Так вот, кого искал великан. Нас, людей. Отчего-то я даже не удивлён. Если в зверях нет семян и бобов, то по логике здесь отсутствуют и хозяева леса. Их нишу, предельно опасных противников для любого идущего по Пути, заполняют такие вот человекоподобные чудища.

Вмешаться в происходящее я не могу — мешают расстояние и усталость. Но, если бы и мог, то не стал бы. Хочу посмотреть, к чему приведёт эта встреча. Человек однозначно успевает добежать до дерева раньше гиганта. Если у него есть ножи, то подняться на недоступную чудищу высоту ему тоже по силам. Сомнительно, что неуклюжий с виду уродец способен вскарабкаться к веткам по гладкому стволу.

Ножи есть. Проворства и опыта человеку тоже хватает. Похоже, он, как и я, ночует в кронах деревьев. Перебирая руками с кромсающими кору ножами, мужчина поспешно поднимается к кроне.

Всё. Успел. Исчез в листьях. Смотрим, что теперь предпримет огромный уродец. Он большой, но не настолько велик, чтобы, не имея оружия, причинить мощному дереву ощутимый урон. Потрясёт, постучит по стволу кулаками и, либо ни с чем пойдёт дальше, либо останется караулить добычу. Во втором случае я не завидую загнанному наверх человеку. Не требующий подзарядки во всех её видах гомункулус его однозначно пересидит.

Дно вселенной! Здесь у нас вариант номер три. Это дар. Причём, использована способность того самого Гило, который по какой-то причине превратился в чудовище. Кулак великана разбивает толстый ствол в щепки, и дерево медленно валится набок. Несколько секунд — и гигант уже ковыряется в кроне, упавшей громадины.

Вот и всё. Крик несчастного полон боли и ужаса. Великан нашёл человека и тоже ревёт, но от счастья. Зажатая в гигантской лапе фигура устремляется к огромному рту. Неужели сожрёт? Так и есть. Откушенная голова хрустит на зубах бывшего когда-то китоем чудовища.

Мне не нравится Сушь. Очень сильно не нравится. Эти твари не оставляют нам шансов. Ко всем преимуществам им ещё и позволено использовать дары тех, кем они прежде были. Это плохо. Это всё усложняет в разы. Представляю, в какую опасную тварь превратится, к примеру, Хайтауэр.

А Китар… Не хотел бы я встретить лишённого разума мальчишку семи метров ростом, умеющего исчезать и косить всё своими клинками.

О, звёзды! Не дайте Китару стать этим. Лучше смерть.

Гнездо кошколюдов совершенно не походило на птичье. Огромная круглая яма своим основанием занимала почти всю ложбину, окружённую всё теми же скалистыми холмиками, счёт которым я давно потерял. С момента своего появления на Суши я, что шёл, что бежал, что ехал на шкуре исключительно мимо таких и по ним.

Диаметр верхнего круга дыры больше сотни шагов, но под ним, уходящими глубже террасами, лежат ещё три, каждый вдвое меньше другого. Ох, они и копатели — эти массахи… Много лет ковырялись, наверное. Вон, аж вынутым грунтом все соседние низины засыпали. Когда подходили к гнезду, я заметил, что под холмами с обратной стороны земля шибко поднята уровнем.

Там нас как раз и встретили сторожа, которые помогли Шикашу спустить меня в яму. Хоть последний отрезок пути проехал не волоком. Донесли на шкуре, как на носилках, по опоясывающему котлован скату до второго подземного этажа. На первом у них огород. Вся терраса, кроме прохода вдоль стенки, засажена какой-то пузатой репкой, а вот ниже уже идут норы, у входа в одну из которых я и лежу.

Как сказал мне Шикаш, внутри они прячутся только, если нагрянет ходок, а так, массахи и спят, и едят, и любыми хозяйственными делами занимаются на свежем воздухе. Гнездо — это не только эта огромная яма, на дне которой в тени прячется маленький прудик-колодец, но и окрестные скалы, и сами холмы, и их склоны. У мохнатых везде место с пользой используется. С одной стороны шкуры сушат на солнце, с другой на горячих камнях мясо вялят. Или это они его жарят так? Я не разобрался ещё. Тонкими пластами по плоским скалам раскладывают, чем-то посыпанное.

