— Вот я и приехал.

— Конечно. Только почему не зашёл вчера? — улыбнулась она и подошла вплотную.

Знать бы куда, точно бы зашёл. Девушка очень даже ничего. На лице многовато косметики, но фигура утончённая. Ещё и смотрит так, будто у них с Клюковкиным всё уже было и не один раз.

— Нам надо расписание обновить. Ты давай, не расслабляйся. Я сама зайду, когда будет возможность, — подмигнула мне прапорщик и дотронулась до кончика носа.

Ну, в данном случае, я готов воспользоваться «наработками» Клюковкина.

— Что взять — вино или шампанское? Может, и то и другое? — спросил я.

— О! Узнаю Сашку! Бери всё. Не пропадёт.

Прапорщик подошла вплотную и поцеловала меня в ухо, слегка лизнув языком. Меня аж передёрнуло от предвкушения.

— Ну, договорились, — сказал я и похлопал девушку по упругой заднице.

— Аккуратно. Сейчас мой зайдёт и увидит.

Какой ещё «мой»⁈

Тут дверь открылась, и в кабинет зашёл майор. Прапорщик успела отвернуться и отойти на пару шагов.

— Клюковкин! Рад тебя видеть! Ну, рассказывай, как тебе удалось повышение заработать? И медаль дали? — спросил у меня начальник отдела кадров.

— Что приказали, то и сделали. Ну и медаль дали за это, — ответил я.

Девушка прапорщик села, закинув ногу на ногу.

— Молодец! А меня вот жена не пускает в Афган, — указал он на девушку.

Ну, ты и сволочь, Клюковкин! Ладно с дочкой начальника штаба и ещё с несколькими одновременно крутил шашни. Но с чужой женой, это перебор!

— Конечно. Я тут переживать буду, — сказала она.

Что-то мне подсказывает, что не будет. Найдёт кого-нибудь.

— Ладно, Клюковкин. На тебя уже приказ готов. Рапорт написал?

— Да, — протянул я лист майору.

— Не-а. Иди подписывай у командира. Потом ко мне, и я сегодня отвезу документы в штаб. Завтра уже будут готовы, и ты поедешь переучиваться.

— Нет проблем. А кто завтра заберёт документы из штаба? — спросил я.

Кадровик посмеялся, отвернулся и пошёл к себе за стол. В это время красотка с русыми волосами посмотрела на меня и, с наслаждением, облизнула языком губы.

— Сань, ну я же всегда уезжаю, подписываю и приезжаю. Забыл уже, — сказал мне кадровик.

Прекрасно! Пока товарищ майор работает и выезжает в штаб, ночуя не пойми где, Клюковкин «хранит» домашний очаг этого семейства. Сволочь ты, Саня!

Пожалуй, эти отношения из категории «для здоровья» с прапорщиком стоит закончить.

Свой рапорт я подписал у командира эскадрильи Ми-24, которую недавно сформировали в составе нашего полка. Не очень он был рад этому назначению, поскольку скептически относился к способностям Клюковкина как командира вертолёта. Но приказы сверху не обсуждаются.

— Мне передали, что после переучивания ты сразу в Мактаб. Как вообще такое возможно⁈ Настолько всё плохо в Афганистане, что нужны лётчики в такие короткие сроки? — удивлялся мой будущий комэска.

Его опасения были не напрасны. Взять и назначить вчерашнего правака с Ми-8 командиром Ми-24, и в ускоренном темпе подготовить его к Афгану — авантюра ещё та!

Это я знаю, что сяду и полечу, а комэска только слышал, что у Клюковкина руки растут не из того места. Зато про Санины успехи на «личном» фронте не забыл напомнить.

— Ты только с Хорьковым реши вопрос. Он же тебя убьёт, когда увидит. Его дочь собиралась в Афганистан ехать, но её кто-то из других медсестёр перебил по разнарядке.

Я даже знаю кто! Тося — просто бульдозер, который всё ломает на пути к цели.

Однако, в словах нового комэска была нестыковка. При чём здесь Хорьков, когда мне рапорт подписывает заместитель командира по лётной подготовке и сам командир? Оказалось, что всё очень и очень просто.

Когда я подошёл к двери кабинета командира, то обнаружил на ней табличку «Полковник Хорьков». Бывший начальник штаба теперь командир нашего 171го полка.

