Подъезжает ближе и спешивается.

— Иди сюда. — Он подаёт мне руку.

Пока я подыскиваю слова, чтобы возразить, не отдавая себе отчёта, перебрасываю ногу и соскальзываю в его объятия. Успеваю лишь отметить, что, к счастью, нас скрывают от приближающихся лошадиные тела, как он накрывает мои губы своими. Первые секунды я пытаюсь оттолкнуть его, а потом, абсолютно неожиданно для себя самой, быстро сдаюсь. Лишь взвизгиваю тихо, когда его ладонь касается моего мягкого места. Когда поцелуй заканчивается, вижу свои руки на его плечах, мои пальцы вплетены в его волосы. Господи, я сама обнимала и отвечала на его поцелуй? Чувствую себя оглушенной, как будто меня хорошо огрели по голове.

— Ты с ума сошёл? — Это всё, на что я сейчас способна из-за шока.

— Поехали. — Он уже в седле.

Бешусь от мысли, что спуститься помог, а сейчас… буквально взлетаю на коня одним движением – не очень-то и нужна мне его помощь. Пытаюсь утихомирить громко стучащее сердце и слишком глубокое дыхание. Замечаю в свою сторону ироничную улыбку.

— Зачем ты это сделал? — Зло и обиженно спрашиваю. — Ты опозорил меня.

— Никто не видел. — Смеётся. — Хотел узнать, умеешь ли ты целоваться.

Снова пытаюсь подобрать слова, чтобы объяснить, насколько его поступок за гранью допустимого, что репутация любой женщины, застигнутой в таком положении, в которое он меня поверг, будет уничтожена навеки. Вместо этого почему-то слышу свой голос:

— Узнал? — Сама себе не верю.

— Угу. — Он абсолютно спокоен, даже снисходителен. — Тут у тебя пробел в образовании. Вообще не умеешь.

Он пришпоривает коня и отъезжает вперёд, пока я осознаю смысл сказанного. На меня накатывает приступ ярости. Наполовину достаю из ножен меч и с силой впихиваю его обратно. Через несколько секунд овладеваю собой в достаточной мере, чтобы управлять лошадью и направляю её вслед за этим мерзавцем.

— Тебя вызвать на поединок или просто приказать отрубить тебе голову? — Спрашиваю, как только сравниваюсь с ним, холодным тоном.

— А ты что предпочтешь? — Поворачивает ко мне смеющееся лицо.

— Я подумаю. — Шиплю ещё более зло потому, что сама уже придумываю для себя третий вариант.

Всадники, едущие впереди колонны, почти сравниваются с нами.

— Ваше величество! — Сама удивляюсь, насколько звонко и задиристо звучит мой голос, как будто не я сейчас мямлила, как обиженный ребёнок. — Не ожидала вас лично увидеть.

— Непослушная дочь заставила-таки мать отправиться на поиски. — Она улыбается, значит, немедленной грозы не будет.

— Ваше высочество. — приветствует меня командир стражи, едущий рядом с матерью. — Какая волчица останется в стороне, когда стая идёт на помощь к своему волчонку.

Мы выравниваемся и едем рядом.

— Удивлена? — Она видит моё состояние и относит его к тому, что для меня должно стать новостью то, что она для этих воинов такая же своя, как я сама.

— Немного. — Вздыхаю с облегчением.

— Поприветствуешь всех? — Кивает на колонну за спиной. — Поговорим позже.

— Ага. — Киваю с радостью. Вспоминаю об этикете. — Ваше величество, это Дар Краш, наш союзник.

На языке крутится куча нелестных и даже совсем не соответствующих этикету эпитетов. После обмена поклонами отъезжаем с ним в сторону. Успеваю заметить заинтригованный взгляд матери в его сторону. Проходя мимо нас, каждый серебряный воин в строю кулаком или рукоятью меча бухает в собственную грудь. Грохот получается, как при хорошем сражении, говорить не получится, даже если захочется. Вот еще… Стою, приподнявшись в стременах и улыбаюсь знакомым лицам, которых много. От мысли, что меня приветствуют, как военачальника, улучшается настроение.

Когда колонна подходит к концу, Краш показывает мне снова на дорогу по которой прошли Королевские волки. Вдали снова пыль и серая масса.

— Кто в этот раз? — Вопрос Краша ставит меня в тупик – пришли все, даже те, кого не ждали, а если честно, все эти пополнения стали для меня большим сюрпризом.

