— Примерно, как тебе.

— Что как мне?

— Лет ему столько же примерно. Он на химкомбинате работает.

Я хмыкнул. Не знал, что мне лет дофига уже. Саня подошёл к печке и по-хозяйски заглянул, потом зачерпнул совком уголь из ведра и закинул в топку.

— Мы музыку слушаем, ну и так… ерунда всякая, курим там… Он один живёт. Балдеем тут иногда.

— Крутые перцы со своей хатой что ли?

— Как-как? — ухмыльнулся он. — Крутые перцы? Точняк. Хочешь Высоцкого послушать?

— Можно, — кивнул я. — Когда дружбан твой вернётся?

— Да скоро уже. Он в ночь был, просто днём ещё дела кое-какие. Так что, наверное, скоро будет.

Саня подошёл к полированному комоду, взял плоскую картонную коробочку, достал из неё пластиковую катушку и установил на стоявший тут же магнитофон, «Комету» или «Ноту».

— Что за аппарат? — спросил я.

— «Комета» двести девятая. Классная.

Он заправил ленту, протянул её и намотал ярко-розовый кончик на пустую катушку. Провернул её пальцем и нажал кнопку. Раздалось шипение, а потом зазвучала известная всей стране гитара.

Я кричал: 'Вы что там, обалдели?

Что ж вы уронили шахматный престиж!

А мне сказали в нашем спортотделе

Ага, прекрасно — ты и защитишь!

Но учти, что Фишер очень ярок,

Он даже спит с доскою — сила в ём,

Он играет чисто, без помарок…

Ну и ничего, я тоже не подарок,

И у меня в запасе — ход конём…

— Слышал такую? — спросил Саня, довольно улыбаясь.

— Я все слышал, — кивнул я и опустился на диван. — Так кто твой батя? Голод что ли?

— Голод? — удивился он. — Нет. Храп.

— Не знаю такого, — пожал я плечами.

— Ну как… такой… — он нарисовал указательными пальцами два полукруга под глазами. — На бульдога похожий. Храпов фамилия. Вот и Храп.

— Понял… Он не хотел, кстати, чтоб у него в гараже Керн меня допрашивал.

— А-а-а, — протянул он. — На него похоже. На батю моего.

— Уборку делать не любит? Или не хотел, чтобы ты видел?

— Не знаю, — пожал он плечами. — Наверно уборку….

— А ты?

— Чего?

— Ты так и не сказал, почему решил мне помочь.

— А чё говорить-то? Ты вроде нормальный дядька.

Дядька, значит…

— Я вообще, — продолжил он, — не хочу со всем этим дел иметь. Не хочу, чтоб у меня дома постоянно кто-то орал от боли. Так что, восемнадцать исполнится, пойду в армию, оттуда в училище военное и всё, ищи ветра в поле. Служу Советскому Союзу. Мне эта жизнь бандитская вот уже где.

Он провёл ребром ладони по шее.

— Не хочешь, значит, трудовую династию строить? — хмыкнул я.

— А она не трудовая. Вон, мать из-за этого всего раньше времени…

Саня замолчал и махнул рукой.

— Ты в каком классе учишься?

— В девятом.

Мы помолчали.

— А если батя узнает, что это ты мне помог?

— Да похер. Он и так поймёт. А вот если Голод догадается… вот тогда херово будет. Он нам всё перевернёт. С ног на голову поставит.

— Головорезов своих натравит?

— У него только Керн головорез. И то, если выживет. Да ещё батя мой. Ну, и шваль всякая.

— Да ладно. Сегодня я сам видел пятерых крепких парней.

— Эти да, но они редко появляются. Приезжие какие-то. Неместные они. Три дня по дому ошивались, но как приехали, так и уедут. Затевают что-то, вот и припёрлись. Типа сходки у них было. Но они сегодня свалят, так что мне они вообще до фени.

— А мент?

— Милиции не было. Мента я бы запомнил.

М-да… мент был, ещё как был. Аж из самой Москвы приехал. И в покое он меня не оставит. Бабки Кофмановские житья ему не дадут. Это точно. Голод тоже просто так это не забудет. И людишки ради такого дела у него найдутся. Так что сегодня я ушёл, а завтра опять могу у них оказаться. Значит, проблему надо решить, причём окончательно и бесповоротно. Нужен был ход конём, одним словом.

Мы ещё некоторое время поговорили, а потом пришёл дружбан. Алик. Усатый чувак, недавно вернувшийся из армии и работающий на заводе аппаратчиком. Как я понял, дальний родственник Саниной матери. Предки спились, и он остался один на один с этой жизнью.

