— Родственник мой в печали: праздник приближается, а на полки поставить нечего. Точнее, не так, чтобы вообще нечего, нет чего-то особенного.

— Искренне его понимаю и сочувствую, но чем могу помочь я?

— Ваша «Акавита» вполне могла бы украсить полки моего родственника.

— Увы, господин консул, боюсь, помочь не в моих силах.

— Неужели вы прекратили производство⁈

— Что вы, даже расширили. Но лицензия на право торговли в Скандинавском союзе действовала только до конца года, так что в новогоднюю ночь она превратилась в тыкву.

— Во что, простите⁈

Я мысленно дал себе подзатыльник и прикусил язык. Дедовы выражения и фразочки на удивление прилипчивы! А у нас, в нашем мире, не было той странной сказки про Золушку. Точнее, сам сюжет, разумеется, был, на уровне идеи и шаблона, и обыгрывался не раз. Но вот именно в таком варианте с феей-крёстной (тот ещё оксюморон, если вдуматься) и превращением тыквы в карету — у нас не существовало. Надо выкручиваться.

— Это я фигурально. Знаете, наверное — многие южные народы практикуют изготовление посуды из сушёной тыквы?

— Да, разумеется, у меня даже есть такой сувенир из Африки.

— Ну, вот — документ превратился в пустую тыкву, то есть — в пустую бумажку, которая годится лишь на сувенир, на стенку повесить, как память.

— Ох, и образное же у вас мышление, ярл! Вы книги писать… Ой, что это я, вы же песни пишете. Видно творческую натуру!

Образно мыслящая творческая натура в этот момент с облегчением переводила дух с мыслью о том, что, вроде как — выкрутился.

После нескольких взаимных комплиментов консул, фамилию которого моя память удерживать отказывалась из сочувствия к языку, который узлом завяжется, но такое не выговорит, вернулся к конструктивной части.

— Видите ли, в чём дело, Юрий. У моего родственника тоже есть интересная бумага, которая ни во что экзотическое пока не превратилась, а остаётся лицензией на импорт, в том числе и спиртных напитков. Вы вполне могли бы…

— Встретится где-нибудь в Риге, в порту, и там заключить сделку! — вписался я в оставленную собеседником паузу.

— Вот именно! Правда, ему придётся платить ввозную пошлину, но это вы сами договоритесь. Так я могу его обнадёжить?

Интересно, почему я ни про какую ввозную пошлину не слышал⁈ У себя налог на внешнюю торговлю платил, а норвежцам только тридцать процентов выручки отдал. Или это сказалось упрощённое налогообложение для иностранных подданных?

— У меня с прошлого года осталось примерно тысяча двести этикеток. Такое количество могли бы отправить уже в начале следующей недели, чтобы успеть ко дню рождения. Если нужно больше — придётся подождать ещё от недели до двух, в зависимости от тиража и загруженности типографии.

Я решил не вдаваться тонкости своих взаимоотношений с Пырейниковыми, обозвав их таким вот образом.

— Юрий Викентьевич, это, пожалуйста — с моим родственником обсудите. Вы же помните — мне нельзя заниматься коммерческой деятельностью, в том числе и обсуждать какие-либо условия. Я просто хотел узнать, может ли мой родственник на что-то рассчитывать.

Потом мы быстренько распрощались, а через пятнадцать минут, за которые я успел подавить в себе желание орать от радости, что смогу закрыть дыру в семейном счёте, пробитую миномётами, позвонил тот самый родственник. С ним разговор пошёл иначе, и занял много больше времени — всё же и спорили, и торговались, но в итоге сошлись на определённых условиях.

Во-первых, он сразу согласился выбрать все тысячу двести бутылок акавиты с прошлогодними этикетками — это дало сто ящиков из ста двадцати, вмещающихся в кузов пикапа. Оставшиеся двадцать швед готов был добрать акавитой с этикетками на русском, но у меня спали шоры, хоть для этого и понадобилась помощь консула.

— Простите, мастер, но почему мы говорим только об акавите? Это у меня было ограничение — в королевской лицензии был указан только этот напиток. Вы же можете ввозить в страну всё, что угодно?

— Да. А что вы ещё можете предложить?

— О, многое, очень многое!

