– А может быть, посидим у нас во дворе? Знаешь, возле подъезда, в котором я живу, есть уютный дворик…

Дима пожал плечами, соглашаясь:

– Как хочешь, – и без слов перехватывая из моих рук пакет с учебниками.

Сумкой я пока не обзавелась – мама обещала купить с зарплаты – поэтому пока в школу приходилось ходить с обычным пакетом. Но теперь оказалось, что это к лучшему. С девчоночьей сумкой Дима смотрелся бы весьма нелепо.

– Расскажи для начала, как ты, – попросил Дима, заглядывая мне в глаза.

Мне совсем не хотелось тратить время на пустые разговоры о том, как я жила этот месяц. Скучно. Неинтересно. В ежесекундном ожидании чуда. И всё же я попыталась кратко пересказать всё то, что говорила уже не раз другим людям – как нашла родителей, как жила в ПВР-е и переехала в новую скромную квартиру. О том, как скучаю по нашему городу и надеюсь, что однажды смогу вернуться туда, где мой дом. А ещё мне очень хотелось сказать, как сильно я скучала по нему, но почему-то умолчала об этом. Я надеялась, он и сам сможет понять это. Мой взгляд нет-нет, да и соскальзывающий на него снова, говорил куда красноречивее любых слов. Я была не в силах поверить в чудо, которое так долго ждала, и которое так внезапно и так просто свершилось! Неужели теперь всё самое ужасное позади? Неужели мы прошли эти испытания и теперь всегда сможем быть вместе? Думаю, мы заслужили немного счастья.

Мы сидели на лавочке недалеко от моего подъезда до самой темноты. Никогда не думала, что такое свидание можно будет назвать романтичным, но то, как я ощущала себя в этот момент, указывало именно на то, что не важно, в какой обстановке вы встретились, важно, что вы вместе, рядом, что ваши души поют в унисон и сердца бьются в такт. Я с упоением слушала, как звучал Димин голос, расспрашивала его обо всем, что меня интересует и мечтала, чтобы этот вечер не заканчивался как можно дольше. Теперь у нас впереди есть целая жизнь, но именно этот миг – долгожданный, выстраданный, – так ценен!

Когда наши взгляды в очередной раз столкнулись, я уже не отвела свой, смущаясь. Сейчас я могла думать лишь о его улыбке – прекрасной, располагающей к себе, завораживающей, притягивающей взгляд.

Когда Дима закончил рассказ, мы оба некоторое время молчали, вслушиваясь в тихий гул вечернего города. Я почти не сомневалась, что многие моменты в своем рассказе он опустил. Он всегда оберегал меня от лишней, угнетающей информации. Но и то, что я услышала, повергло меня в шок. Я пыталась убедить себя в простой истине: главное, что теперь всё хорошо, – но к чувству радости от долгожданной встречи примешивалось чувство боли, словно то, что я услышала сейчас от Димы, мне довелось пережить самой. Я хотела его поддержать, но прекрасно знала, что любые слова сочувствия он воспримет в штыки. Поэтому мне ничего не оставалось, кроме как признаться:

– Мне было плохо без тебя.

«Плохо» – это совсем не то слово, которым можно описать то, что я чувствовала. Оно не передает и сотой доли той боли, угнетенности, отчаяния, одиночества, разрушающей неопределенности, которые я испытала. Но мне не хочется вспоминать о них.

– Мне без тебя тоже, – грустно произнес Дима, и я счастливо вздохнула. Это лучшее, что я могла услышать от него в такой момент.

Я и не поняла, как оказалась в его объятиях. Он крепко прижал меня к себе, словно боялся, что я упорхну, а я, прильнув щекой к его широкой груди, разрыдалась, как брошенная на произвол судьбы сирота.

– Ну чего ты? – ласково уговаривал он, гладя мои непослушные волосы, выбивающиеся из хвоста. – Прекрати. Я же с тобой.

– Ты не представляешь, как страшно мне было, – жалостливо выдавила я. – Тебя не было так долго.

– Теперь я всегда буду рядом, – пообещал он, и я ни капли не сомневалась в искренности его слов. Если двое хотят одного и того же, то что может помешать им? Любовь – самое сильное чувство, способное преодолеть любые преграды и расстояния.

