— Может тебя за Степановну выдать, а? А что какая разница: повариха или дворянка?

— Людмила хорошая баба, ты коней не гони. Судьба у неë тяжëлая: ребятишек Бог отобрал. А что мне стоит сказать ей доброе слово? Ничего, а она поглядишь и печали забыла, улыбается.

— И что каждой так в душу лезешь с сочувствиями?

Владимир покачал головой.

— Только к тем, кто этого заслуживает.

— И к тем, кто помогает залезть другим под юбку? — не удержался я от замечания двадцатилетнему философу.

Владимир поморщился.

— Ну такой ты чëрствый Артëм, такой сухарь, ей богу.

— Я не чëрствый, я реалист. Степановна может и хороший человек, но плевать бы ты на неë хотел не будь влюблëн в Анну.

— Я не могу знать всех женщин, — возразил он, — и оцениваю только тех, кто попался мне на пути. Впрочем, пока ты не ушëл крошить Пронских, есть предложение, — он внезапно замолчал, потому что дверь открылась и к нам вошëл Ломоносов. Его миссия с Аничковым по поиску демонического быка пока продвигалась с переменным успехом.

— Что за предложение? — напомнил я Владимиру.

Скаржинский задумался говорить или нет в присутствии Ивана, но всë же продолжил.

— Наш уговор — я могу его аннулировать. Тебе отойдëт пятьдесят процентов прибыли с продаж.

— И что мне для этого надо сделать?

— Так, пустяк. Повлияй на отца, чтобы он разрешил мне женитьбу на Анне. Ты с ним хорошо ладишь. Ольга Дмитриевна одобрит моë сватовство, это я знаю, а вот Борис Олегович прохладно ко мне относится.

— Зачем оно тебе? Анна же не любит тебя, — подал голос Ломоносов. — Ты так и свою и еë судьбу исковеркаешь.

— Полюбит, — твëрдо ответил Скаржинский, — никуда не денется. Замужество многих исправляет. Я говорю как оно в жизни есть, а не снюхиваю пыль с либеральных книжечек.

— Это какие-то намëки? — поправил очки Иван.

— Ни в коем разе, Иван Сергеевич.

— Володя, скажи я тебя чем-то обидел?

— Нет, при чëм здесь вообще ты? Я обсуждал тему с Артëмом.

— Я думал на правах старого друга могу дать тебе совет, — немного смутился Ломоносов.

— Ты мне совет? — отдельно произнося каждое слово, недоумëнно переспросил Скаржинский.

— Так успокойся, — я взял за плечи Владимира и повëл его в другую комнату.

— Ты слышал, да? Он мне, чëрт возьми, совет решил дать. Горе-любовник, млять.

— Ты слишком горячишься, не надо так, — сказал я ему, когда дверь захлопнулась. — Он же ни в чëм не виноват, а по поводу твоей просьбы я даже не знаю как и реагировать, — честно признался я. — Сейчас у меня другим голова забита, извини, и бежать уже надо — скоро всë начнëтся, но обещаю подумать.

— Хорошо, спасибо, ты настоящий друг, — крепко пожал он мне руку.

— Не торопи пока события. Ну всë, не вылезай до сигнала. Скорее всего, Пронские нападут в разгар дуэли.

— Не волнуйся, всë сделаем, — заверил меня Скаржинский. — Ты сразу на арену?

Я выглядел при полном параде, однако, планы были другие.

— Нет, надо кое-куда заглянуть.

Когда противник всегда действует подло, его становится легко прочитать. Юрий прекрасно знает, что не победит нас в честном поединке на дуэли, потому попытается огрызнуться в ответку через своих сателлитов-должников и многочисленных родовых стихийников.

Объекта атаки здесь два. Первый — это моя семья, которую я обезопасил засадой из дружины Скаржинского, а второе слабое место — Софи.

— Собирайся, мы уходим отсюда, — сказал я ей, когда вошëл в книжный дом и отпихнул в сторону прыщавого малолетнего покупателя, пялившегося на еë сиськи.

— Я же сказала, что не хочу тебя видеть, Артëм.

— Извините, но девушка права…

— Пошëл нахер отсюда, дрочила, пока я тебе не придал ускорения.

Книгомана сдуло в секунду, а девушка подбоченилась, выражая всем своим видом возмущение.

— Знаешь, ты можешь сердиться на меня сколько хочешь, — я положил руки на стол и посмотрел ей в глаза, — но я всë равно буду любить тебя и отвечать за твою жизнь.

