— А ведь верно: никак, — просветлело лицо у Зойки. — Ой, Агата, как ты меня успокоила. — И без перехода: — Нет, но ты все-таки понимаешь, почему она такая веселая?

— Нет, не понимаю, — мне уже надоело обсуждать Мити́чкину.

На большой перемене Зойка, прервав наблюдение за объектом, потащила меня за собой в канцелярию, где ей нужно было взять справку, что она действительно учится в нашей школе. Об этом ее попросила мама, а у той потребовали на работе.

— Сейчас возьмем справочку, — говорила на ходу Зойка, — а там, — она указала взглядом на верхний этаж, где мы оставили Мити́чкину и Попову, — может, что изменится. Вдруг они с Климом и Тимом просто еще не успели выяснить отношения?

Я вяло кивнула. По-моему, на этой затее можно было ставить жирный крест. Однако Зойка упорно не хотела верить в провал, и она продолжала строить предположения о том, что Мити́чкина отменит торжество.

Мы подошли к канцелярии. Оказалось, что у входа сидит целая очередь мам с детьми. Зойка взялась было за ручку двери, однако сидящая первой мамаша ястребом кинулась на нее:

— Тут, между прочим, очередь!

— А нам по другому вопросу, — не растерялась Зойка. — Только спросить.

Последние ее слова почти заглушил истошный вопль изнутри:

— А-а!

Воспользовавшись замешательством активной мамаши, моя подруга распахнула дверь, и мы увидели душераздирающую картину.

Оба окна канцелярии по случаю теплой погоды были настежь распахнуты. Из того, которое находилось как раз напротив двери, торчали попа и ноги ребенка. И все это отчаянно билось и извивалось. Голова ребенка, просунутая сквозь плетение кованой решетки, которой были забраны окна, находилась где-то на улице. Однако кричала эта голова все равно оглушительно. Рядом с застрявшим ребенком прыгал другой. Он тоже истошно вопил. И этого второго ребенка я моментально узнала. Вернее, я знала обоих. Кто-то из них был Мишкой, а кто-то — Гришкой Кругловыми. Точнее я в тот момент определить не могла.

Свободный от решетки близнец Круглов, схватив брата за ногу, с силой потянул его на себя.

— Гриша! Гриша! Не надо! — вихрем кинулась к ним женщина, в которой я мигом узнала маму многочисленных Кругловых — Аиду Ипполитовну. — Гришенька! Гришенька, — с криком пыталась она оторвать одного близнеца от другого.

— Я не Гриша, я Миша, — отчаянно брыкался свободный брат. — А Гришка как раз и застрял, во, тупой! — И он принялся часто-часто твердить: — Гришка тупой! Гришка тупой! Гришка тупой!

Гришка исторг новый душераздирающий вопль и отчаянно заколотил ногами, благодаря чему Аиде Ипполитовне и удалось оторвать от него Мишку. Тут она как раз заметила меня.

— Агата! — взгляд у нее был почти безумный. — Держи его и постарайся не отпускать!

И она всучила мне Мишку. Мы с Зойкой мигом вцепились в него с двух сторон. А Аида Ипполитовна ринулась к продолжающему изо всех сил извиваться и орать Гришке:

— Тихо, маленький, успокойся! Сейчас мы с дядей тебя вытащим.

Только в этот момент я наконец заметила, что за столом, где обычно сидит секретарша директора, застыл, как изваяние, Ника. А в дверях кабинета со столь же обалделым видом стоял Макарка.

Оба «дяди», словно по приказу, бросились помогать. Однако толку от них было мало. Гришкина голова упорно не желала пролезать обратно сквозь причудливое переплетение решетки.

— Вытащите меня, идиоты! — орал Гришка.

— Мальчик, мальчик, успокойся, — назидательно произнес Ника. — Тут твоя мама и два педагога. Нехорошо так нас называть.

— Чем нотации читать, — напустилась на него Аида Ипполитовна, — лучше спасателей скорее вызовите. Мальчик ведь может задохнуться.

— Вот видишь, Петечка, что бывает с непослушными и невоспитанными мальчиками, — пробубнила у меня за спиной чья-то мамаша.

Я обернулась. Оказывается, у раскрытых дверей уже скопилась толпа мамаш с детьми.

