор, — подскочил к Ирине зелёный лейтёха. — За павильоном было, в машине Храпова.

Он протянул увесистый бумажный пакет. Она заглянула, хмыкнула и повернулась к человеку-бульдогу.

— Ну что, Храп, арсенал с собой возишь? Пистолет, холодное оружие, ты будто явку хотел оформить, да?

Храп молчал, сказать было нечего. Это добро из его дома отца в машину полложил Саня. Неоднозначный, конечно, поступок, ну а чего ты хотел? Если ты был не отцом, а мудаком, то стоит ли удивляться, когда ловишь ответку?

Впрочем, Храп и не выглядел удивленным. Скорее, отстранённым.

— Надо же, — удивилась Ирина, когда мы с Ткачихой уезжали из городского управления, — поехать хрен знает куда, чтобы вернуть сотрудника на рабочее место. Я с таким ещё не сталкивалась.

Нас допросили по нескольку раз, попросили ткнуть пальцем в каждого из злодеев и подписать кучу протоколов. По согласованной легенде, Голод с подельниками захватил меня в заложники, чтобы заставить использовать связи в бухгалтерии и организовать ограбление заводской кассы в ночь перед выплатой зарплаты.

Довольно нелепо, но, поскольку целью было не раскрытие преступления, а выполнение показателей по борьбе с преступностью и реальное устранение группы Голода, то решено было в этом не копаться. Была написана не слишком правдоподобная история, которая всех устроила — начальство, оперативников, прокуратуру. А Голода с подельниками не спрашивали.

Я свои задачи тоже решил. Теперь меня никто не должен был дёргать по поводу Кофмановских денег. Или почти никто. В общем, всем было хорошо и каждый получил свои ништяки, но был в этой истории один довольно странный момент.

Когда всех задержали, посчитали и идентифицировали, Зубатого на месте злодеяния не оказалось. Его нигде не оказалось, будто и не было никакого Зубатого. Разумеется, исчезнуть он не мог и запрос пошёл в Москву, по месту предполагаемой службы. Но как он мог выбраться из этого замеса, для меня осталось полной загадкой.

Ну и, помимо чисто познавательного аспекта, существовали ещё соображения банальной безопасности. Вся эта чехарда с урками началась исключительно из-за него и его тяги к чужим деньгам. А это значило, что если он такой настойчивый и упорный, то будет искать возможности снова выйти на след денег.

— Так наша задача не просто руководить, — с достоинством ответила Ирине Зинаида, — но и воспитывать молодёжь, быть, если так можно выразиться, путеводной звездой.

Эпическая сила! Не надо нам таких звёзд!

— Ты помнишь, плыли в вышине и вдруг погасли две звезды? — с издёвкой спросила майорша. — Вы, гражданка Ткачук, теперь поняли, какой ценный сотрудник оказался под вашим началом? Это ведь и наш сотрудник, имейте в виду и никогда не забывайте об этом. И тогда всё у вас будет хорошо.

Это была чушь, сказанная для поддержания моего авторитета. Ирина бросила на меня быстрый взгляд и совершенно неожиданно я заметил в нём смешинки. Интересная она мадам…

— Да, да, — согласилась Ткачиха. — Мы сегодня же все условия создадим. И курорты, и профилактории. Всё для героев.

— Только смотрите, не переусердствуйте, не создайте трутня в своём коллективе, — съехидничала майорша.

— Нет, конечно, — замотала головой Зина. — Мы ведь его в ДНД определили. Всё, как вы и… сказали. Польза будет бесспорной. И используем по назначению, опять же…

— ДНД — это отлично, — согласилась Ирина.

— ДНД — это зашибись, — скептически подтвердил и я.

Милицейский бобик повёз нас с Зинаидой по домам.

— А что это за адрес? — напряжённо уточнила моя начальница, когда я назвал улицу, где находилась квартира с картинами.

— Да, знакомые попросили присмотреть за квартирой, пока находятся в отъезде. Так что я сейчас наслаждаюсь собственной ванной и туалетом.

— Понятно, — с недоверием ответила она. — В любом случае, хочу поблагодарить тебя за то, как самоотверженно ты меня защищал. Я-то чуть весь план тебе не сорвала со своей трудовой дисциплиной. Но мне очень приятно… да что там приятно, просто свербит всё внутри от того, как ты бросился на моё спасение, когда эти мерзавцы пытались меня изнасиловать.

Жаль, не додумались им ещё и это впаять. Я усмехнулся.

— Но замок в двери ждёт, когда ты придёшь. Естественно, когда закроешь больничный.

— А муж что? — пожал я плечами. — Не в состоянии?

— Какой муж? — нахмурилась она.

— Ну, ваш. Супруг законный.

— Да, Жаров, действительно у тебя с головой что-то случилось. У меня никакого мужа отродясь не было.

Капец, что только в голове у людей бывает.

Несколько последующих дней я занимался тем, что почивал на лаврах. Докторша Варя продлила мне больничный, придя в ужас от новых травм на моей голове, теперь уже доподлинных, а не вымышленных.

На работу я не ходил и оставался в чудесной сталинке, принадлежавшей когда-то тестю Вадима Андреевича Радько. Он обещал переговорить с супругой насчёт того, чтобы оставить меня здесь на длительный срок. Сейчас она навещала студента сына, пристроенного, судя по всему, на учёбу куда-то за бугор. Так что до её возвращения я мог оставаться в квартире бесплатно.

В мою пользу сыграло то, что со стороны Ирины и со стороны Кофмана, проинформированного мной, Радько слышал обо мне довольно много хороших слов. В общем я оставался жить там.

Всё выглядело очень неплохо, но было, впрочем, одно дело, которое меня беспокоило. Это Настя. Неопределённость наших отношений и немного странный разговор, произошедший через день после таёжных шалостей, поставил многозначительное многоточие. Мне казалось, она была увлечена мной после того памятного спасения. Я же не питал к ней глубоких чувств, но мне она нравилась и непосредственностью, и открытой чистосердечностью. А ещё фигурой и темпераментом.

Тем не менее, мне вполне хватило бы эпизодических встреч. Время, проведённое с ней наедине, оставило очень приятные и на удивление яркие воспоминания. Но делать отношения более глубокими было… преждевременно, что ли. Но, с другой стороны, она не казалась мне девушкой, которая бы довольствовалась редкими встречами вполне определённой направленности. Стало быть, эту ситуацию следовало как-то разрешить.

Поэтому, когда, заглянув на фабрику, я узнал в профкоме, что Настя была записана на ближайшее добровольное дежурство, а какой-то хитрый гусь внезапно заболел, предложил свою кандидатуру. Патрулировать надо было втроём, и с нами был записан некто Виктор Иваньков, наладчик из пошивочного. Я подумал, что после дежурства приглашу Настю в ресторан, или уведу к себе на хату, а там мы заодно и поговорили бы.

Наладчик оказался тощим и сутулым сорокалетним дядькой. Собеседником он был посредственным, всё больше молчал и крякал, посматривая по сторонам. Исподтишка поглядывал на Настю и тогда начинал крякать ещё громче. В случае схватки с нарушителями общественного порядка он тоже не выглядел многообещающим бойцом. Я бы не удивился, если бы он оказался самым слабым в своём коллективе, отправившем его на эту миссию.