К Уваровой я пришëл один. Сейчас, наверное, вот-вот начнëтся первый бой. Улицы были пусты, когда сюда шëл. Ещë бы, такие события в Громовце не часто случались.

— Я никуда не пойду, — она гордо скрестила руки на груди, — можешь зубы заговаривать сколько угодно Артëм и нечего распугивать моих покупателей. Я это место не для того с нуля поднимала, чтобы ты всем здесь хамил. Сам выбрал быть со своей еврейской лохудрой, вот и катись…

— Твоя жизнь в опасности, — перебил я еë, — давай потом обсудим все претензии? Собирайся.

— Это не претензии, а факт. Ты просто взял и испортил всë…

— Ничего я не портил, ради бога, послушай меня…

— … Отрезать бы тебе писюн…

— … Софи, ау, к нам сейчас придут…

— … Как же я зла на тебя…

— … Пронские, они не будут разбираться, что к чему…

— … Не хочу ничего слышать…

Но ей пришлось, потому что с грохотом выбило дверь. Я моментально перепрыгнул через стол и положил еë на пол. Из проëма выбежало шесть человек и три двухметровых каменных голема, один из них нëс на плече чугунную пушку. В руках у остальных врагов были кремниевые пистолеты и они их тут же разрядили в нас. А поверх этих трещалок раздался оглушительный рëв переносного орудия.

Проблема огнестрельного оружия заключалась в том, что даже в теневом мире от пули практически нет шансов увернуться — настолько быстро она летела. В этом, кстати, ещё одно преимущество церковной атакующей магии против теневиков. Пусть по разрушающему эффекту она уступала многим стихиям, но её «снаряды» были самыми быстрыми в мире.

В этих стремительно развивающихся событиях мой мозг принял единственное правильное решение — выставить барьер на себя и на сжавшуюся от страха Софи. Кремниевые пистолеты долго перезаряжаются, так что надо только переждать первый залп.

Вход заволокло пороховым дымом, а пули сплющились о выставленную преграду, вспыхнув яркими точками. Ядро же срикошетило и с треском пронеслось по комнате, ломая стеллажи в щепки и долго ещё крутилось где-то в конце комнаты.

Следом за огнестрелом последовала уже и магическая атака из смеси четырёх стихий. Этих головорезов послали по душу Софи, чтобы взять в заложники и торговаться со мной. Юра планировал бросить мне вызов в самом конце череды дуэлей и поставить условие проиграть или он убьёт мою благоверную.

Я схватил Софи за руку и перенёс её в теневой мир, время слегка замедлилось, а вот глаза девушки тут же расширились от страха и она попыталась что-то сказать. Секунд через десять поняла, что не слышит собственного голоса и заозиралась, а тут было на что.

Я приложил палец к своим губам, показывая, что не стоит тратить силы на разговоры и вывел её из-за стола. Два боевых голема с дубинками уже были рядом с нами, готовые расплющить жалких людишек, по пути они сбили красивую люстру и расколошматили любимый стол Софи просто потому что он им мешал. А вот тот камнеголовый, что стрелял по нам из корабельной пушки, отступил назад.

Орудие было без лафета, с одним лишь стволом, и силач спустил его с грохотом с плеча на пол, прочистил шомполом, торчавшим из-за спины, вкинул мешочек с порохом, затем выковырял из груди следующее ядро. Как горошину закатил в дуло и снова утрамбовал шомполом. Всё действия были чёткими и выверенными — сразу видно, что маг, который его контролировал, долго тренировался. То что должны делать шесть человек, выполняла одна каменная громадина.

Запас снарядов нашпиговывал его тело так, что казалось будто это чугунная броня. На месте, где раньше было ядро, оставалась круглая впадина.

«Неплохое решение — всё что нужно всегда под рукой. Надо взять на заметку», — подумал я, уходя с линии огня.

Мы вынырнули в другом конце комнаты, чтобы выйти с чёрного хода, однако туда тоже прорывались весëлые ребята и явно не за абонементом в библиотеку.

Все вооружены до зубов: артефакторное холодное оружие в виде коротких мечей, добротная броня минимум на тридцатку к огнеупорности, ножи в качестве запасного варианта на поясе и по два кремниевых пистолета на нагрудной портупее, ещё и шлема с металлическим гребнем откуда-то откопали.