— Убейте их, — говорю я. Харт и Даймонд убивают двух других охранников, остается только надзиратель. — Ты боишься смерти?

Женщина вздергивает подбородок.

— Я умирала много раз. Смерть меня не пугает.

Я хочу, чтобы эта женщина страдала за то, что она сделала, но она неподвижна, как валун. Я хочу, чтобы она кричала, я хочу, чтобы она плакала, но что-то подсказывает мне, что она не сделает ничего из этого. Что-то подсказывает мне, что она встретит свою смерть без мольбы, вероятно, так же, как встречала жизнь — холодно и безразлично.

— Позволь мне, — бормочет Даймонд, опускаясь на колени рядом с ней. Он не размахивает ножом. Все, что он делает, это смотрит ей в глаза. Они смотрят друг на друга, кажется, целую вечность, прежде чем Даймонд шепчет: — Расскажи мне о своих кошмарах.

Ее губы приоткрываются, и я могу сказать, что она борется с ответом, как будто не хочет произносить эти слова. В конечном счете, Даймонд сам себе зверь, и слово срывается с ее губ едва слышным шепотом.

— Огонь.

Харт хихикает.

— Я слышал, быть сожженным заживо — худший способ умереть. — Он убирает нож. — Я схожу за бензином.

Он исчезает внизу, а Даймонд смотрит на меня.

— Здесь наверху нет детей. — Он лезет в карман начальницы тюрьмы и достает связку ключей. — Вы трое, идите и вытащите их. Мы с Хартом позаботимся об этом.

Я снова смотрю на женщину, на то, как она непоколебимо смотрит на меня. Меня снова наполняет гнев. Этого недостаточно. Этого недостаточно!

Не раздумывая, я замахиваюсь. Мой кулак врезается ей в челюсть, и она падает, задыхаясь и кряхтя от боли.

— Это за Ноя, — выплевываю я и рывком поднимаю ее за волосы. — А это для других детей. — Я хватаю ее за руку и выворачиваю, ломая ее точно так же, как Роджер когда-то сделал со мной. На этот раз она удовлетворенно вскрикивает от боли, когда я отпускаю ее руку и сбиваю с ног. — Злая гребаная сука.

Никто не останавливает меня. Никто не мешает мне причинить ей боль. Каждый из них понимающе кивает, прежде чем мы расходимся. Спускаясь по лестнице, мы проходим мимо Харта с двумя большими металлическими канистрами бензина в руках. Он насвистывает веселую цирковую мелодию и улыбается нам, когда мы проходим мимо.

— Надеюсь, ты захватила зефир, — говорит он. — У нас будет настоящий адский пожар.

Наблюдая, как он поднимается по лестнице, я понимаю, что влюбляюсь в этого человека.

Всего здесь десять комнат. Когда мы открываем каждую, Спейд призывает детей следовать за ним из дома, пока Клаб считает их. В некоторых комнатах по десять детей. В некоторых их даже больше. Несколько комнат пустых. Все дети слишком тощие и хрупкие. Спейду приходится нести парочку из них, потому что они слишком слабы, чтобы передвигаться самостоятельно.

— Черт, — ругаюсь я, когда мы насчитываем шестидеся детей. — у доктор Луиса будет много работы.

В одной из комнат проживает только один ребенок, девочка постарше. Ее глаза пусты, когда мы открываем дверь, и она отползает назад.

— Мы не причиним тебе вреда, — говорю я ей, протягивая руки. — Мы забираем тебя и твоих друзей отсюда. Мы отвезем тебя в безопасное место.

— Ты обещаешь? — хрипит она. Когда она поднимает голову, я хорошо вижу синяки на ее шее в форме ладони.

— Я обещаю. — Я киваю, борясь со своим гневом, чтобы не напугать ее. — Мы собираемся сжечь эту адскую дыру дотла.

Она кивает и колеблется, в ее глазах выступают слезы.

— Я не могу ходить. Я… мне нужна моя инвалидная коляска.

Мое сердце сжимается. Гребаные монстры!

Я опускаюсь на колени и встречаюсь с ней взглядом.

— Я не знаю, где она сейчас, но мы можем вынести тебя. Ты не против? — Она колеблется, когда Спейд выходит из-за угла и опускается на колени рядом со мной. — Это Спейд. Он может тебе помочь. — Я замечаю маленькую, шероховатую плюшевую игрушку, которую она сжимает в руках. Этой девушке, должно быть, по меньшей мере пятнадцать, а может, и больше, если она слишком долго недоедала. Когда она двигается, я понимаю, что узнаю это животное. — У Спейда есть тигр.

