— Мне никто не нужен, кроме тебя, — сказала она и набросилась на меня.
Я и не заметил, как мои штаны спали на пол, а Тося начала расстёгивать свой халат.
— Так-так! Не здесь! — возмутился я, хотя по-мужски, готов был к сексу прямо на кушетке.
— Здесь и сейчас, — быстро сказала Антонина, убирая мои руки и скидывая с себя халат.
Тут я не сдержался и посмотрел на прелести девушки. Очень всё красиво и аппетитно! Руки так и тянутся снять нижнее бельё.
— Саш, я так давно этого хотела. Нельзя заставлять меня столько терпеть.
Надо заканчивать эту сцену. Пускай моё «достоинство» и готово согрешить. Лично я к Антонине ничего не испытываю, а воспользоваться доверием девушки в корыстных целях не хочу.
— Тося, хорош, — схватил я за плечи девушку, но она выкрутилась и наклонила голову в район моего пупка. — Да хватит!
В тот момент, когда я схватил Антонину за голову, открылась дверь. В процедурной появились три человека, один из которых здесь вообще не должен был появиться.
Проматерился про себя несколько раз, пока командующий 40й армией жестикулировал в мою сторону.
— Кхм, что тут происходит? — задал вопрос генерал-полковник.
— Эм… клизмирование посредством кружки Эсмарха, — ответил я, и Антонина, на чью голову я положил руку, тоже кивнула.
— Мне кажется, что руку можно убрать с головы девушки, — произнёс командующий.
Я опустил руки по швам и повернулся к генералу. Штаны были в ногах и не позволяли мне подойти ближе. Тося быстро накинула халат и встала со мной рядом. Пришедшие с генералом занервничали, показывая из-за его спины кулаки.
— Как звать? — подошёл командующий ко мне ближе.
— Александр, — ответил я.
— Это в миру. А в армии?
— Лейтенант Клюковкин.
Командующий покачал головой и осмотрел снизу вверх Антонину, закутавшуюся в халат. Генерал глубоко вздохнул и повернулся ко мне.
— Я понимаю, что дело молодое. Воздержание и всё такое. Но дождались бы, пока солнце сядет, — шепнул мне командующий.
— Учтём в следующий раз, товарищ генерал, — ответил я.
Генерал осмотрел процедурную и сделал единственный вывод из всего происходящего.
— Бардак, — развёл руками командующий и пригрозил кулаком своим подчинённым.
Стоит ли говорить, что данный случай стал известен всей Баграмской базе. Даже Батыров с Улановым были в курсе, когда я пришёл их проведать на следующий день.
Выглядели мужики неплохо, хоть и лежали в гипсах и перемотанные в нескольких местах.
— Сань, а командующий зашёл в начале «процедуры» или потом? — улыбался Батыров.
— Тебе подробности нужны, как я посмотрю.
— Интересно же. А что Леночка? Или ты с двумя теперь? — посмеялся Карим, поправляя простынь на кровати.
— Я со всеми и ни с кем.
Обсуждение моей личной жизни было закончено на этом. Я пожелал парням выздоровления и собрался уже уходить. Но Батыров меня остановил. Ему надо было сделать одно дело.
— Сань, я ж тебе так и не сказал спасибо. Ты меня столько раз подстраховывал. В моей звезде Героя только одна вершина принадлежит мне. Остальные обязательно стоит делить с огромным числом людей, — сказал Димон и протянул мне руку.
Помнится, что я обещал больше не пожимать руку Батырову. Но сдержать обещание в данном случае тяжело. Всё же, командир нашего экипажа бился со мной бок о бок.
— Рад, что ты никого не забываешь, — ответил я и пожал Димону руку.
Будем считать, что мы опять друзья.
Вернувшись в расположение эскадрильи, никто уже и не вспомнил о взятии базы. Наверное, сыграло роль то, что кроме пары десятков раненых и сбитого вертолёта, потерь не было.
Зато про мою встречу с командующим знали все. Прославился, так прославился! Именно этот факт и стал основным в разговоре с Енотаевым. Бой мы с ним обсуждали ещё в больнице.
Он позвал меня к беседке, рядом с его домом, чтобы обсудить визит командующего в госпиталь.
— Саня, ты можешь не выпячивать свои шуры-муры с девушками напоказ?