— Разрешите войти, товарищ полковник? Лейтенант Клюковкин, — постучал я в дверь и спросил разрешение у Хорькова.

Полковник поднял на меня глаза и, молча, поманил рукой. Захлопнув дверь, я подошёл к столу и продолжил говорить.

— Товарищ полковник, разрешите обратиться…

— Прекрати паясничать! Ты отродясь правильно не заходил в кабинет. Тебе только за подобные нарушения надо отдельную карточку заводить, — перебил меня Хорьков и встал из-за стола.

— Виноват, товарищ полковник. Начал исправляться.

Полковник подошёл ближе и задышал через нос. Хорьков был похож на быка, увидевшего красную тряпку. Настолько сильно он дышал, а его ноздри сужались и расширялись.

— Почему из всех полков Советского Союза, тебя назначили именно сюда? Что ты такого сделал? — спросил у меня Хорьков, протерев лысину.

— Свою работу, а назначение было мне предложено.

— И почему ты не отказался? — возмутился командир.

Как по мне, так лучше ответить прямым текстом.

— Товарищ полковник, я ж не дурак от повышения отказываться.

Хорьков вырвал у меня рапорт и быстро его подписал. Лицо у нового командира полка выражало ко мне глубокую неприязнь.

Он встал, выпрямился и отдал мой рапорт.

— И завтра утром, чтоб был на построении. В парадной форме, — дал мне указание Хорьков.

Интересная задача от Хорькова поступила. Мотивов прийти на построение полка в парадной форме в обычный день несколько. Для меня подходит… один.

— Товарищ полковник, а разрешите вопрос. В чём собственно дело? Какова причина моего присутствия в парадной форме завтра на построении. Ещё и в день, когда проводятся полёты, — выпалил я.

— Ты если спросил разрешение, то и дождись его. Я тебе разрешал говорить? — повысил голос Хорьков.

— Как минимум, не запрещали, — спокойно ответил я.

Если честно, достал меня Иван Николаевич. Ну, было что-то с его дочкой у Клюковкина. Наоборот бы, поговорил с парнем, обсудил за рюмкой или бокалом горячительного напитка его увлечения дочерью. Может быть, Сашка остепенился и всё бы у него с Элькой Хорьковой сложилось.

Хотя, нет. Тося бы не позволила.

Хорьков хлопнул ладонью по столу. Как-то уж слишком эмоционален новый командир полка. Вроде в кабинете нежарко. Работает кондиционер и перегреться Иван Николаевич не мог.

— Вот что, Клюковкин. Давай признаем, что я тебя не перевариваю. Твои отношения с моей дочерью, я не поддерживаю ни в каком виде. И никакие подвиги в Афганистане этого изменить не могут.

— Выходит, я зря стараюсь? — легко и непринуждённо спросил я.

Может, и зря открыл рот. Хорьков снова начал меня сравнивать с… какими-то животными, название которых я в первый раз слышу.

Особенно было интересно, насколько я похож на пучеглазого долгопята и мадагаскарского присосконога. Где вообще он таких существ видел?

— Ты меня понял, верблюд одногорбый, блин?

— Никак нет, — ответил я.

Чего он нашёл общего между мной и одногорбым верблюдом — не понятно.

— Значит, так. Если вернёшься с Афганистана, куда хочешь, но переводись отсюда. Я тебе даже помогу.

Если вернусь… Потрясающий цинизм. Это ж насколько нужно было обидеться на Клюковкина, чтобы пожелать ему смерти. Не было у меня к Хорькову особого уважения, а теперь и не будет вовсе.

— Понял вас, Иван Николаевич.

— Товарищ полковник, Клюковкин. И заруби это себе на своём вездесущем носу!

— Есть, товарищ полковник Иван Николаевич. Тогда я пойду.

— Стой! — остановил меня Хорьков. — Ты про парадку спрашивал. Завтра обязательно будь в ней, поскольку тебя будут награждать. Не я, а член Военного Совета — полковник Доманин. Теперь иди.

Ух, как же тяжело было сказать новому командиру полка, чем меня будут награждать! И ведь однозначно пытался меня «прокатить» с наградой. Видимо, решалось это не в нашем полку.

Но с какой же быстротой раздают награды! Похоже, что в Афганистане всё идёт гораздо лучше, чем это было в моём прошлом. И людей решено поощрять гораздо чаще и быстрее. Всё делается, чтобы мотивировать и поддерживать. Это радует.