Ее глаза расширяются.

— Настоящий?

Спейд кивает.

— Настоящая. Ее зовут Свобода. Ты бы хотела с ней познакомиться?

— Да, — бормочет она, а затем, больше не колеблясь, тянется к нему, чтобы он помог ей.

Спейд без напряжения поднимает ее и выносит наружу, все время рассказывая о других животных, которых он дрессирует и с которыми работает. Нам придется найти для нее инвалидное кресло. Я не спрашивала, зачем ей оно понадобилось, но что-то подсказывает мне, что она попала в это место в нем, и они обошлись с ней как с мусором.

— Это все, — говорит Клаб, заворачивая за угол. — Мы проверили весь дом на всякий случай. Они все снаружи, и я уже позвонил в цирк. Они пригонят один из грузовиков, чтобы мы могли забрать их всех.

Я киваю и хватаю его за руку.

— Тогда давай сожжем это место дотла.

Когда мы входим в вестибюль, Даймонд подталкивает надзирательницу к основанию лестницы. Она связана, ее глаза широко раскрыты и сейчас в них такая паника, какой раньше не было. Харт хихикает, когда он выливает на нее остатки бензина.

— Остановись! Ты не можешь этого сделать! Кто-нибудь, помогите мне! — кричит она, пытаясь освободиться, но она мало что может сделать, пока связана со сломанной рукой.

Ее крики заставляют меня улыбнуться, и когда я выхожу из дома, я вижу, что некоторые дети тоже улыбаются при виде этого зрелища. Это для них.

Харт выходит, но оставляет входную дверь открытой, чтобы мы все могли хорошенько рассмотреть надзирательницу, пока она кричит и борется. Она оформлена как гребаный шедевр.

— Кто хотел бы оказать честь? — Спрашивает Даймонд, доставая коробок спичек.

Сначала никто не вызывается, но после нескольких секунд молчания вперед, прихрамывая, выходит мальчик. Ему, вероятно, шестнадцать, но мои предположения неверны из-за жестокого обращения с ними. Его глаза ввалились, и он весь в грязи, но стоит прямо, несмотря на хромоту, когда берет спички у Даймонда. Он останавливается перед входом, наблюдая, как кричит надзиратель.

Подходит еще один ребенок и кладет руку ему на плечо, потом еще один, за ним еще один. В конце концов, все дети, которые могут ходить, встают рядом с ним, предлагая утешение, когда он зажигает спичку.

— Для Джульетты, — хрипло произносит он, держа спичку перед собой.

— В честь Джульетты, — повторяют дети, а затем звучат другие имена в их честь — Молли, Дара, Брендон, Уильям, Гэри и Вероника. — Этот список можно продолжать и дальше.

Он бросает спичку. Мы наблюдаем, как дом охвачен пламенем, пламя устремляется к надзирательнице. Ее крики становятся более пронзительными, более болезненными, поскольку все место начинает гореть. Мы смотрим на это вместе, зло поглощается адом. Мы молчим, прислушиваясь к потрескиванию пламени и внезапному прекращению криков надзирательницы как раз в тот момент, когда подъезжает грузовик.

— Пора идти, — командует Даймонд, поворачиваясь, чтобы помочь детям забраться в большой трейлер, который мы обычно используем для перевозки животных. Это не идеально, но их так много, что мы не смогли бы быстро перевезти их другим способом.

Мальчик задерживается, наблюдая за пламенем, но остальные следуют за Даймондом. Я подхожу и кладу руку ему на плечо.

— Кто такая Джульетта? — Я спрашиваю его, глядя на разрушения.

— Моя сестра, — хрипло произносит он, прежде чем повернуться и посмотреть на меня. В его взгляде есть что-то такое сломленное и затравленное, что это разрушает меня. — Она была моей пятилетней сестрой.

У меня сжимается грудь.

— Прости, что мы были недостаточно быстры.

— Вы добрались сюда, — хрипит он. — Это главное.

Когда он начинает плакать, я обнимаю его, предлагая утешение, когда он выплёскивает всё наружу. Мои собственные слезы льются из-за него, из-за всех них и из-за всего, что они потеряли. Я надеюсь, что мы сможем помочь им и дать им то, в чем они нуждаются.