— Так удовольствия меньше, — ответил я.
— Продолжаешь шутить? Имеешь право. Ордена тебе и остальным хотят дать. Какие не знаю, но без наград не останетесь.
Это уже радует.
— Теперь о самом важном. Твой экипаж уже не воссоединится. Уланов после ранения вряд ли продолжит лётную работу. Батыров ещё хуже, но он и так уезжает в академию.
— К чему ведёте, командир? — спросил я.
Комэска почесал затылок и продолжил.
— Учитывая, что с техникой пилотирования у тебя нет проблем, можно тебя двигать на командира вертолёта.
Помню, что Ефим Петрович уже делал мне предложение пересесть на «левую чашку» в качестве командира Ми-8. Вот теперь он официально переводит меня.
— Спасибо. Я согласен, командир.
— Это хорошо. Через несколько дней ожидаем телеграмму и поедешь.
— Куда? — удивился я.
— Как куда? Переучиваться. Я тебя, вообще-то, командиром Ми-24 поставить хочу.
Глава 4
Я готовился быть командиром «пчёлки» — грузить и развозить, доставлять и увозить, а теперь меня запланировали бить и прикрывать. В голове сразу вспомнил, как закончилась моя прошлая жизнь.
— Саня, чего молчишь? — спросил комэска, заметив, как я завис после озвученной информации.
— Да тут как бы «служу Советскому Союзу» не подойдёт. Или «спасибо» должен сказать? — ответил я без грубости.
Новость действительно неожиданная. У меня и в мыслях не было, что после стольких передряг за последние месяцы, меня ждёт перевод на другой вертолёт. Ещё и командиром!
— Так, Клюковкин, скажу тебе прямо! У нас жопа с лётчиками, — посмотрел мне в глаза Енотаев.
— Только сейчас все это поняли? — спросил я, и Ефим Петрович моментально начал вскипать. — Молчу-молчу, а то по шее получу.
— Итак, лётчиков не хватает. Все работаем на износ. Ожидается ещё много операций. Военные училища переходят на ускоренные выпуски, а ты уже получил опыт. Вот, в качестве продвижения по службе, мы тебя и отправляем переучиться на Ми-24.
— А где же я теперь буду служить? Сомневаюсь, что подполковник Хорьков, с чьей дочкой у меня был роман, горит желанием меня продвинуть на вышестоящую должность…
— Саня! Мать его за ногу, ты когда её-то успел… ну, в смысле, с ней уже побыть в кровати⁈ — воскликнул Енотаев.
Комэска вскочил на ноги и случайно ударился коленкой. Несколько «крепких» словечек в адрес скамьи и он вернулся к обсуждению последствий моей личной жизни.
— Клюковкин, я тебе узлом завяжу эту «штукенцию». Молнию зашью, чтоб не доставал из штанов! — перешёл на очень высокие тона комэска.
Да если бы я сам знал. Этот мой реципиент оставил такой «багаж» невыясненных отношений, что не разгрести.
Удивительно, что комэска не в курсе такой страницы в биографии Сашки Клюковкина.
— Ефим Петрович, ну это давно было. Думаю, Хорьков забыл уже, — успокаивал я Енотаева.
— Он себя забудет, как звать, а про тебя начальник штаба будет помнить всё время. Фух! — выдохнул комэска и сел на скамью. — Ладно. Представление уже отправили в армию, потом в округ. Так что Хорьков уже ничего не сделает. Но тебе нужно всё равно принять дела и должность. Потом ехать переучиваться. Надеюсь, ты слышал, что в Калининской области сформировали центр армейской авиации?
Кто ж про него не слышал! В прошлой жизни я там был много раз. Там все вертолётчики переучивались на новые типы, так что место знаковое. Столько войн и конфликтов, сколько прошли ребята из Центра боевого применения и переучивания личного состава Армейской авиации, хватит на несколько полков. И у них ещё всё впереди.
— Ефим Петрович, ну ведь в нашей эскадрилье есть оттуда лётчики. Естественно, что я знаю.
— Да я всё не привыкну, что ты…
— Командир, ну хорош уже. Я и обижаться умею, — посмеялись мы с Енотаевым.
Пару недель спустя поступила мне команда на вылет в Союз. Знойный и пыльный Баграм оставался позади, а впереди был долгий перелёт домой.