И вознесла горячую молитву.

***

Этой статуе, к которой почтенная уборщица уже много лет приходила четыре раза на дню, возжигая свечи, принося подношения и умащая её дорогими маслами, было известно абсолютно всё о своей неприметной почитательнице.

Она знала, что давным-давно та, ещё будучи беззаботной студенткой, отправилась проходить летнюю практику — только не в колхоз на картошку, как её подруги, а в совершенно другое место. Аграфена самым неожиданным для себя образом была распределена на организованные правительством с неизвестной, но устрашающей целью секретные археологические раскопки в пустыне, проходившие под руководством молодого амбициозного египтолога и по совместительству инженера-самоучки, в которого, как и следовало ожидать, тут же влюбилась без памяти. Когда остальные члены группы уже отчаялись найти что-нибудь в этих давно изрытых и досконально изученных песках, юная студентка продолжала верить своему вдохновлённому руководителю, чьи пламенные речи были полны таинственных намёков, которые она не могла уловить.

И однажды ночью вдвоём они спустились в глубокий подземный проход, вырытый археологами, в котором почему-то неизменно отказывались работать электрические фонари и гасли керосиновые лампы. В кромешной тьме они стали пробираться вперёд, и египтолог всё твердил что-то о пророчествах из Шуруппака, а Аграфена слушала его, разинув рот. Наконец, они добрались до каменной кладки, и, сдвинув скрытую пластину в стене, прошли в образовавшийся проход, залитый тусклым светом, пробивающимся из щелей.

Надписи, прочитанные египтологом, гласили, что здесь, в древнейшей гробнице, покоится один из древнейших царей Древнего Египта, и именно это студентка, дабы не забыть, торопливо накарябала на единственном пригодном для письма материале, оказавшемся под рукой — на картонке из-под молока «Рязаночка», которое поставлялось для экспедиции. Аграфена, успевшая выучить только азы древнего языка, прочитала вслух случайно замеченную ей в углу подозрительно корявую иероглифическую надпись:

— Если открыть эту гробницу, то случится конец света.

Спутник мельком взглянул, куда указала напуганная студентка, и махнул рукой:

— Похоже, позднейшая безграмотная приписка кем-то неумелым, возможно даже чужеземцем. Сложно перевести… Больше похоже на «открыть в случае конца света»…

Египтолог снова нажал на скрытую панель, и взору изумлённых искателей открылась сияющая дивным светом погребальная камера, доверху заваленная золотом и драгоценностями.

Теперь стало понятно, зачем правительству понадобилось организовывать эти странные раскопки: найденных богатств с лихвой хватило бы на долгие годы, а то и столетия безбедного мира и процветания, да еще и на добрый десяток заграничных военных кампаний для окончательной победы мировой революции… Аграфена смело шагнула к стоявшему посреди камеры золотому саркофагу, дабы водрузить на него благоразумно прихваченный с собою красный флаг, но путь ей преградила внезапно возникшая прямо из воздуха устрашающая призрачная фигура. Глаза её пылали огнём праведного гнева.

— Как осмелились вы, ничтожные смертные, нарушить царственный сон моего владыки? — грозно спросила она на чистом русском. — Он мирно плывёт в своей космической ладье среди бездвижных звёзд, а я, его вечно бодрствующая защитница, покараю любого, кто осмелится приблизиться к нему!

Аграфена в ужасе закрыла лицо руками, но египтолог, хоть и с превеликим трудом, но всё же сохранял видимость спокойствия. Он сказал нарочито небрежно, следуя, должно быть, каким-то древнеегипетским религиозным поучениям:

— Назовись! Я не знаю тебя.

Призрачная фигура, опешив от такой дерзости, задумалась, но вдруг выпалила, точно вспомнив нечто хорошо известное, но давно забытое:

— Меня зовут Анатрехет.