На подробные расспросы пока сил нема. Что подметил, когда мимо несли, то и знаю. До вечера у меня отдых по плану. Лежу на шкуре под земляной стенкой в тени и сквозь щёлки прищуренных глаз наблюдаю за местной детворой, которая думает, что я ещё сплю. Не хочу привлекать их внимание. И так вчера, когда только меня принесли, разве что не облизали всего. Любопытная мелочь. Каждому нужно потрогать, понюхать. Пока старика-кошколюда охраной ко мне не приставили, хвостатые надоеды лезли со всех сторон и какие побольше, и самые маленькие, которые на задних лапах ещё не научились ходить.

Забавная у них детвора, но не до них мне пока. Поужинав вчера мягкой кашицей, которую мне запихивала расщеплённой надвое палочкой в рот старая кошколюдка, я провалился в сон, отпустивший меня уже поздним утром. Когда проснулся, Шикаша уже не было рядом. Напоивший, помогший справить нужду и накормивший меня вислоусый старик сказал, что он на охоту ушёл, как и вождь их, который вечером будет со мной говорить.

Они все здесь постоянно охотятся, кроме нескольких охранников, несущих караул наверху, совсем уже дряхлых стариков и детей. Даже бабы, которых видел вчера вечером, у них тут охотницы. У одной заметил пращу, у другой заострённая длинная кость была в лапах. Но с оружием у них здесь беда. Копий нормальных и тех нет. Про луки же вовсе молчу. Откуда им взяться, когда простой прямой палки вокруг найти негде? Вдвойне жалко моё, отобранное двуногими падальщиками оружие.

Ни железа массахи не знают, ни огня. Дикари. Первое на Сушь, видно, только мы-идуны и приносим, второго же тут развести просто не из чего. Деревьев нема, а сухую ботву жечь бессмысленно. Здесь не холодно. Ночью зябко немного, но не настолько, чтобы у костра была нужда греться.

Днём же жарко и вовсе. Вон в тени лежу, а всё равно ветерка не хватает, какого нет в яме. Так-то грех жаловаться — воды вдоволь, еды — чем бы та кашица не была — тоже хватает. Все условия мне кошколюды создали. Даст Создатель — очухаюсь. Но проверять свою живучесть не хочется. Вдруг тот урод-таки прав? Вдруг подохну? Может, не сегодня и даже не через седмицу. Но что, если так и не встану со шкуры?

И потому жду разговора с вождём кошколюдов с надеждой. Коплю силы на оный. Кроме семени жизни мне на Суши ничего не поможет. Раз Мать-Ночь велит своим детям-массахам помогать идунам, значит есть шанс, что упрошу их главу убить того ходока, что попался в ловушку. Так-то большую половину работы я за них уже сделал. Даже такую гигантскую тварь не проблема прикончить, коли та к месту прикована. Лишь бы только не вырвался великан. Камень там здоровенный, но мало ли.

Ну, а главное для себя я ещё у Шишкаша успел выспросить, пока тот меня пёр сюда. Ходок — это уже не человек и не зверь. Ему ни еда, ни вода не нужны, как и сон. Сам от жажды, от голода не подохнет. Помрёт, если только убить. Так что, если не вырвался, обязательно дождётся героев, которые смогут из сердца гиганта награду достать, какой больше на Суши взять негде. Там семена и бобы точно есть. Сколько именно кошколюдам неведомо, но мне много не надо. И одного хватит семени.

И вот настал вечер. К возвращению взрослых массахов в гнездо я успел и ещё раз поесть, и ещё раз поспать, и со старым котом поболтать. Благо, тот с человеческой речью в ладах и, в отличие от юного Шикаша, слова худо-бедно склоняет. Кстати, юность и старость у них тут понятия не под наши мерила. Вислоусый дед на поверку оказался чуть младше меня. Двенадцать годов ему. А спасителю моему пять всего. Причём, здесь он за взрослого дядьку. На втором году жизни массах в полную силу вступает. В этом плане они больше звери, чем люди.

Животные то есть. Настоящих зверей нет на Суши. Стареют и мрут все, включая многолапую погань, которая у массахов зовётся злым зверем. На злых не охотятся. Не по силам кошачьим добыча. Злых отпугивать только. Вся округа гнезда порошком из вонючего корня специально обсыпана, чтобы хищник не сунулся. На охоте же, если встретишь такого, бежать только. Каменная шкура у них.