— Сборку начинать не пробовали?

— Только отдельные узлы. В дружине, кроме меня, пока всего трое одарённых, все — с огнём, так что с металлом работать некому. В смысле — как вы это делаете, а проводку надо править и усиливать, сами же говорили. Шестерни усиливать нужно, и так далее. То есть, без вас или другого мага металла — никуда. Во всяком случае, с планируемым качеством, если пренебречь усилениями и улучшениями — то можно бы, но…

— Нет уж, халтуру делать не будем. Сегодня остаток дня и завтра утро у меня свободны, давайте начнём.

И начали. Моя работа была важной и сложной, но я уже не тот Юра, что когда-то занимался в каретном сарае переделкой своего первого пикапа. В результате я успевал обрабатывать детали для параллельной сборки двух автомобилей сразу, точнее, их остовов. Бронелистами пока не занимался, закончив с деталями для двух первых броневиков собирался взяться за третий комплект, но посмотрел на часы — и побежал домой. Точнее, поехал — от ангара у подошвы холма до дома было метров четыреста, но брести их в темноте по снегу⁈ Бррр, я лучше проедусь.

Ужин на двоих был ничуть не хуже обеда. Ночью пришлось — или довелось, тут уж как посмотреть — долго и разнообразно благодарить мою жену за проделанную ею работу, а до этого — обойти с экскурсией весь дом, чтобы оценить отделку и обстановку. Кстати, да — всё это Маша сделала за своё счёт, то есть, из своей доли дохода за пластинку. Заявила, что таким образом ей дом становится роднее. Имеет право — деньги её, может тратить, куда хочет, в том числе и на семейные нужды, хе-хе.

Утром я, сразу после завтрака с моей любимой мачанкой (готов есть её если не каждый день, то три-четыре раза в неделю точно) опять отправился в мастерские, откуда был извлечён чуть ли не за шкирку — благо, мобилет такой возможности не предоставляет. Костюм мой, отпаренный и отглаженный, уже висел в чехле на специальной вешалке, оставалось только повесить его в салон фургона, да переодеться самому из рабочего комбинезона в повседневный костюм.

Яков Наумович был ещё более грустным, чем обычно, чаще прежнего вздыхал, но — работал как обычно, разве что вопросов своих, заставляющих сомневаться не только в выбранном фасоне, но и в своём имени, не задавал. Только вздыхал особенно тяжко, и вроде как даже с укоризной, когда смотрел на мою супругу. Может, поэтому, а, может, от того, что портной изменил своему занудству, которое дед называет перфекционнзмом — но проверка прошла быстрее обычного, так что успел в своём Смолевическом доме не только ополоснуться и переодеться, но и перекусить тем, что приготовила тётка Ядвига.

При поездке к графу за рулём фургона сидел один из дружинников, который показал наибольшие успехи в вождении, рядом с ним разместился ещё один, а мы с Муркой, как аристократы в карете — в салоне фургона. Собственно, мы и в город ехали таким же порядком, и к баронам обоим поедем тоже пассажирами и с охраной — статус, понимаете ли, да традиции. Одно плохо — как бы ни был хорош дружинник в качестве водителя по мнению его командира, но разгоняться быстрее двадцати пяти километров в час не то не умел, не то боялся. Или просто не знал о такой возможности?

Визит был согласован заранее и носил частный характер, не связанный с профессиональной деятельностью графа, так что поехали мы не в приёмную графской конторы, а в его «домашнюю», или малую, приёмную. Войдя в комнату, где обитал секретарь графа, мы даже сказать ничего не успели, как он сорвался с места и, заглянув в кабинет своего шефа, объявил:

— Барон и баронесса Рысюхины, с личным визитом.

— Юра? Проходите, проходите, давно не виделись! И супругу вашу представить мне не забудьте!

— Добрый день, ваше сиятельство!

— Без чинов, Юрий Викентьевич! Без чинов…

— Как скажете, Евгений Борисович. Моя супруга, первая и пока единственная — Рысюхина Мария Васильевна, урождённая Мурлыкина. — Маша присела в поклоне.