А потом началось невообразимое. Земля содрогнулась, свет померк, всё закружилось, завертелось, смешалось… В этой суматохе археолог с Аграфеной, не разбирая дороги, сломя голову ринулись прочь, а подземный проход давил на них непроглядной темнотой. И неотступный призрачный голос, следующий по пятам, всё твердил о пространстве, замкнутом в кольцо, и о времени, текущем по кругу…

***

— О великая мать Исида! Смилуйся надо мной, — молила Аграфена Тимофеевна в самом глубоком подземном зале N-ского университета. — Я сделала всё, чтобы исправить содеянное, чтобы загладить свою вину… Ведь мы закопали всё обратно, как было, и сказали остальным, что ничего не нашли. Исследования были прекращены… Я всем пожертвовала, всем! Ведь если бы мы забрали те сокровища, кто знает, может и Советский Союз бы не распался…

Но, впрочем, я совсем не о том… Я стала почитать истинных богов и неустанно выполняла все надлежащие ритуалы… Я больше никогда не виделась со своим египтологом, который — ходят слухи — от потрясения повредился рассудком, подался в антинауку и даже не знает, что у него есть сын. Я ото всех скрыла тайну о нашей великой и страшной находке, но, конечно, не могла не рассказать любимому внуку о приключениях молодости.

О, будь проклят мой язык! Ведь это по моей вине мальчик бросил университет и стал археологом, очарованный образом таинственной гробницы в пустыне… Он, вестимо, отправился её искать, вопреки моим увещеваниям, и, боюсь, что нашёл… О, смилуйся же надо мной, великая богиня! Ведь я же видела её недавно — ту ужасную фигуру из погребальной камеры, и узнала только сейчас! Она бродит среди людей, жаждущая мести, прямо здесь, в этих стенах… О, защити же меня, светлая владычица, от её гнева!

Но укутанная покрывалом статуя божества была безмолвна.

Вдруг стены содрогнулись, чудовищный порыв ветра задул свечи, смахнул с алтаря приношения и бумаги — недавние письма Аграфены Тимофеевны, написанные любимому внуку и, должно быть, перехваченные прислужниками ректора. Вот откуда Фиолетта узнала о гробнице!

Несчастная уборщица повалилась наземь, закрыв голову руками, а ветер взметнул к потолку измятый тетрадный лист с иероглифами и рисунками, закружил и понёс прочь. Злосчастный листок метался в воздухе, ударяясь о стены, в которых тут же разверзались проломы, и студенческие черепа с треском сыпались в подземный зал.

С четырёх сторон из образовавшихся расщелин стремглав вылетели светящиеся существа с перепончатыми крыльями и, издав протяжный гул, подобный звуку рога, возвещающего битву, ринулись наверх, в аудиторию, а оттуда — дальше, по тёмным коридорам N-ского университета.

______________________________________________

71 Кеметизм — разновидность неоязычества, являющая собой попытку современной реконструкции древнеегипетской политеистической религии.

72 Бастет (Баст) — древнеегипетская богиня радости, женской красоты, домашнего очага, плодородия, изображавшаяся в виде кошки или с кошачьей головой.

***

— Осторожнее, не уроните этого, в полосатом платке! — скомандовал властный женский голос.

Вокруг стоял жуткий гул: мерно шагающая толпа монотонно повторяла, словно заклинание:

— Вставай, проклятьем заклеймённый!

Анатрехет очнулась от пронзительной боли: её небрежно тащили по коридору, как мешок с мусором, и, должно быть, зацепили мизинцем за угол.

— Ай! Больно в ноге! — так и сказала она, но никто этого не заметил.

Тяжелая голова кружилась, мир перед глазами был нечётким.

Студентка огляделась вокруг, насколько позволяло положение, и увидела, что рядом волокли её подруг, начавших потихоньку приходить в себя. С ужасом она узнала среди окружающей толпы безвольных марионеток своих несчастных одногруппников. Их мутный взгляд был устремлён в пустоту, а губы вслед за остальными бессмысленно повторяли первую строку «Интернационала», зловещее значение которой теперь открылось с пугающей ясностью.