Был он некрасивым и замкнутым, так что подругой пока не обзавёлся. Разве что другом. Зато у него был запорожец, старый, но на ходу. Он на этом запорожце и приехал. В этом запорожце меня и повезли в общагу. Засунули на заднее сиденье, накрыли какой-то дерюгой и повезли. Вернее, повёз этот Алик, а Саня пошёл домой.

В общаге меня встретил Давид.

— Ну что, видел друга? — заулыбался он.

— Видел и не одного, а целую толпу друзей, — подтвердил я.

— Это как? — удивился он. — Откуда у тебя столько? Здесь, в смысле.

— Дело нехитрое. Он заходил что ли?

Вот же Зубатый. Впился в меня, сучонок. Высоко ставки задрал.

— Да, — подтвердил мой сосед. — Было дело. Расспрашивал о тебе. Давно не виделись, говорит. Он случайно в Верхотомске оказался, вот и решил тебя найти.

— А ты, — скептически поднял я бровь, — всё рассказал?

— А чё секрет что ли? — насторожился Давид.

— Болтун — находка для шпиона.

— Чё ты сразу начинаешь-то? Я ведь ничо такого не сказал, вообще.

— Не сказал, конечно, они сами обо всём догадались — и о больничном, и о потасовке.

— Ну, а чё такого? Это ж все и так знают.

— Давай так, если ещё кто-нибудь будет вопросы обо мне задавать, ничего не рассказывай, лады? Посылай подальше и всё.

— Как хочешь, — недовольно пожал плечами он. — Как хочешь. Друг всё-таки…

В этот момент в дверь постучали. Я напрягся. По идее, так быстро бандюки не должны были появиться. Да и какой смысл приходить в общагу?

Дверь распахнулась и на пороге появилась Настя.

— Привет честной компании! — воскликнула она. — Чего не открываете?

— Не заперто, — хмуро ответил Давид.

Влетев в комнату, Настя сразу бросилась ко мне.

— Александр Петрович, как вы себя чувствуете? — затараторила она. — Не хуже? А то на работу не пошли сегодня, и я заволновалась.

Ну, надо же, все знают, что со мной, где я и чем занят…

— Вы ложитесь, ложитесь, вам же нельзя на ногах! — не умолкала она. — Я продуктов принесла, сейчас картошку с тушёнкой приготовлю. Вам же нельзя голодом, нужно организм восстанавливать, питаться надо в одно и то же время, иначе могут разные беды со здоровьем возникнуть. Нужно и поливитамины принимать, знаете, и фруктов побольше. Я на рынок завтра сбегаю, груши вам куплю или что уж будет.

— Настя, — попытался остановить её я, — не нужно на рынок.

Но она будто меня не слышала. Она продолжала суетиться, окутывать меня заботой и колдовать над электроплиткой.

— Ваши сказали, что Ткачиха сегодня злая, как пантера, потому что вас не было, а у неё вопрос какой-то срочный. Послала к вам кого-то там, а вас нет в постели при вашем-то постельном режиме. Ох, уж эти начальники, да?

В конце концов я перестал вникать в слова, произносимые Настей и переключился на обдумывание ближайших задач. Давид сначала посмеивался да подмигивал, но потом сдался и он. Преодолеть её поток красноречия оказалось совсем не просто.

Наконец, мы сели к столу. Достали остатки бабушкиных гостинцев, и я едва сдержался, чтобы не накинуться на еду. Оказывается, я страшно проголодался, и теперь мёл всё, что оказывалось в поле зрения.

— Эх, нам только вина не хватает, — причмокивал губами Давид. — Настя, скажи, а ты теперь каждый день здесь готовить будешь? Ты над нами шефство взяла?

— Могу и каждый, — серьёзно ответила она. — Только знаете, у меня же смены, так что каждый, наверное, не получится. Хотя… Думаю, и это можно решить. Я могу готовить несколько порций и тогда…

Что тогда, она не договорила, потому что в дверь уверенно постучали. Мы переглянулись.

— Я посмотрю! — воскликнула Настя и выскочила из-за стола, но дверь открылась и без неё.

Не то, чтобы она прямо отлетела, но распахнулась довольно резко. На пороге выросла внушительная фигура. Это был невысокий, но уверенный в себе мужчина в дорогом пальто. На нём были чёрные сияющие туфли, из-под шарфа виднелась белая рубашка с галстуком.