В долгосрочной перспективе потеря континентальных владений Иоанна не столько разрушила Анжуйскую империю, сколько изменила ее. После утраты Нормандии, Анжу, Мэна и Пуату преемники короля направили свои политические амбиции на непосредственных соседей на Британских островах. Именно в Уэльсе, Шотландии и особенно Ирландии они смогли восполнить понесенные потери{377}. Однако такие успехи еще больше укрепили разрыв между Англией и Нормандией. До 1204 года можно было быть одновременно нормандцем и англичанином, после – уже нет.

Последствия сказались как на Нормандии, так и на Англии. В X, XI и XII веках нормандцы заявляли – имея на то определенные основания, – что они занимают уникальное положение среди народов Северной Франции. Только они были потомками викингов-норманнов, о чем говорило их этническое наименование. Они оставались политически обособленными и, как правило, идентифицировали себя как французов исключительно в языковом и культурном контекстах – в обращениях королевских указов или при участии в крупных заграничных военных кампаниях, например в Крестовых походах. После завоеваний Филиппа все изменилось. Теперь нормандцы мало чем отличались от анжуйцев и пуатевинцев. Нормандская идентичность постепенно растворялась во французской.

Потеря Нормандии в 1204 году, возможно, и не вызвала политического и культурного раскола между герцогством и английским королевством, но обеспечила условия для того, чтобы он возник. Англо-нормандская аристократия уже некоторое время отождествляла себя с английской, теперь же пути назад не осталось. Предстояли новые завоевания, но образующаяся империя станет подчеркнуто английской{378}. Империй нормандцев больше не будет. Или все-таки будут?

Если на Британских островах в начале XIII века нормандское влияние стало ослабевать, то в Германии оно только начиналось. Через восемь лет после унизительной потери Иоанном Нормандии на трон сел молодой Фридрих II. В начале декабря 1212 года его короновал в Майнце архиепископ Зигфрид, крупнейшая фигура германской церкви, и вскоре король начал расширять свою власть в государстве.

Фридриха часто считают архетипическим «германским» правителем. Он был представителем династии Гогенштауфенов (Штауфенов), которая время от времени правила в стране с 1138 года, а свое имя получил в честь самого известного германского средневекового императора Фридриха Барбароссы (деда по отцовской линии). Однако эти признаки преемственности вводят в заблуждение. Фридрих имел лишь половину немецкой крови, а в культурном отношении до мозга костей был сицилийским нормандцем{379}. Его мать Констанция была младшей дочерью Рожера II и родилась вскоре после его смерти в 1154 году. Сам Фридрих появился на свет в конце декабря 1194 года на итальянской земле – в городе Ези на берегу Адриатического моря. Даже его имя при крещении не было полностью немецким: не просто Фридрих, а Рожер Фридрих, что отражало его смешанное немецкое и сицилийско-нормандское происхождение{380}.

Незадолго до рождения сына отец Фридриха, германский император Генрих VI, получил корону Сицилии в Палермо. Этого ждали уже давно. Когда Генрих в 1184 году обручился с Констанцией, было решено, что он унаследует сицилийский престол, если Вильгельм II Добрый (ее племянник) умрет, не оставив наследника. Однако, когда спустя пять лет так и произошло, на трон сел племянник Вильгельма Танкред ди Лечче – внебрачный сын Рожера III Апулийского, старшего сына Рожера II. Несмотря на незаконнорожденность, Танкред был полноценным Готвилем и пользовался поддержкой местной аристократии. Поэтому он сумел отразить попытки Генриха и Констанции оспорить трон в 1190–1191 годах. Для Генриха ситуация осложнялась политической борьбой к северу от Альп. Его отец Фридрих Барбаросса только что умер (Генрих, вероятно, узнал об этом во время похода на юг), и власть сына была еще недостаточно прочной. Поэтому вскоре Танкреда предоставили самому себе.

