Как и в случае с Балдуином, оставшимся в Эдессе, мы должны быть осторожны в оценках действий Боэмунда как предательства крестового похода. С самого начала этот поход был средством приобретения земель и влияния. Возможно, свежеиспеченный князь Антиохии, как и Балдуин, чувствовал, что уже внес свой вклад в дело собратьев-христиан. Малая Азия благополучно вернулась в руки Византии, а Антиохия, принадлежащая Боэмунду, означала, что в случае взятия Иерусалима он не будет отрезан от христианских союзников на севере и западе. Значительная часть сил Боэмунда осталась с ним, получив земли во владение. Образовавшееся Антиохийское княжество было самым «нормандским» из государств крестоносцев, а потомки Боэмунда оставались его правителями вплоть до завоевания мамлюками в 1268 году{227}.

Однако преувеличивать нормандскую природу государства Боэмунда нам не следует, равно как и недооценивать «нормандскость» других государств крестоносцев. Армия крестового похода не была стабильным формированием: на разных этапах кампании люди переходили от одного военачальника к другому. К 1098 году многие люди Боэмунда были уже не из Южной Италии, а значительное число тех, кто отправился на Восток с ним, возможно, присоединились к другим князьям. Серьезное нормандское влияние можно обнаружить в более позднем Иерусалимском королевстве, которое было расположено южнее княжества Боэмунда. Во многом это объясняется ролью, которую в завоевании и колонизации этого региона сыграли Куртгёз и его люди. Но то же можно сказать и о Танкреде, Боэмунде и их последователях, а в еще большей степени – о тех, кто прибывал потом{228}. Если не считать названия (Антиохия называлась княжеством – так же, как лангобардские государства, известные Боэмунду по Южной Италии), итало-нормандский вклад в государства крестоносцев выглядит довольно противоречивым. Он был значителен в течение одного или двух первых поколений. Однако затем связь разорвалась, и в последующих крестовых походах сицилийское государство было представлено ощутимо недостаточно. Такая двойственность оказалась результатом как случайности, так и замысла{229}. По мере развития крестоносного движения походы становились семейным делом: часто в них поколение за поколением отправлялись представители одного рода{230}. В большей части Франции и в Нижних землях на побережье Северного моря это способствовало участию в походах, однако на юге Италии эффект был обратным. Боэмунд считался паршивой овцой в роду Готвилей, так что ни Рожер Борса, ни его преемник Рожер II не имели причин превозносить его наследие. Более того, большинство людей Боэмунда расселилось вместе с ним на Востоке, и в Италии осталось мало наследников, которые могли бы пойти по их стопам. Кроме того, на Сицилии по-прежнему проживало значительное по численности мусульманское меньшинство. В отношениях с ним Рожер II и его преемники проявляли гибкий и прагматичный подход, и это, возможно, ослабляло фанатичное устремление на Восток.

Не менее важны были и политические события. В 1113 году Балдуин Иерусалимский – тот самый Балдуин, который начинал как граф Эдессы, – женится на Аделаиде Савонской (Аделазии дель Васто), вдовствующей графине Сицилии (бывшей жене Рожера I Сицилийского и матери Рожера II). Балдуин долгое время поддерживал хорошие отношения с нормандцами. Он был сыном Евстахия Булонского, а его первая жена была нормандкой Годеверой (в других источниках – Годегильдой) де Тосни. Союз с Аделаидой обещал распространить эти контакты на нормандцев Италии. По условиям этого брака дети Балдуина от Аделаиды становились его преемниками в Иерусалимском королевстве, в противном же случае трон переходил к взрослому сыну Аделаиды Рожеру II Сицилийскому. Последнее было крайне важно. В то время Аделаида была уже не молода (минимум под 40 лет), а у Балдуина вообще не имелось собственных детей, так что иерусалимский трон с большой вероятностью вскоре освобождался.

И все же итальянское влияние на Святой земле оказалось мимолетным. Зимой 1116/17 года Балдуин тяжело заболел. Перед лицом возможной скорой кончины монарха местная знать объединилась, чтобы не отдавать престол Рожеру II, предпочтя старшего брата Балдуина – Евстахия III Булонского (который тоже некогда был крестоносцем). Сам Балдуин, похоже, был согласен с таким планом – из-за натянутых отношений с Аделаидой, а вскоре после выздоровления попросту выгнал ее, не вернув богатое приданое[32]. Историк Гийом Тирский сообщает, что тогда Рожер II «воспылал неугасимой ненавистью к королевству и его жителям», которая продолжилась в его наследниках{231}. Если в некоторых частях Европы семейной чертой стало стремление участвовать в крестовых походах, то на Сицилии таким же наследственным оказалось недоверие к ним.

Не менее значимую роль сыграло развитие событий в самой Антиохии. Когда в 1130 году умер сын и наследник Боэмунда Боэмунд II, там возникло состояние неопределенности[33]. Молодому принцу было чуть больше 20, и после него осталась только двухлетняя дочь Констанция. Чтобы стабилизировать ситуацию, через несколько лет ее выдали замуж за Раймунда де Пуатье – внучатого племянника Раймунда Сен-Жильского, что существенно изменило политическую ориентацию княжества. Показателен тот факт, что Констанция и Раймунд отказались от притязаний на Таранто, изначальное апулийское владение Боэмунда, которое он и его сын так старательно оберегали. Однако точно так же, как не стоит преувеличивать раннее нормандское влияние, не следует недооценивать его долговечность. Большинство первых пришельцев остались на Востоке – как в Антиохии, так и в Иерусалиме, и нет каких-то свидетельств того, что туда хлынули волной люди из Пуату, связанные с Раймундом. Действительно, этот брак скорее сделал Раймунда Готвилем, нежели Констанцию – пуатевенкой, и их старший сын носил явно итало-нормандское имя Боэмунд{232}.

Точный вклад нормандцев в завоевание Святой земли трудно оценить. Как минимум с конца X века нормандская и французская национальная принадлежность не имели четкого разграничения. Как современный житель Лидса может быть одновременно гордым йоркширцем и англичанином, так и в те времена можно было считаться и нормандцем, и французом (или франком). Византийские источники всегда называли нормандцев франками (так же как английские документы именовали их французами), и то же самое делали и арабские источники. Сами крестоносцы называли себя как раз франками. Многие из них родились во Франции, а остальные говорили в основном на романских языках и претендовали на франкское происхождение. В этом смысле мало что отличало Роберта Куртгёза от Балдуина Булонского, а нормандское влияние – от французского (или даже итальянского).

Как и следовало ожидать, на завоевании Антиохии Боэмунд не остановился. В результате интриг он не только получил главный приз в виде княжества, но и нажил себе заклятого врага. Еще совсем недавно, в 1078 году, Антиохия находилась в руках Византии, и Алексей не собирался мириться с изменой нормандцев. Со своей стороны, Боэмунд продолжал строить планы в отношении Восточной империи. Первые годы после 1098-го ушли на закрепление на территории, а в августе 1100 года Боэмунд неожиданно потерпел поражение от Данышменда Гази и попал к нему в плен. Пока шли долгие переговоры об освобождении, Антиохией умело правил его племянник Танкред. Когда в 1103 году Боэмунд вернулся, продолжить расширение своих владений у него не получилось. После еще одного поражения от турок летом 1104 года князь решил сменить тактику.