Измельчённая в труху чешуя снежного василиска, масло из желёз саламандры, нарезанная полосками кожа червя-Вожака и кусочек предсердия штормовой виверны — всё это группа ингредиентов для стихийной магии, где каждое наименование представляет собой атрибуты: воду, огонь, землю и ветер. Всё перемешано и сложено в одну деревянную чашу.

В другой — прах сожжённого мортиканта. Его мне доставил Терех. А в третьей — растолчённый священный камень, намоленный самим епископом. Да, хорошие знакомства сыграли свою роль, и мой деловой партнёр Серапион с готовностью выполнил маленькую просьбу, послав из Вологды своего человека с баночкой этого дорогого порошка.

Таким образом, у меня было всё для представления трёх ветвей магии, и я, взяв фокусировочный камень, благополучно запорол первую попытку. Нож как сверло закрутило так, что он превратился в никому не нужный брак.

Я отложил его в сторону и решил поменять инструмент на более лёгкий, всё-таки медь она мягче и требует особого подхода, а тот, что я использовал сейчас, предназначался для стальных вещей. Ривка одолжила свой камень, и вскоре я приступил ко второй попытке.

Нож был покрыт геометрическими узорами по центру лезвия, со скруглённой гардой и довольно миниатюрный. Могло показаться, что он больше предназначен для метания. Я взял щепотку месива из «стихийной» чашки и выложил неприятные на вид дурнопахнущие куски вдоль всего будущего артефакта. Тут же обмыл руку в стоящей рядом бочке, а другой посыпал сверху прахом и священным порошком.

Всё произошло, как обычно: нож засветился синеватым цветом, впитывая в себя как губка «подношение», и приподнялся в воздухе. Я, чуть дыша, коснулся его новым фокусировочником и, как только пошёл контакт, погрузился в медитации на второй уровень бытия, чтобы замедлить вокруг время и обострить реакцию.

«Да уж, работы тут непочатый край», — сказал я себе, внимательно изучая структуру металла.

Всë усложнялось трëхмерностью узора. Если до этого мне достаточно было пробежаться по намеченному маршруту, то здесь каждый миллиметр мог таить в себе подлянку.

Как говорится: «Одна ошибка и ты ошибся».

Весь путь будто в тумане, тут скорее игра в какие-то напёрстки, чем искусство зачарования и это меня начало раздражать. Я опять осëкся и вторая болванка схлопнулась пополам.

Откинув ненужный уже металл в сторону, я взял следующую и всë повторил. Проекция в этот раз была другая.

«Чëрт!» — выругался я.

Тут не получится штамповать по двухмерному шаблону артефакты, ведь каждая попытка будет уникальной, а значит, и будущая вещь тоже. Будь у меня учитель, я бы смог обойти некоторые подводные камни, но сейчас я словно первооткрыватель, заплывший в неизвестное место на карте.

Ты не знаешь, когда закончится рисунок по оси Z, когда тебе нужно сворачивать вправо или влево: всë это открывалось только по мере продвижения по сложной структуре. И самое неприятное в неравномерной сетке — напороться на тупик. В то место, откуда невозможно прочертить фокусировочником путь обратно, ведь по одной борозде дважды проходить нельзя.

А когда ты не видишь всей картины — это нереально. В смысле я так девять раз просчитался и почти истратил весь свой манапотенциал, а он у меня неприлично огромный.

Наконец, в десятый раз мне повезло. Площадь рисунка была не такой большой. Видимо, так совпало — я высыпал остатки «подношений» уже без особой надежды на успех, и их там было меньше обычного. Что, в свою очередь, и снизило объëм работы.

Это воодушевило меня и, умудрëнный опытом предыдущих попыток, я построил контур замкнутой геометрической фигуры с множеством углов и принялся еë обрабатывать уже внутри. Ну а там моему взору всë было открыто и осталось лишь доделать начатое.

Для меня казалось, что прошло несколько минут, а по факту я так простоял двенадцать часов, полностью сфокусированный на работе. Когда вынырнул со второго уровня бытия, голова мгновенно загудела от боли, а всë тело налилось усталостью.

