«Сидор, а ты видел хоть раз корову мужского рода?»

«Видел, — почему-то очень серьезно и даже мрачно ответил Сидоров. И с восточным акцентом добавил: — Эта Бик!»

Из колонок вновь донесся здоровый детский смех. Я слушала и удивлялась. Вроде бы ничего особенного остроумного Тимка не сказал, а мы тем не менее просто впали в истерику. Наверное, в таких случаях важнее не сами слова, а общее настроение. Именно потому часто не удается рассказать постороннему человеку, почему тебе в какой-то ситуации было очень весело.

Тем временем на пленке Сидоров под постоянно раздающиеся смешки продолжал философствовать:

«Корова и бык — это просто. А вот некоторые животные существуют только в одном роде, — например, сова».

«Сова — это, Тимурчик, не животное, а птица», — немедленно перебила его Зойка.

«Вот и серость дремучая ты, Адаскина, — высокомерно изрек Сидоров. — Птицы — это класс позвоночных животных. Следовательно, сова — тоже животное».

«Ну, ты, Тимка, даешь!» донеслось до меня из колонок собственное изумленное восклицание.

«Да я эту тему Приветовне пять раз пересдавал», — объяснил Тимка.

«Фу-у, успокоил, — выдохнула Зойка. — А я уж решила, что у тебя, Сидоров, шарики за ролики заехали и ты на старости лет нормально учиться начал».

«Не бухти, Адаскина! — рявкнул Тимур. — Лучше скажи мне, как будет мужская сова?»

— Сыч! — мигом нашлась моя подруга.

«Мимо! — с торжеством проорал Тимка. — Сыч — это просто отдельный вид сов. И обратный пример, потому что сыч, как и сова, существует и мужского, и женского рода».

«Тимочка, ты про сычей тоже сдавал Приветовне?» — съязвила Зойка.

«Ага, — откликнулся он. — И еще она поручила мне выучить тему: «Хищный зверь Адаскина».

«Она перепутала, — мигом нашлась Зойка. — Тема на самом деле называется: «Хищный зверь Мити́чкина».

«Слушайте! — воскликнул Клим. — А при чем тут Будка? Мы ведь вроде с него начали».

«При том при самом, — ответила Зойка. — Он у нас такой оригинал, что запал на Мити́чкину».

«Не Будка, а просто верблюд в Заполярье, — неожиданно поддержал ее Тимур. — Вон Мити́чкину даже фотопленка не выдерживает».

Я снова задумалась: «Вот мы беседовали, хохотали, нам было очень весело. Однако, когда слушаешь со стороны, вроде бы получается и не особо смешно, а временами даже и неприятно. Во всяком случае, не хотелось бы мне, чтоб кто-нибудь таким образом обсуждал меня. Собственно, я сегодня именно в такую ситуацию и попала. Услышала много хорошего о себе из уст Таньки и Гальки. И Зойке, кстати, досталось. Правда, она-то, к счастью для себя, ничего не слышала».

— Ну, все, подруга, — наконец выключила магнитофон Зойка. — По-моему, здесь вполне достаточно данных для симпатичного послания Мити́чкиной.

Я мысленно прикинула.

— Пожалуй. Конечно, больше всего высказываний твоих, и они нам ничего, кроме неприятностей, не принесут. Однако, если мы твой голос уберем, все равно кое-что останется.

—И, между прочим, Климушка тоже хорошо сказал про Мити́чкину, — с довольным видом потерла руки моя подруга.

— Я бы лично человека, который так высказался, на свой день рождения не пригласила, — откликнулась я. — Вот, например, Мити́чкину я теперь точно никогда в жизни на день рождения не приглашу.

— Можно подумать, — хмыкнула Зойка, — ты ее раньше на каждый день рождения звала.

— Не звала и не буду! — воскликнула я.

— Слушай, ты куда-то не туда заехала, — покачала головой Зойка. — При чем тут твой день рождения? Нам ведь требуется, чтобы она отменила свой.

— Я бы, например, после такого отменила, — у меня не было сомнений.

— Я тоже, — согласилась моя подруга. — Но ты, Агата, не забывай: мы имеем дело с как это?.. А! Хищным зверем Мити́чкиной.

— Ну, знаешь ли, — заспорила я. — Какой бы она ни была, все равно, услышав такое...

