— Все равно не скажу, — уперся Митька, но слова его заглушила громкая музыка.

Весь школьный двор пришел в движение. Народ заметался в поисках одноклассников, чтобы выстроиться на торжественную линейку. Кстати, в прошлом году мы, все пятеро, ее пропустили. Так получилось. А потому мне хотелось, наконец, увидеть, как это происходит первого сентября.

Правда, в прошлом году приезжал мэр города собственной персоной. И не просто чтобы поздравить нас с началом нового учебного года, а чтобы открыть новое, свежепостроенное и оснащенное по последнему слову техники здание нашей школы. Те, кто видел, говорят: было очень торжественно. В этом году, разумеется, будет проще. Но все равно интересно.

Однако я ошиблась. На торжественной части не произошло ничего примечательного. Мы довольно быстро нашли всех наших, которые уже выстроились под руководством Марии Владимировны Предводителевой — или, как мы называем ее, Предводительницы.

— Скорей, скорей, — увидав нас, скомандовала она.

Мы стали в строй.

— Слушай! — ткнула меня в бок Зойка. — А Винокур-то еще вытянулся.

Я посмотрела. Серега Винокуров и впрямь возвышался над всеми.

— Сечешь? — продолжала Адаскина. — Если так дальше пойдет, он скоро мячик будет просто так, без усилий, в корзину класть.

— И действительно станет звездой баскетбола, — подхватила я.

— Вот-вот, — усмехнулась моя подруга. — А мы все, незнаменитенькие и скромненькие, будем гордиться, что с ним в одном классе учились.

— Пусть сперва еще вырастет, — не торопилась я с выводами.

Наш директор Виктор Владимирович Макарихин (или попросту Макарка В.В.) начал толкать торжественную речь. Вслед за ним слово взял завуч Николай Иванович Камышин (Ника). И то и другое, естественно, было жутко скучно. Мы и без Макарки с Никой знали, что школа у нас образцовая, учиться в ней — «большая честь и ответственность», а «старшеклассникам нужно в этом году особенно подтянуться», потому что они стоят «на пороге самостоятельной жизни». Такими торжественными речами нас потчуют чуть ли не с первого класса, но почему-то говорят обо всем этом с таким многозначительным видом, будто никто никогда еще такого не слышал.

К тому времени, как слово взяли учителя, мы окончательно скисли. В особенности это было видно по Винокуру, который от нечего делать переминался с носка на пятку, и коротко стриженная его голова, как маятник, раскачивалась над строем.

Посмотрев на Серегу, Зойка несколько раз зевнула. Затем голубые ее глаза неожиданно блеснули, и она, дернув за рукав Сидорова, громко произнесла:

— Ой, Тимочка, извини. Совсем забыла поздравить тебя с рождением братика.

Обычно, когда людей с чем-нибудь поздравляют, они вроде бы радуются. Сидор, однако, повел себя совсем по-другому. Затравленно взглянув на Адаскину, он буркнул:

— Спасибо.

После чего спешно отвернулся. Я кинула выразительный взгляд на Зойку. Предупреждала ведь ее еще по телефону: «Оставь, пожалуйста, Сидорова в покое по поводу его братика!» Так нет ведь: прямо распирает ее. Ну, чего, спрашивается, травить человека? Она же в курсе ситуации. Я ей рассказала то, что мне Клим сообщил. У Тимки на почве рождения младшего брата настоящая депрессия. Братик появился в самом конце июля. Назвали его Гавриилом. Тимке это ужасно не понравилось. Потому что сам он предлагал назвать ребенка Петром, ну, в крайнем случае, Павлом. Однако предки не захотели, У них чего-то там неприятное связано с этими именами. А Тимка по этому поводу Климу сказал:

— Ну ни о чем родители не думают! Как, скажи на милость, нормальному человеку жить с таким именем? Сам, Круглый, прикинь. Детский сад — еще ладно. Но вот пойдет он в школу Гаврилой. Его с первого класса на смех поднимут. И после будут над ним дико ржать всю дорогу. Я предкам об этом твердил, а они возражают: «Ничего подобного. Замечательное имя. И архангел такой есть». Представляешь, Круглый? Это тот самый архангел, который должен своей иерихонской трубой возвестить о конце света! Назвали ребеночка! А как назвали, так и пошло. Иерихонской трубы у брательника моего, правда, нет, но это все фигня. Он безо всякой трубы обходится. Своей собственной глоткой.