– Дима…

– Что?

– А что теперь будет? – я задала этот вопрос и на миг забыла о том, что нужно дышать.

Он не колебался ни секунды:

– Теперь всё будет замечательно.

Его голос звучал так уверенно, что мои губы невольно растянулись в довольной улыбке.

– Ты нашел своих родителей?

– Маму – да, – поправил Дима. – Отец давно умер.

Я смутилась и потому ляпнула первое, что пришло в голову.

– А девушку? – слова вырвались помимо воли, но исправлять что-либо было поздно.

– Моя девушка – ты, – произнес он, не медля ни секунды.

Мне хотелось спросить, неужели ему всё равно, и он даже не хочет узнать, где она и что с ней, но промолчала, пообещав самой себе больше никогда не поднимать эту тему. Дима сделал свой выбор, и я не могу сказать, что такой расклад мне неприятен.

Мы расстались, когда стрелки на моих часах перебрались за девять вечера. Мне казалось, что расставание будет длиться целую вечность, и я, как могла, оттягивала этот миг, цепляясь за ответы, придумывая новые и новые вопросы и крепко держась за Димину руку, словно найдя в этом желанную опору.

Дима нежно поцеловал меня на прощание, и я почти физически почувствовала, как все невзгоды и трудности, сдавливающие мою грудь и мешающие спокойно жить, падают вниз и разбиваются на осколки. Ничто уже не казалось мне таким серым и неприглядным – ни переезд на неопределенное, но, вероятно, длительное время в новый город, ни полная смена окружения. Если в душе весна и гармония, то всё вокруг становится совсем другого цвета.

Ночью погода сменилась. Я слышала, как дождь стучал в окно, словно пальцы музыканта по клавишам фортепиано, и мне было так уютно. Завтра, – да нет, уже сегодня, – рано вставать и идти в школу, но разве можно уснуть, когда в голове творится такое?! Целый поток мыслей и образов!

Я вспоминала всё, что сказал мне Дима, выстраивая в единый рассказ и стараясь представить это в картинках. Я понятия не имела, как можно пережить то, что пережил он, и не лишиться ума.

На следующий день после того, как всех оставшихся вывезли из убежища, Диму подбросили к месту расположения стебачей так близко, насколько было возможно, чтобы не быть при этом замеченными. Дима уже знал расположение этого лагеря, потому что мы тут бывали, поэтому почти без труда смог найти его снова. Он затаился, устроившись так, чтобы можно было видеть тех, кто входит и выходит из лагеря, но при этом не попасться им на глаза. Заявиться просто так он не мог, его бы сразу убили. Ему необходимо было попасть на брата. Только тот мог помочь ему в реализации намеченного плана.

Он приготовился долго ждать. Расположившись под старой елью, Дима прислонился спиной к широкому стволу и внимательно вслушивался в каждый шорох. Главное было – не упустить момент. Мороз крепчал, и к вечеру температура стала довольно прохладной, так что, хоть Дима в своем рассказе ни словом не обмолвился о том, как несладко ему пришлось, я вполне могла догадаться об этом сама. Помимо холода были и иные трудности. Запасов еды было немного, с расчётом, что при неблагоприятном стечении обстоятельств, но тщательной экономии продержаться на этом было бы можно несколько дней. Но есть совсем не хотелось, а вот не до конца зажившая рана сильно мешала. К вечеру, без воздействия обезболивающих, а может быть, от неудобной позы, она стала ныть ещё сильнее. Но никаких таблеток у него с собой не было, поэтому приходилось терпеть, сжав зубы и моля судьбу о помощи. Судьба благосклонно вняла этим просьбам, потому что через какое-то время, когда над пролеском сгустились сумерки, неподалеку снова послышались голоса. К тому времени Дима задремал, но сон его был чуток, поэтому он тотчас проснулся и начал прислушиваться. Лиц не было видно, как не вглядывайся в темноту, но по одному из говоривших голосов он смог различить брата и тотчас, не теряя ни минуты, начал действовать. Ему даже не пришлось притворяться. Бок нестерпимо жгло, и он едва ковылял, согнувшись пополам и припадая на одну ногу.

Стебачи услышали шум и затихли. Только щелкнули взведенные курки.