Домашние давно отправились спать, а на дворе подмигивала луной ночь, когда мимо неë пролетали облака. Читавшая на стуле Ривка встала и поднесла мне кувшин с водой. Все зачаровальщики страдают обезвоживанием после длительных циклов работы и кому как не ей об этом знать.

Нож завис в воздухе и крутился вокруг своей оси, потом стал радиусом мнимой окружности, где конец рукоятки был центром. Он до такой скорости разогнался в своей круговерти, что, казалось, передо мной висела медная сфера.

Наконец, нож резко застыл на месте, узоры на его лезвии раскалились на секунду и снова погасли. Готовый артефакт упал на столешницу и остыл.

— Поздравляю, — устало улыбнулась девушка. — Много в нëм?

— Не думаю, — хрипло ответил я. — Оказывается, можно снизить значение, уменьшив количество ингредиентов — в записях твоего деда об этом ни слова не было, — я взял в руки оружие и проверил счëтчик. — Как и думал, «двойка».

— Это ведь только начало, — подбодрила Ривка.

— Знаю, — я повертел в руках свою поделку и передал ей. — На, можешь выставить на продажу.

— Шутишь?

— Нет, — я быстро разделся, чтобы ополоснуться перед сном.

— Не буду я его продавать, оставлю малютку себе.

— Малютку?

— На память.

Я закатил глаза.

— Что мне нельзя побыть сентиментальной? И вообще, хватит светить своими причиндалами, смущаешь тут. Я так-то давно ждала тебя, держи, — она кинула мне полотенце, и я, ухмыляясь, отправился мыться, а через пятнадцать минут уже вовсю наслаждался разгорячëнной девушкой.

Поспал я мало, ибо планов на последний день отдыха — море. Семëн вчера опять сделал заказ на медные болванки, и сегодня утром готовый десяток лежал у меня в ящичке. Просто так отступать я не собирался.

Попив кофе, решил сохранить на всякий случай в памяти клона те записи Инженера, которые совсем уж плохи. Для этого мне понадобилась кисточка, тонкий металлический лист и море терпения.

Я аккуратно выложил из сундука нужную мне стопку бумаг на стол и внимательно прочитал написанное. После того как всë запомнил, поддел страницу листом. Та, естественно, развалилась в труху, но не засыпала собой следующую.

Оставшиеся крошки я смахнул кисточкой и опять запомнил текст. Таким образом, я загрузил в себя всю монографию, но осмыслил из неë лишь процентов пять. Этим займутся клоны сознания и разложат всë по полочкам, как было с руническим учебником на французском языке. Он уже, кстати, освоен на семьдесят процентов и открывался по мере расширения моих знаний о языке.

Далее я немного повозился с записями Гольдштейнов. На ум пришла одна интересная идея: «А что если в процессе зачарования „помогать“ себе руническими кругами?»

Ицхак уже любезно приготовил мне зачаровальный стол со всем необходимым и ушëл за прилавок.

Руны могли висеть в подвешенном состоянии столько, сколько надо создавшему их магу, либо до тех пор, пока не собьётся его концентрация. Шифр, найденный в книге по зачарованию, не давал никаких инструкций на их счëт, но стоит помнить, что руническое оружие универсально.

Его можно использовать на все стихии. Однако любой зачаровальщик, это в первую очередь обычный человек — нельзя за короткую по меркам вселенной жизнь освоить всё многообразие магического искусства. Люди десятилетиями возятся с одним атрибутом, а тут сразу все.

Маршрут, по которому я делал борозды фокусировочником, смахивал на макет космоса со звёздами. Эта конструкция шла от точки к точке, и как я уже говорил — не все области там открыты. Сей факт мне с самого начала показался нелогичным — возможно, есть способ как-то развеивать этот туман?

Я запустил процедуру зачарования.

Одна линия, вторая, третья — и вот снова дымка. Круг с чистой стихией огня был направлен в фокусировочник, и вместо мана-потока из него вырвалась тоненькая струя пламени. Ничего не произошло. Тогда я по очереди стал перебирать другие круги со стихиями, пока не добрался до теней. И вот тут ждал сюрприз — влитая капелька атрибута расчистила перед собой туман на два хода вперёд. Я увидел, куда ведёт узор.