В общем, этот Гавриил Сидоров, по словам Тимки, орет постоянно с утра до вечера. Вернее, с вечера до утра. С наступлением дня он как раз выдыхается и засыпает. А ночью со свежими силами наверстывает упущенное. Тимка от этого совершенно дошел. Он Климу жаловался, что, мол, любой будильник лучше Гаврилы. Потому что у любого будильника имеется кнопочка. Нажал — и звонок выключился. А вот младшего брата выключить совершенно невозможно. Даже соской. Он принципиально ее не принимает. Выплевывает.

То есть жизнь у Сидоровых пошла напряженная. Тимка теперь почти не спит. Ладно еще, пока были каникулы. Можно днем наверстать упущенное. А сейчас... Я внимательно посмотрела на Тимура. Веки у него были и впрямь красные, припухшие. Видимо, «иерихонская труба» и сегодня не умолкала. Кстати, Клим мне еще рассказал, со слов Сидорова, что предки его показывали Гаврилу разным врачам, и все признали его совершенно здоровым. По мнению докторов, ребенок просто перепутал день с ночью. Со временем рев пройдет. Когда же Тимкины предки пытались уточнить, сколько это «со временем» будет длиться, один из врачей ответил: «Определенно не скажу. Может, завтра замолчит, а может, и через год». Тимка пребывал в ужасе. Он говорит, что год без сна точно не выдержит. Так что я на Зойкином месте не стала бы наступать на такую больную мозоль.

Зойка, однако, не унималась.

— Тимочка, — снова затеребила она Сидорова. — Я что-то не вижу радости. Такое событие! Младший братик родился.

— Отстань. — В голосе Тимки послышалась ярость.

— Фу, как грубо, — сморщила нос Зойка. — Все-таки, Сидоров, ты как был хамом, так и остался. Все твои изменения чисто физиологические.

— Слушай, Адаскина, — чувствовалось, что Тимка уже едва сдерживается. — Если ты не заткнешься, то я тебе действительно нанесу серьезные физиологические повреждения.

Зойка невольно попятилась. И скороговоркой произнесла:

— Ну, раз ты, Сидоров, такой нервный, молчу, молчу.

Тимка резко отвернулся и больше на нас не смотрел.

— Кажется, я в прошлом году была права, — немедленно переключилась на меня Зойка. — У Сидоровых родилось нечто еще хуже Тимки. И я ведь это предсказывала.

— Жаль, что сбылось, — искренне посочувствовала я Тимуру.

— Наоборот, — возразила Зойка. — Пусть увидит себя со стороны.

— По-моему, он не только на себя со стороны, а даже на окружающий мир уже смотреть не способен, — ответила я. — И ты, Зойка, к нему больше с этим не лезь. Разве не видишь? У него нервы на пределе.

— Да нет, просто психом был, психом и остался, — передернула плечами моя подруга.

Торжественные речи закончились, вслед за этим немедленно возник огромный одиннадцатиклассник, на плечах у которого восседала крохотная первоклассница с огромными белыми бантами в волосах и колокольчиком в руке. Такая, знаете ли, оригинальная символическая картинка под названием: «Первый звонок в новом учебном году».

Первоклассница потренькала своим колокольчиком, и ее пафосно унесли.

— Ну, ребята, кажись, отмучились! — раздался громкий и радостный голос Сереги Винокура.

Классы начали один за другим запускать в здание. По случаю первого сентября турникеты были отключены. Поэтому мы смогли пройти внутрь дружными рядами. А вообще-то в наше учебное заведение можно попасть лишь с помощью «личной карточки ученика», и каждый ваш приход и уход фиксируется на компьютере.

Но, повторяю, сегодня царила свобода.

Едва мы расселись в классной комнате, наша Предводительница сперва поздравила нас от себя с новым учебным годом, а затем принялась объяснять, что такое девятый класс и какова его роль в нашей жизни. Оказывается, это не просто очередной класс, а «очень серьезный этап нашей судьбы».

— Так сказать, — подчеркнула Мария Владимировна, — первый шаг во взрослую жизнь. Винокуров, что ты там потерял под партой?