И, не договорив, я покосилась на магнитофон.

— Будем надеяться, — Зойка достала с полки чистую кассету.

Мы принялись за работу. Скомпилировать запись оказалось не столь уж простой задачей. Нам приходилось постоянно останавливать то одну кассету, то другую. А несколькими «ценными изречениями» Тимура вовсе пришлось пожертвовать, потому что одновременно слышался Зойкин голос, а она подставляться совершенно не хотела.

— Мне, конечно, плевать, как Мити́чкина ко мне относится, — объяснила свою позицию она. — И я даже была бы рада еще сильнее ее позлить. Но ведь тогда станет ясен организатор.

«А, может, как раз наоборот? — подумалось мне. — Если там будет откровенно звучать Зойкин голос, никто не заподозрит в ней организатора». Я немедленно поделилась своими соображениями. Однако Зойка стояла насмерть.

— Ни за что! Поверь уж моей интуиции: из-за меня обязательно все сорвется.

В общем, запись на чистой кассете получилась очень коротенькая. Однако в выразительности ей нельзя было отказать. Представьте, что вы получаете звучащий текст, где вас называют кикиморой, говорят, что у вас плохая фактура, и все прочее в том же духе. По-моему, вполне достаточно, чтобы не захотелось праздника с такими милыми гостями.

— Годится, — внимательно послушав, одобрила, в свою очередь, Зойка. — Кстати, Агата, нам теперь и Будка в союзники не требуется. Заклеим кассету в конвертик, напишем: «Мити́чкиной Татьяне (лично)» — и опустим в почтовый ящик.

— Нет. Лучше в школе, — не согласилась я.

— Почему это лучше? — удивленно уставилась на меня подруга.

— А ты представляешь, если конверт из ящика вытащит не сама Танька, а кто-нибудь из ее родителей? — объяснила я. — А еще хуже, попадет наше письмо в руки ее старшего братца Башлыка. Он, естественно, проведет самостоятельное расследование, и Климу с Тимуром придется лихо.

— А ты считаешь, для нас это плохо? — выразительно глянула на меня Зойка.

— Знаешь, все хорошо до определенного предела, — решительно возразила я. — А Башлык наверняка устроит беспредел.

— Естественно, — согласилась Зойка. — Он ведь тоже Мити́чкин. Ладно. Уговорила. Давай действительно в школе. Подсунем Мити́чкиной на какой-нибудь перемене в сумку. Только бы она потом это нашла.

— Значит, надо положить на самое видное место, — я не видела в данном случае никаких проблем.

— Решено, — подвела итог Зойка.

Первым, кого я наутро увидела возле школы, был Клим.

— Привет, Агата, — остановился он возле меня.

— Привет, — холодно откликнулась я.

— Как мы с тобой сегодня рано, — он продолжал таким тоном, словно между нами вообще ничего не произошло.

Мне даже на мгновение показалось, будто все предыдущие дни были просто навязчивым кошмаром, а теперь вот я проснулась и передо мной стоит прежний Клим. «И вообще, — вдруг мелькнула у меня совершенно дикая мысль. — Может, Зойка все наврала и Клим вообще не идет ни на какой день рождения? А она сочинила эту историю, чтобы с моей помощью сделать гадость Мити́чкиной?» Однако я тут же спохватилась: «Почему же тогда Галька и Танька так злобно прошлись вчера по моему адресу? И потом, я ведь Клима звала погулять в эту субботу, а он отказался. Нет, к сожалению, это не кошмар, а реальность».

— Агата, ты что? — как-то странно взглянул он на меня.

Видно, опять сработало мое проклятое свойство. Зойка давно уже мне говорит, что все мои мысли немедленно отражаются на моем лице, и с этим надо решительно бороться. Наверное, действительно надо, но у меня пока не получается.

— A-а? — с деланным равнодушием протянула я. — Что ты имеешь в виду?

— Да нет, ничего, — замялся Клим. — Просто, наверное, мне показалось.

— В жизни вообще много чего кажется и даже мерещится, — вырвалось у меня.

Глаза у Клима забегали. Он опустил голову. Нет. Это все-таки был совсем не прежний Клим.

— Знаешь... я тут хотел... — так и не поднимая головы, медленно начал он.

Я молчала.

— Ну, видишь ли, Агата... Вот... тут... так...