Он явно подбирал слова, но я не собиралась ему помогать. Да, в общем, и не могла бы при всем желании, ибо не понимала, куда он клонит и зачем после всего затеял этот странный разговор.
— Круглый! Агата! Привет! — как джинн из бутылки, возник у Клима за спиной Тимур, очень оживленный. — Ну, чего? Пошли?
— Да, да, — Клим испытал явное облегчение и, почему-то бросив мне: — Созвонимся! — спешно последовал за Сидоровым.
Я, совершенно ошарашенная, посмотрела им вслед. Ну, ничего не понимаю! То ли все вокруг сошли с ума, то ли я спятила?
— Агата! Ты уже здесь! — подбежала ко мне запыхавшаяся Зойка.
— Как видишь, — вздохнула я.
— А почему вид такой смурной и глаза на мокром месте? — осведомилась моя подруга.
— Совсем не на мокром.
Мне не хотелось рассказывать ей о разговоре с Климом, и уж тем более я совсем не собиралась рыдать посреди школьного двора. То-то был бы хороший подарочек Мити́чкиной в преддверии дня рождения!
Однако обмануть проницательную Зойку — дело достаточно непростое. Особенно, когда она, как сейчас, впадает в раж, преследуя врага.
— Нет, подруга, — с уверенностью проговорила она. — Признавайся, что с тобой случилось, пока мы не виделись. Вчера ты уходила от меня совсем в другом настроении.
— Но это было вчера, — пыталась я отделаться общими фразами. — А сегодня...
— А сегодня все обстоит еще лучше, — явно, на мое счастье, не терпелось сообщить Зойке, поэтому о моем состоянии она больше не заговаривала.
— Почему лучше? — с удовольствием перевела разговор я.
— Потому что, — кинула она на меня ехидный взгляд, — пока некоторые занимались вечером у себя дома всякой ерундой вроде уроков, я довела нашу кассету до совершенства.
— Каким образом? — не поняла я.
— Удалось убрать мой голос с еще одного милого высказывания о Мити́чкиной, — перешла на шепот Зойка. — Вот я и добавила его. Как говорится, Таньке на радость, и нам приятно.
И подруга моя с довольным видом хихикнула.
— Кстати, Агата, дай сюда геометрию. Придется мне у тебя сдуть.
Мне это очень кого-то напомнило, о чем я и сказала ей.
— Чушь, — схватив мою тетрадь, отрезала она. — Сидоров постоянно списывает, не говоря уже о Будке. А у меня сегодня особые обстоятельства. Так что сравнения твои неуместны.
Спорить с Зойкой бесполезно. Она все равно в результате окажется права. Но я и не собиралась.
— Чего стоишь? Времени мало.
И она решительно потянула меня ко входу в нашу родную Школу у Сретенских ворот. Сразу за турникетом мы оказались свидетелями впечатляющей сцены. Взъерошенный и набыченный Тимка стоял перед Приветовной, а она, тыча ему в плечо острым, ярко накрашенным ногтем, вещала на весь вестибюль:
— Сидоров, это же вопиющее безобразие! Как ты смел налететь на меня? Я едва не свалилась.
— Нет, Варвара Приветовна... — начал Тимур и тут же осекся. — То есть, извините, Привета Варваровна. То есть Варвара... Эта... Аветовна, — наконец ему с трудом удалось выехать на правильную дорогу.
Нас с Зойкой душил смех. Биологичка покраснела до самых корней крашеных волос. И Сидоров, тоже красный и мрачный, взирал на нее сверху вниз.
— Попался Тимурчик, — прыснула Зойка.
— Что, что? — захлебнулась от возмущения Приветовна. — Как ты меня назвал, Сидоров?
— Нормально назвал, — пробасил Тимка. — А чего такого? Варвара Приветовна, — очень четко произнес он. — Варвара Приветовна.
— Все. Заело Сидорова, — с удовольствием констатировала Зойка. — Компьютер в башке завис.
Я уже отвечать не могла. Как у Тимки, так и у биологички был одинаково потрясенный вид. И они таращили глаза друг на друга, будто первый раз в жизни увиделись.
— Сидоров! — наконец прорвало ее. — Как ты себя ведешь? Ты что, надо мной издеваешься? Думаешь, очень умный? Учебный год, между прочим, только начинается!
— Извините, Варвара Приветовна, я знаю, — с покаянным видом пробасил Тимка.