Качаю головой. Войско, судя по всему, немалое, а значит, это не может быть кто-то из малых кланов или чьё-то ополчение. Мы остаёмся на месте. Вынужденное безделье заставляет посмотреть в его сторону.

— Придумала? — Не сразу понимаю, о чём он. — От поединка отказываюсь сразу – девочек не бью.

Снова оскорбление? Этот парень реально верит, что он неуязвим и бессмертен? Или он всё-таки тёмный, настолько его поведение безнравственно и гадко. Пытаюсь отмолчаться, думая о том, насколько унизительно будет для меня, если он расскажет о поцелуе. А ещё страшнее для меня то, что я не просто позволила, я вся отдалась его поцелую. Я целовала его в ответ, обнимала… Я хотела, чтобы это не заканчивалось.

— Скажи, ты хотела бы, чтобы твоя мать и твои собратья по оружию видели тебя хнычущей девочкой? — Его слова прозвучали, как новый удар по и так истерзанному самолюбию.

— Нет. — Отвечаю спустя время, когда успокаиваюсь. — Это был просто способ меня взбодрить? Разозлить?

— Угу. — Кивает и улыбается, чем окончательно добивает меня.

Заставляю себя оторвать руку от эфеса меча. В бессильной ярости наклоняюсь и упираюсь лбом в шею коня, разворачиваю голову, чтобы не видеть мерзавца.

— Спасибо, что помог не показать слабость. — Глухо выдавливаю из себя.

— Пожалуйста. — Его голос неожиданно также глухо звучит.

Слышу, как он спрыгивает с коня и куда-то идёт – три тихих шага явно не в мою сторону. Затем наступает тишина, нарушаемая лишь тихими шагами и движениями лошадей. Не выдерживаю и поднимаю голову – он сидит на небольшом холмике спиной ко мне. Спешиваюсь и иду, становлюсь перед ним. Он сидит с закрытыми глазами и сжатыми кулаками.

— Что такое? — Дотрагиваюсь до его волос, он сразу открывает глаза.

— Всё в порядке. — Его тон и то, как он смотрит, кричит, чтобы я не верила словам.

— Ты переживаешь за Аню? — Он кивает и вздыхает.

— Прошло десять дней, а я ни на шаг не приблизился даже к мысли, где и как её искать.

Чувствую ком в горле.

— Я тоже. Мне так жаль. — Слёзы опять подступают и я ничего не могу сделать.

— Когда мы сидели в шатре, показалось, что слышу её голос. — Он поднимает глаза на меня. — Извини, я не хотел тебя расстроить.

Заставляю себя улыбнуться.

— Опять будешь меня целовать, чтобы разозлить? — Вытираю ладонями глаза.

— Не сработает. — Он усмехается лишь на мгновение. — И тогда ты мне точно снесёшь голову, а мне без неё будет неудобно.

— В смысле? — Не сразу понимаю.

— Привык я к ней, это во-первых. Во-вторых, я в неё ем. А в-третьих, целоваться нечем.

Всё это, сказанное без тени улыбки, не доходит до моего сознания, пока эта самая улыбка не тронула его губы. Я опускаюсь на колени и моё лицо оказывается на одном уровне с его, совсем близко.

— Учитывая, что ты и так в моих руках, — смотрю в его карие глаза с улыбкой, — терять тебе нечего. Ты мой пленник и будешь выполнять мои желания.

— А если нет? — Он улыбается, привлекая меня к себе.

— Я выдумаю тысячу самых мучительных пыток для тебя, пока ты не выполнишь моё желание. — Отстраняюсь немного и расстегиваю ремешки на боках, снимая лёгкую кирасу.

— Будешь исправлять пробел в моём образовании, — говорю, слегка касаясь его губ своими.

Он подхватывает меня и усаживает себе на колени. Целует, не отпуская взглядом, я пытаюсь вторить ему. Он отстраняется.

— Не так? — Чувствую обиду в своём голосе.

Он улыбается и качает головой.

— Это не поединок с правилами и приёмами. Закрой глаза, расслабься и плыви по течению. — усмехается. — В тот раз у тебя это получилось. И, если честно… я соврал. — Прижимает меня к себе.

— О чём? — Спрашиваю, глубоко дыша, когда мы прекращаем поцелуй, взорвавший меня изнутри.

Он скользит губами по щеке, добирается до мочки уха.

— Ты прекрасно целуешься. — шепчет, заставляя моё сердце биться ещё громче.

Пытаюсь ещё припасть к его губам, но он уклоняется. Нацепляет на меня кирасу и заботливо застёгивает ремешки. Я не сопротивляюсь и даже ничего не говорю.