К тому моменту, когда Генрих укрепил свое положение в Германии, изменилась и ситуация на Сицилии. В начале 1194 года Танкред умер. Хотя местные аристократы избрали наследником его сына Вильгельма III, тот был всего лишь ребенком и не смог препятствовать устремлениям Генриха. Поэтому весной Генрих и Констанция двинулись на юг, везя с собой значительные средства: недавно казну пополнил выкуп, который был выплачен за освобождение английского короля Ричарда Львиное Сердце, попавшего во время возвращения из Третьего крестового похода в руки Леопольда, герцога Австрийского. К августу Генрих взял Неаполь, в сентябре – Салерно. А в конце ноября он утвердился в Палермо, традиционной столице Сицилии, и в Рождество состоялась официальная коронация{381}.

Как и в 1190 году, Констанция сопровождала Генриха. Однако в Милане они расстались: Генрих направился с основной армией напрямую в Неаполь, а Констанция неторопливо следовала за ним вдоль побережья Адриатического моря. К тому моменту было уже понятно, что императрица беременна. И поскольку во время предыдущей попытки завладеть сицилийской короной Констанцию захватили в плен салернцы, пара не стала рисковать. На момент замужества, в 1186-м, Констанции было уже 32 года, и похоже, она долго не могла зачать (это ее единственная известная беременность). Поэтому многое зависело от судьбы императрицы и ее будущего ребенка. Столь долгое ожидание наследника помогает объяснить и возникшие позже слухи, будто Фридрих был незаконнорожденным, – их охотно распространяли многочисленные враги династии Гогенштауфенов{382}.

К марту 1195 года Генрих воссоединился с женой в Бари, причем Констанция прибыла туда уже с младенцем. Должно быть, родители были довольны: после многих лет неопределенности им удалось закрепить за собой сицилийский трон и получить наследника мужского пола. Однако объединение сицилийской и императорской корон нравилось далеко не всем. На юге оно раздражало тех, кто продолжал настаивать на правах Вильгельма III. Что еще важнее, оно представляло прямую угрозу для папы, чьи земли теперь с обеих сторон были окружены владениями Генриха{383}. Больше не было возможности натравливать друг на друга немецких и сицилийских правителей, как это делали раньше многие понтифики. Поэтому Целестин III в 1196 году отказался считать Фридриха наследником Генриха. Споры по поводу планов Генриха о престолонаследии все еще продолжались, когда в конце лета 1197 года в Мессине император серьезно заболел и на исходе сентября умер.

За этим последовал долгий период политической нестабильности, особенно сильной к северу от Альп. На тот момент наследование в стране было выборным. Сын предыдущего правителя часто имел преимущество, но, чтобы стать королем (и будущим императором), ему все равно требовалось формальное одобрение германских князей. Для Фридриха это было плохо: маловероятно, чтобы князья поддержали ребенка, особенно того, которого едва знали. Большинство союзников Генриха теперь предпочли кандидатуру его брата Филиппа Швабского (дяди Фридриха). Другие князья, поддержанные папой, выступали за Оттона Брауншвейгского, сына герцога Генриха Льва и английской принцессы Матильды. Престолонаследие стало предметом долгих и ожесточенных споров.

Многое зависело от того, как поведет себя Констанция. Она должна была понимать, что шансы Фридриха сразу и на немецкую, и на сицилийскую короны невелики, а из этих двух надежнее было ставить на вторую. На Сицилии династическая преемственность оставалась нормой, и перспектива получить монарха-ребенка вызывала меньше опасений: в 1166 году на трон в подростковом возрасте взошел Вильгельм II, а в 1197 году одна из фракций стремилась усадить на престол мальчика Вильгельма III. Более того, здесь Констанция могла максимально использовать свое влияние как представительница семейства Готвилей. По счастью, на момент смерти Генриха она находилась в Мессине – крупном портовом городе. Оттуда можно было быстро добраться до Палермо, где Констанция начала организовывать регентство для своего сына. В конце декабря Фридрих уже начал фигурировать в списках заверителей ее указов как «король римлян и Сицилии», а в следующий Троицын день, 17 мая 1198 года, его официально провозгласили королем{384}.