Свидетельствование почтения превратилось в сорок минут разговоров за спешно поданным чаем с выпечкой. Узнав, что Маша закончила МХАТ по классу композиции и уже имеет опыт практической работы, в том числе над пластинками, стал уговаривать её на должность преподавателя музыки в «своё» училище. Пришлось расстроить тем, что до окончания моей учёбы — то есть, ещё полтора года, планируем жить в Могилёве, в Дубовом Логе бывая наездами, я — в основном на каникулах, Маша — как придётся. Но после того, как наш будущий наследник или наследница немного подрастёт.

Потом граф долго восторгался своим «Серебряным призраком», хвалил и пожарный автомобиль, но поверхностно, плавно перейдя к моему, точнее — от моего имени сделанному — заказу на детали, поинтересовавшись вроде как в шутку, не собираюсь ли я открывать автомобильный заводик. Отговорился всё той же учёбой и тем, что профессия не моя. А заказ объяснил нуждами дружины, не вдаваясь в подробности, да они графа и не интересовали.

Пришлось рассказать и об императорском приёме, тут граф проявил куда больше интереса, также выспрашивая детали, на которые я особого внимания не обращал, скорее, как я понимаю — по незнанию и неопытности. Кто с кем стоял, кто к кому первому подошёл — но тут от меня толку было не так уж и много, поскольку большинство интересовавших графа персон я не знал, и даже по описанию не всех смог вспомнить и опознать.

В общем, приняли нас вроде как тепло и приветливо, но расстались с чувством какой-то недосказанности и вроде как разочарования, со стороны графа.

Так или иначе, к пяти часам вечера были уже дома, могли быть и раньше, сиди за рулём я, а не дружинник. Там я, оставив Машу обсуждать поездку с заглянувшей в гости Варварой Матвеевной — собственно, делать это они начали ещё в салоне нашего фургона — сам отправился в мастерские, чтобы не терять времени зря. Первые два боевых пикапа были собраны, так что я пришло время заниматься броневыми листами и формированием из них внешней обшивки. Работа была кропотливая и отличалась от привычной ранее, потому и временя отнимала больше, чем могла бы. Да и с бронированием стёкол возиться пришлось. В итоге только к вечеру двадцать четвёртого доделали первый бронированный пикап, который от обычного не слишком отличался.

Ну, как «обычного»? Для нас, привыкших к моим изделиям — обычного, так они до сих пор привлекали множество взглядов, заезжая в те места, где ещё не примелькались. Вообще, если поставить рядом два автомобиля — приписанный к изнанке «хозяйственный» и первый боевой — различить их было можно, но отличия были меньше, чем зачастую между автомобилями одной модели, но разных лет выпуска. Нет, если знать, куда смотреть и понимать, что ты видишь — то и сам по себе броневик имел особые приметы, та же толщина стекла, видная на его краю, например, или более «пухлые» формы — радиус гибки композитной плиты был много больше, чем у тонкого листа, потому от округлостей было не уйти. Разве что резать листы под углом и потом сваривать встык под углом же — но тогда никуда было не деться, наоборот, от резких, рубленых форм. Такой броневик, исходя из моделирования при помощи деда, имел более хищные очертания, но я не хотел так уж сильно выпячивать боевой предназначение автомобиля. Пусть лучше предполагаемому супостату сюрприз будет, чем если он заранее выкатит что-то, заведомо способное пробить нашу броню.

Пикап из-за брони получился тяжелее «гражданской» версии, больше чем на тонну, так что из двух с половиной тонн полезной нагрузки осталось около тысячи трёхсот килограммов для двухосного варианта, но шестерых бойцов с полной выкладкой, двумя дополнительными боекомплектами и сухим пайком на пять суток он унести мог, а большего и не требовалось. Ходовые испытания провели налегке, прогнав его сперва на лице от мастерской до червеньского тракта и обратно к порталу, а потом по изнанке до причала и назад. Там же на склоне и лебёдку испытали — не по необходимости, а проверки ради. Пустой пикап по слабо скреплённому корнями трав склону с уклоном градусов двадцать она выволокла даже без подключения тяговых моторов колёс.