— Попробуй, — кивнул я, — только вежливо, не надо устраивать допрос с пристрастием.

— Как получится, — Киж усмехнулся. — Посмотрю по обстоятельствам.

Пока он ходил в гостиницу и беседовал с хозяином, я с Таней и Диего устроился в трактире чуть дальше по улице. Ещё не распущенной «ловчей сетью» я проверил кухню и рискнул заказать простую яичницу. Таня ограничилась чаем, а Диего приказала принести бутылку какого-то пойла. Впрочем, этим она не удивила — на примере Кижа я уже знал, что поднятым покойникам алкоголь не вредит, а служит жидким «топливом» для функционирования тела. Есть они ничего не могут, а вот спирт участвует в загадочном мёртвом обмене веществ.

— Почти ничего, — хмуро бросил вернувшийся Киж и приложился к бутылке испанки. — Жили четверо, пруссаки-цверги, уехали сегодня утром, заплатили до копейки. Примет хозяин не помнит.

— На чём уехали?

— Карета вроде бы, но не точно. Куда поехали — неизвестно.

Ниточка оборвалась, так и не размотавшись. В молчании мы закончили со вторым завтраком и вышли на улицу.

— Куда теперь, Константин Платонович? Поедем дальше? Всё равно книги найти не сможем.

— Погоди.

Я зацепился взглядом за мальчишку, который подметал мостовую перед гостиницей.

— Эй, малец! Ты, ты. Подойди-ка сюда.

Мальчик лет десяти на вид, полукровка-цверг настороженно приблизился к нашей компании.

— Ты у Папаши Клауса работаешь?

— Ну.

— Рубль заработать хочешь?

Он посмотрел на меня с подозрением, но согласно кивнул.

— Утром уехали четыре постояльца. Видел их?

— Ну!

— Как они выглядели?

Мальчишка пожал плечами.

— Да обычно. Один дворянин такой, всё время голову задрав ходил и кривился, ничего ему не нравилось. Ещё дядька был, лицо такое суровое, будто стукнуть хочет. Со шрамом на щеке, вот таким, — он показал на себе, прочертив пальцем от виска до уголка рта, — ну и двое ещё, только я их не разглядел.

— На какой карете они уехали? Герб, может, заметил?

— Да не было там герба. Карета старая, дядька со шрамом ворчал, что выбросить её давно пора. На ней даже надпись гвоздём кто-то нацарапал, только я прочитать не смог, что написано.

— У тебя отличная память, — я бросил ему серебряный рубль, — молодец.

— Может, ты ещё знаешь, куда они поехали? — спросил Киж.

— Знаю, — пацан улыбнулся, продемонстрировав дырку от выпавшего зуба. — Дворянин говорил, что надо к вечеру до Данцига добраться, их там ждать кто-то будет. А дядька со шрамом ответил, что лошади у них плохие и только завтра приедут.

— Держи, заслужил, — я бросил ему ещё один рубль. — Возвращаемся в гостиницу. Дмитрий Иванович, останешься с Таней, а мы с Диего попробуем их догнать.

Киж недовольно поджал губы, но возражать не стал. Знал, что я не доверяю полностью испанке и не хочу выпускать её из поля зрения.

— Ты не веришь мне, Констан, — бросила Диего, едва мы выехали на тракт.

— Доверяй, но проверяй. Ты пока не показала свою верность.

Она пожала плечами.

— Можешь не верить, но я не предам тебя. И девицу твою буду защищать, если потребуется. Я поклялась тебе и… — она нервно дёрнула щекой, — и Ей.

— Кто знает. Вдруг отцы-инквизиторы сумеют тебя уговорить?

Диего хрипло рассмеялась.

— Ты шутишь, Констан? Никто не будет говорить со мной. Оживших покойников стараются сжечь сразу же — святые отцы считают, что они не обладают разумом, а вместо них вещают демоны. А укус мертвеца превращает живого в такого же раба дьявола. Contra vim mortis non est medicamen in hortis!

— Letum non omnia finit, — я улыбнулся, вспомнив уроки латыни. — Надеюсь, ты это уже поняла.

Губы испанки скривились.

— Это подобие жизни, Констан, без радости и удовольствия. Но я благодарна за неё.

— Насчёт удовольствий спроси Дмитрия Ивановича. Он тебя научит, как брать от смерти всё.

— La mierda del toro, — буркнула Диего и отвернулась, не желая продолжать разговор.