В итоге сошлись на идее загрузить «на пробу» пять ящиков «Рысюхи» ячменной, пять — с торфяным дымом и пять — кукурузной. Я и мои подчинённые старательно избегали слов «виски» и других связанных с ним названий даже в разговоре между собой, чтобы случайно не ляпнуть и не дать повода. Оставшееся место решил заполнить настойками, но сколько их войдёт, пока непонятно: у других напитков форма бутылки другая, размеры ящиков — тоже, потому — надо смотреть. Ну, и какое-то количество придётся загрузить в кабину, для компенсации боя.

Спросите, зачем пикап, почему не отправить просто товарным вагоном из Тальки в Ригу? Вагон полностью я не заполню, отправлять смешанным грузом — провоцировать людей и искать приключения. А так — по отработанной методике, в опечатанном крытом кузове. Проще грузить, проще выгружать, да и в порт доставить — несравнимо проще. Ну, и другие соображения присутствуют, однако о них позже.

Дальше — больше, двенадцать сотен бутылок ему оказалось мало, договорились, что как только будут готовы этикетки — разливаем ещё партию и отгружаем ещё один пикап, сто двадцать ящиков, но это будет уже после дня рождения короля.

Потом началось самое интересное — определение цены. Мой собеседник упомянул ту самую въездную пошлину и, упирая на то, что она срежет прибыль резко предложил тридцать пять рублей за бутылку. Лихо! Это не только пошлину за мой счёт оплатить хочет, но и все имперские налоги, перевозку и ещё останется. Но эта цена была, что называется «на арапа» — вбросить, на всякий случай, вдруг чудо случится? Так что быстро вернулись к обсуждению именно пошлины. Швед хотел, чтобы сумма пошлины вычиталась из моей доли — мол, он и так услугу оказывает, забирая товар на моей территории. Я же упирал на то, что продаю свой товар на территории Империи и понятия не имею, куда он его дальше повезёт — в Скандинавию, в Англию или вообще сам выпьет. И потому пошлины меня не касаются вообще никак. В ходе торгов швед даже сгоряча заявил, что может купить нужное количество в магазинах намного дешевле, на что я пожелал ему удачи в этом начинании, заодно поинтересовавшись, успеет ли он таким образом собрать партию к маю, где возьмёт документы на груз, необходимые для оформления ввоза коммерческого груза, а также, как сущую мелочь — что будет делать с этикетками на непонятном покупателям языке. Всего полчаса споров и ругани, так, что Маша два раза заглядывала на шум — и сошлись на мысли, что пошлину делим пополам. Собственно, и он, и я изначально именно этот вариант и держали в уме как наиболее вероятный и компромиссный, но предложить сразу было нельзя, поскольку именно он и стал бы началом торговли.

Цену на прочие напитки решили определить на месте с моим доверенным представителем, которым должен был отправится, естественно, Клим Беляков.

Стоимость перевалки и перевозки, о которой пытался заикнуться, я отверг. Сказал, что готов передать прямо в опечатанном кузове, с учётом цены «тары».

— Это вместе с грузовиком, что ли? В прошлый раз вы от его продажи отказались!

— Конечно, потому что вы цену предложили много ниже его себестоимости. Но — нет, пикап уедет обратно. Кузов быстросъёмный, модульный.

— И что с ним дальше делать⁈

— Грузить одним куском, хоть на паром, хоть на автомобиль, хоть на железнодорожную платформу. У меня несколько патентов на модульные грузоперевозки и конструкцию этих самых модулей, но патент на шасси для них — открытый, можно строить без отчислений и ограничений.

Я продиктовал номера основных патентов, где есть ссылки на остальные. Но швед «кота в мешке» брать не хотел, хоть и соглашался, что поднять краном один большой ящик проще, быстрее и удобнее, чем таскать сто двадцать ящиков поштучно с риском уронить, разбить или вовсе утратить в неведомом направлении. Сошлись на том, что съёмный кузов идёт частью в счёт моей части транспортных и погрузочных расходов, частью — как «подарок фирмы». Может показаться расточительным, но дед готов был даже доплатить за возможность забросить два-три, а лучше пять-десять модулей в какую-либо страну, желательно — кучно. В расчёте на то, что попробуют и начнут пользоваться, радуя меня отчислениями по патентам.