— А что? — тем временем спрашивал у своей родительницы испуганный белобрысенький Петя. — Это учитель его так наказал и в решетку засунул, чтобы он задохнулся?

— Господи, почему обязательно учитель? — удивилась мамаша. — Он сам залез, потому что не слушался.

Однако Петечка явно сделал из происходящего какие-то свои выводы. Глаза его вдруг наполнились слезами, и он жалобно прохныкал:

— Ма-ама, я не хочу в эту школу. Отведи меня в другую. Здесь страшно.

И он так завыл, что его и впрямь пришлось срочно увести.

Те, кто думает, что мы с Зойкой тихонько стояли и глазели по сторонам, глубоко ошибаются. Вам когда-нибудь довелось держать только что отловленное в джунглях для зоопарка молодое и сильное животное? Мне вообще-то тоже до сих пор не доводилось. Однако, подержав тогда Мишку, я узнала, что это такое. Он бился за свою свободу не на жизнь, а на смерть. Мы с Зойкой лишь чудом умудрились не выпустить его.

Аида Ипполитовна продолжала держать Гришку за ноги и одновременно кричать:

— Сделайте же наконец что-нибудь!

Гришка, естественно, тоже не молчал. Со свойственными этим близнецам прямотой, искренностью и бескомпромиссностью он высказал все, что думает о нашей школе, ее окнах, перспективе учиться у нас, а также о наших педагогах.

— Ну и ребенок, — обратился Ника, к Макарке В.В. — Ты только подумай: еще даже в подготовительный класс не пошел, а сколько всего знает.

Макарка в ответ лишь неопределенно хмыкнул.

— Пилите же, пилите! — уже заламывала руки от отчаяния Аида Ипполитовна. — Слышите, Гришенька уже кашляет.

— Службу спасения вызвали, — доложил неизвестно откуда появившийся наш завхоз, преподаватель ОБЖ и прочая, прочая, прочая под одним именем Петр Тарасович Горбанюк.

— Пока эта служба доедет, я сына лишусь! — воскликнула Аида Ипполитовна. — Неужели вы не понимаете: дорога каждая секунда.

— Пилить все равно нельзя, — тоном, не допускающим возражений, заявил Горбанюк.

— Как это нельзя? — обычно невозмутимую Аиду Ипполитовну совершенно оставила выдержка. — Речь ведь идет о жизни ребенка.

— Во-первых, мама, успокойтесь, — жестко изрек Горбанюк. — А во-вторых, пилить нельзя, потому что эта решетка является произведением искусства и состоит на балансе. А я здесь ответственное лицо за вверенное мне имущество.

— Ну, бред собачий! — взъерошила пальцами еще недавно тщательно уложенные волосы Аида Ипполитовна. — Какое произведение искусства? Обыкновенная оконная решетка, да к тому же еще и безобразная.

— Ошибаетесь, гражданочка, — грудью стоял за вверенное ему имущество Горбанюк. — Это, между прочим, личный дар известного скульптора Цинандалидзе. У нас даже сертификат подлинности имеется. Исключительно ценная вещь.

— И что же, теперь вместо решетки будем моего ребенка пилить? — смерила Аида Ипполитовна тяжелым взглядом Горбанюка.

— Не хочу пилиться! — взвыл Гришка.

Аида Ипполитовна вместе с Макаркой В.В., Никой и Горбанюком попытались его успокоить. Когда вопли его немного стихли, Круглова-мать с возмущением обратилась к директору:

— Не понимаю, о чем вы думали, устанавливая такие решетки... в школе. Любой ребенок ведь может так застрять.

— Как раз все продумано. Специально вымеряли, — обиженным голосом ответил Горбанюк. — Головой пролезть невозможно. Расстояния слишком маленькие

— Как же тогда мой сын пролез? — поинтересовалась мама близнецов.

— Это неизвестно. Разобраться надо, — ответил Петр Тарасович.

— Глупый дядька! — крикнул Мишка и, с силой вырвавшись из наших рук, бросился к окну. — Вот так! — издал он торжествующий вопль и в мгновение ока просунул голову сквозь решетку второго окна.

Теперь близнецы орали в унисон, ибо Мишкина голова, естественно, тоже никак не желала вылезать обратно.

— Пилите, пилите, скорей! — Аида Ипполитовна трясла за плечи полностью ошалевшего Горбанюка.