Я не стал настаивать — ей только предстоит научиться жить в новой ипостаси. Уверен, она ещё найдёт положительные стороны в деятельном посмертии, как тот же Киж. В крайнем случае, я просто верну её после нашей миссии за грань и отпущу в посмертие.

Верхом на хороших механических лошадях мы могли примчаться в Данциг ещё до сумерек. Но этого и не потребовалось: нужная карета обнаружилась неподалёку от Эльбинга. Она стояла на обочине дороги со сломанной задней осью, а рядом суетились двое слуг, бестолково пытаясь починить её своими силами. Дядька со шрамом тоже был на месте — стоял рядом, сложив руки на груди, и покрикивал на нерадивых работничков. На двери кареты красовалась надпись на немецком с просьбой помыть несчастный экипаж.

Мы с Диего переглянулись, обменялись кивками и остановили лошадей.

— Судари! — я изобразил приветливое выражение лица. — Вам требуется помощь?

Дядька со шрамом обернулся, окинул меня цепким взглядом, а Диего удостоил лишь кратким мазком. Глаза у него были злые, а тонкие губы сжаты в ниточку. Судя по выправке и тому, как он сразу же опустил руку на эфес шпаги, в прошлом он немало послужил.

— Нъет, нъе требуется. — В голосе чувствовалось неприкрытое раздражение.

— Вы уверены? Застрять на ночь глядя далеко от жилья — не слишком приятное занятие.

— Мы обходиться без ваша помощь. Проезжать мимо!

Его прусский акцент напомнил времена войны с Фридрихом. Подозреваю, что мы с этим дядькой могли участвовать в одних и тех же битвах, только с разных сторон.

— Ах, сударь! Христианский долг требует, чтобы мы помогали ближнему.

Дверь кареты распахнулась, и появился ещё один цверг. Молодой, с холёным надменным лицом и активированным Талантом. Он презрительно зыркнул на меня и бросил через губу:

— Сударь, вам ше сказано — езшайте!

Я сделал вид, что не заметил его, повернулся к Диего и озабоченно сказал:

— Видимо, карету перегрузили чем-то тяжёлым, вот ось и сломалась. Надо сначала выгрузить всё лишнее, а потом уже чинить.

— Согласна, — она усмехнулась, подыгрывая мне, — так они до утра возиться будут.

— Я же сказать, — повысил голос дядька со шрамом, — вы должны уехать. Мы не желать вас видеть!

— Сударь, между прочим, это не ваша дорога. Может, мы остановились для отдыха? Так что не надо нам указывать, что делать.

Дядька насупился, а во взгляде появился неприкрытый гнев.

— Я бы на их месте, — продолжил я разговор с Диего, — облегчил карету и поставил ровно для начала. Чинить, когда она так перекошена, — пустая забава.

— Думаешь? — Диего цыкнула языком. — По-моему, проще бросить эту развалюху, чем ремонтировать. Я бы в такой ужасный экипаж никогда не села.

Дядька и молодой цверг о чём-то перешёптывались, кидая на нас сердитые взгляды.

— А вдруг они везут ценный груз? Не на себе же им тащить тяжёлые сундуки.

— Какие сундуки, Констан? Скорее уж книги, золотом там и не пахнет.

Диего поняла, что я их провоцирую, и специально упомянула книги. Но молодой цверг среагировал не на них.

— Это он! Он! — Палец дворянина указал на меня. — Кунерсдорфский мясник! Убийца Фридриха!

Глаза дядьки со шрамом округлились. Он выдернул шпагу из ножен и бросился к нам. А молодой дворянчик сложил руки перед собой, творя огненный всполох.

— Смерть убийце!

Дядька завопил, целясь шпагой мне в грудь. Но не успел пробежать и двух шагов, как грохнул выстрел — Диего спустила курок выхваченного из седельной кобуры «громобоя».

Он зарычал, будто не замечая раны, и прыгнул вперёд. Шпага протянулась ко мне, будто жало, но я не собирался подставляться под удар. Резко развернул лошадь на цверга и ударил пятками. Многопудовый механический конь снёс дядьку и чуть ли не втоптал его в землю.

Походя я отмахнулся от огненного всполоха, брошенного дворянчиком, и поскакал прямо на него. К чести мага, он не стал убегать, а попытался сотворить ещё одно заклятье. Но не успел. Моя шпага плашмя опустилась ему на темечко, заставив потерять сознание и рухнуть в дорожную пыль.