— Ну, окончательно переклинило парня, — Зойка упивалась его жалким видом.
Аветовна тем временем уже лезла на стенку. Ей, видимо, показалось, что Сидоров и впрямь нарочно над ней издевается, стремясь развеселить публику. А публики собралось, между прочим, достаточно. В нашем вестибюле наступил самый час «пик», и, естественно, каждый из вновь прибывших с большим восторгом присоединялся к толпе зрителей.
— Ты у меня сейчас пойдешь к Николаю Ивановичу! — метала громы и молнии Варвара Аветовна, и ее остро отточенный ноготь все чаще вонзался в плечо несчастного Тимки. — Уж он научит тебя разговаривать с преподавателями! И родителей в школу вызовем!
Услыхав про родителей, Сидоров, кажется, потерял последние остатки разума. Чем иначе объяснить, что он, вместо покаянного молчания или, в крайнем случае, лепета: «Извините, извините», — вдруг гордо и четко заявил:
— Да чего вы вообще ко мне привязались? Подумаешь, оговорился!
Приветовна уже тоже к этому времени была явно не в себе, потому что, забыв о плотной толпе, окружившей их, истошно заверещала:
— Ты не оговорился, Сидоров! И сначала хотел нарочно сбить меня с ног, а потом еще обозвал... — Голос у биологички было сорвался, но после короткой паузы она громко выкрикнула: — Приветовной!
В вестибюле повисла гробовая тишина. Теперь уже никому не хотелось смеяться. Все с ужасом ждали развязки. Даже Зойка присмирела. Я по личному опыту давно знаю: вслед за подобным затишьем всегда разражается буря. И она действительно разразилась. Правда, с совершенно неожиданной стороны.
— Смотри, смотри, — вдруг привлекла мое внимание Зойка.
Я проследила за ее взглядом. В дверь школы торжественно вошли Макарка В.В., Ника и еще несколько оживленно болтающих по-английски людей. Мне стало все ясно: в нашу образцовую школу нагрянула очередная иностранная делегация.
Однако Аветовну, кажется, переклинило не хуже, чем Сидорова. По-моему, она заметила только вошедшее начальство и кинулась навстречу с жутким воплем:
— Виктор Владимирович! Николай Иванович! Этот Сидоров совсем дошел! Он...
— О Сидорове потом, — сухо процедил в ответ Макарка В.В. И, не дав Приветовне больше произнести ни слова, громким голосом добавил: — Вот познакомьтесь, пожалуйста, господа преподаватели из Стратфорда-он-Эйвона.
— Так сказать, с родины Шекспира, — зачем-то уточнил Ника.
— Интересуются нашей школой, — Макарка В.В. не сводил пытливых и строгих глаз с Приветовны. — Кстати, среди них есть ваш коллега. Преподает естественные науки. Уверен, вам будет о чем побеседовать.
Приветовна, зардевшись, зачем-то сделала книксен и с отнюдь не стратфордским акцентом произнесла:
— Вери плиз то мит ю!
Господа из Стратфорда-он-Эйвона почему-то пришли в бурный восторг, а самый молодой из них представился:
— Иен Доббсон. Преподаватель естественных наук.
Он сказал это, конечно, по-английски. Приветовна вновь сделала книксен и ответила:
— Май нэйм из Варвара Приветовна.
У Ники челюсть отвисла. Но Макарка ничего, держался. А мистер Доббсон осведомился:
— Варвара? Барбара?
— Иес, иес, — часто-часто закивал головой уже очухавшийся Ника, и все они удалились в директорский кабинет.
Тимка по-прежнему столбом стоял там, где его покинула биологичка.
— Сидорову теперь не жить, — злорадно шепнула мне на ухо Зойка. — Может, даже до Танькиного дня рождения не дотянет.
— Типун тебе на язык, — откликнулась я. — Пусть живет.
— Конечно, лучше бы это случилось с Мити́чкиной, — снова заговорила Зойка. — Но Тимурчику тоже так и надо. Он заслужил.
Тем временем Клим, стремясь вывести Тимку из ступора, усиленно тряс его за плечи:
— Пошли, пошли, Сидор, от греха подальше.
Тот, словно очнувшись от летаргического сна, вдруг сердито пробасил:
— Она сама виновата. Не я на нее налетел. Это она на меня налетела.
— Теперь уже неважно, — методично толкал его в сторону лестницы Клим.
Тут к ним с хохотом подбежал Винокур: