Внизу было темно и жутко страшно. Я пыталась ощупать руками стены, чтобы найти перила или другую опору, но не нашла. Конечно, убежище вовсе не приспособлено для постоянного жилья со всеми удобствами. Пришлось медленно переступать со ступеньки на ступеньку, надеясь на чудо, которое спасет меня от падения.

Татьяна передвигалась весьма ловко, и, спустившись, подала мне руку. Я с благодарностью приняла её, и тут же заметила пробивающийся впереди свет.

Как только Дима спустился, мы отправились по узкому земляному коридору вперед, прямо на свет и приглушенные голоса. Узкий проход и земляные стены сильно сужали пространство. Если мне придется жить в таких условиях, кажется, к обилию уже имеющихся страхов в мою коллекцию добавится ещё один – клаустрофобия.

К счастью, вскоре мы оказались в широкой комнате, служившей, видимо, общей спальней. Всё вокруг напоминало одно огромное спальное место. Низкие кровати с продавленными матрасами, одеяла на полу, и кругом – люди. Много людей.

Я оглядела толпу и заметила, что при нашем появлении все одновременно побросали свои занятия и впились в нас с Димой взглядом. Видимо, за прошедшие дни, проведенные в убежище, эти люди уже неплохо знали друг друга и сразу определили, что мы чужаки.

Татьяна не успела ничего сказать, как вперед выступил один из мужчин среднего телосложения, довольно высокого роста, с пышными усами, и остановился прямо перед нами. Он оглядел сначала Диму, затем меня, и произнес:

– Кто такие будете?

Дима представился сам и назвал мое имя, а затем в кратко в очередной раз рассказал о том, где мы находились всё это время и как попали сюда, не затрагивая тему «знакомства» со стебачами.

– Понятно, – кивнул тот. – А меня Анатолием Васильевичем зовут, я тут за порядком пристроен присматривать. Нас пятьдесят семь человек, коек не хватает, так что извините, придется спать на полу. Кормить будем, но, конечно, изысканных блюд обещать не можем. Как говорится, чем богаты – тем и рады.

Дима кивнул, и я инстинктивно повторила за ним.

– Миша, – Анатолий Васильевич обернулся и тотчас на его зов с одной из кроватей приподнялся похожий на него самого мужчина, примерно тех же лет и комплекции, только чуть полысее и без усов – вот и все отличия, бросившиеся мне в глаза. – Пойдем, надо в штаб о новоприбывших доложить. Хвоста-то за собой не привели? – снова обратился он к нам.

– Никак нет, – по-военному отрапортовал Дима, и надзиратель оценил это.

– Молодец, хвалю! Хороший боец будешь.

От этих слов мне стало не по себе. Неужели действительно будет война? Что они знают о планах стебачей и что собираются предпринять?

Вместо того, чтобы озвучить рвущиеся с языка вопросы, я подавленно молчала. Никто мне, конечно, ничего не расскажет. Кто я такая?

– Только… Мне бы поговорить с Вами, – негромко произнес Дима, склоняясь к уху мужчины, но я услышала, так как я стояла рядом с ним.

Анатолий Васильевич осмотрел его с недоверием, словно не понимая, что у такого юнца могут быть за важные разговоры к нему, но всё же сказал таким же негромким голосом:

– Ну пошли.

Они втроем удалились, словно позабыв обо мне. Татьяна тоже незаметно отошла от меня и занялась своим ребенком, а я не знала, куда себя деть. Люди постепенно возвращались к своим занятиям, прерванным с нашим неожиданным появлением. Я оказалась предоставлена самой себе среди огромного на первый взгляд количества людей.

Я осмотрела каждого, пытаясь найти кого-нибудь, кто бы расположил меня к себе ласковой улыбкой или доброжелательным взглядом, к кому я смогла бы подойти со своим вопросом. Но каждый был чем-то занят. Кто-то читал, облокотившись на спинку койки, несколько компаний по интересам играли в игры – морской бой, карты, «крокодил» – или разговаривали, активно помогая себе жестами. Гул голосов не смолкал ни на миг. Комната напоминала огромный рассерженный улей.

Своих ровесников я не заметила. Был лишь один молодой парень, но и он казался старше меня лет на семь. Кроме Данилы наблюдалось ещё несколько детей, а в основном – мужчины и женщины среднего возраста. Я насчитала тридцать восемь человек. Значит, остальные придут позже?

– Пойдем, покормлю тебя. Голодная, наверно? – услышала я и обернулась на голос из-за спины.

Ко мне незаметно подошла невысокая женщина лет пятидесяти, с волосами, чуть тронутыми сединой, спрятанными под простой белый платок с голубой каймой, и в темной юбке ниже колен.

– У нас с собой немного картошки, – вспомнила я, приоткрывая сверток и демонстрируя женщине его содержимое.

– Ну, пойдем на кухню, там разберемся, – ласково улыбнулась она, дружески касаясь моего плеча, и на душе сразу стало немного легче.

Мысль о том, что здесь есть и кухня, поразила меня своей невероятностью. Оказывается, в нашем городе были убежища, отстроенные пусть и не в качестве хороших общежитий, располагающих к уюту, но вполне пригодных для временного жилья. Интересно, насколько временным будет наше здесь пребывание?

На кухне оказалось малолюдно: несколько человек сидели за общим столом, грубо сколоченном из досок и напоминающим букву «о» с острыми, а не закругленными краями. Они молча ели нечто, похожее на жидкий суп, из железных мисок, и не обратили внимания на мое появление. Сама кухонька была небольшая, узкая и длинная. Сбоку было несколько ящиков для еды и нечто, похожее на газовую плиту, но такую доисторическую, что я сомневалась в её работоспособности.

– Садись вот сюда. Давай свою картошку. Сегодня у нас грибной суп.

Я молча следила за женщиной взглядом, как ловко она перемещалась от газовой плиты, которая, видимо, действительно не работала и служила столом и ящиком одновременно, к столу и обратно. Сверху «плиты» были наставлены немногочисленные тарелки и столовые приборы, а из духовки женщина извлекла кастрюлю и хлеб, что окончательно убедило меня в том, что этот экземпляр по назначению не используется.

Вскоре передо мной уже стояла чашка с такой же едой, как и у остальных сидящих здесь. Я огляделась, чувствуя себя неуютно, и заметила, что две женщины и мужчина, сидящие неподалеку, заметили меня и теперь внимательно разглядывали, но не слишком уж пристально, так что я постаралась не обращать на это внимание. Тем более что вскоре они доели, составили свои тарелки в общую гору и покинули кухню.

– Ну, а тебя как зовут? – спросила женщина с теплой улыбкой, обращенной ко мне.

– Надя, – представилась я.

– А меня Людмила Викторовна. Вот так вот мы все здесь оказались, как и вы. Кого-то сразу во время эвакуации определили, кто-то потом подошел. Бывает, уходят днем и не возвращаются.

– Почему? – чувствуя в горле колючий комок, выдавила я.

– Кто знает, – вздохнула Людмила Викторовна, пожимая плечами.

Я почувствовала недосказанность в её словах, но и без этого было понятно, что она имела ввиду. Они подозревают стебачей. Конечно, кого же ещё.

– А Вы здесь одна живете? – осторожно спросила я.

– С дочкой, Танечкой. Она у меня медсестра, вот и помогает сейчас людям – днем и ночью в медицинской комнате, там у нас перевязочный пункт и так, кто с какими ранениями или простудой – вот они там лежат, чтоб остальных не заразить.

Я понимающе кивнула, медленно повозила ложкой по дну тарелки и поняла, что совсем не хочу есть.

– Скажите, а здесь нет, случайно, людей по фамилии Добронравовы? Женщина и мужчина?

– Не знаю я по фамилиям. Семейные есть, но мало. Твои родители? – понимающе произнесла она, заглядывая мне в глаза.

Я кивнула. О Лике спрашивать, наверное, смысла нет. Всех, кто здесь обитает, я ближе к ночи точно увижу. Да и каков шанс, что она будет здесь, если по словам Анатолия Васильевича здесь всего пятьдесят семь человек.

– Ну так ведь не одно убежище в городе, – в ответ моим мыслям заверила Людмила Викторовна. – Где-нибудь и они, наверное, пережидают. Из города же всех эвакуировали. Кого увезли, кого сюда попрятали. А до каких пор держать здесь будут – не знаем. И что наверху творится – тоже не ведаем. Это Васильич наш ещё понимающий мужик, отпускает иногда на пару минуток воздухом наверх подышать. Как же вы так растерялись? – вернулась она к прежней теме, поправляя под платок выбившуюся прядь волос.