***

Давным-давно в далёкой земле, в волшебной стране, за горами, за лесами, за зелёными холмами посреди чистого поля высился удивительный белокаменный N-ский медицинский университет.

Всяк, кто бывал в этих краях, дивился великолепию его убранства, а более всего — находчивости и мастерству обитавших в нём весёлых и дружных умельцев. Может, как говаривали, они ничего не знали, зато всё умели и никогда не унывали. А правил тем дивным местом старый добрый король Архибезала́бериус, которому помогали мудрые преподаватели, и толпы ищущих сходились к ним уму-разуму поучиться.

Но вот однажды настал день чёрный, и небо тучами затмилось, и нагрянула на N-ский университет беда страшная: пришёл туда могущественный злодей Вао́л-ибн-Оо́д со своими приспешниками и с помощью чар колдовских и предательства коварного сверг короля доброго, а помощников его славных мором извёл или поработил, заставив себе прислуживать. И провозгласил он себя ректором, и стал тем университетом править единолично.

Добрых преподавателей теперь по пальцам пересчитать можно было, и оставались они пленниками беспомощными, и ничего не могли с захватчиком поделать: силы их иссякли, и были они вынуждены жить под ярмом ректорским, приказам его подчиняясь. И стал N-ский университет местом мрачным и жутким, и заполонили его приспешники Ваола ужасные: шестеро деканов-вассалов и преподаватели жестокие, что были ведьмами и колдунами злобными, лишь в страданиях студенческих отраду находящими.

Долго ли, коротко ли Ваол-ибн-Оод правил, а бед студентам причинил немало. Хотел было всех повыгонять, но одумался: Море́на, мудрая волшебница, Допусков Выдавательница, которую заставил он в деканате работать, отговорила его. Да ведь если и выгнать всех, то не над кем издеваться будет. Несчастные, еле живые студенты страдают под невыносимым гнётом, а ректор видит, что нечего с них больше взять, и думает, какое бы ещё зло сотворить.

Долго ли, коротко ли он думал, но в итоге не пришло ему в голову ничего лучше, чем стать самым лютым злодеем в мире и учинить Апокалипсис.

Сколько ни отговаривали его добрые преподаватели, сколько ни убеждали его, что это уже не оригинально, но не внял он их увещеваниям. Прогнал он неугодных с глаз долой и призвал к себе со всех ужаснейших кафедр самых жестоких профессоров, беспощадных экзаменаторов, суровых и мрачных человеконенавистников — своих верных прислужников, чьи сердца черней ночи беззвёздной.

Те пред ним на колени пали и замысел его чудовищный восхваляли, но он приказал никому о том до поры не сказывать, а лишь продолжать усерднее над студентами издеваться, унижать их, мучить и чинить им всякие беды, что приспешники ректора-злодея с радостью и исполнили.

Отправился Ваол-ибн-Оод в долы мрачные, в пещеры тёмные, где обитал страшный колдун-некромант Валаса́л с кафедры противоестественных наук, также злодействами своими знаменитый и нагоняющий на студентов несказанный ужас.

Посовещались они, какую бы катастрофу организовать, но ничего определённого так и не придумали: всё им казалось то недостаточно жестоким, то недостаточно масштабным, да и расходы большие получались, а от стипендии студенческой отнимать было уже нечего.

И решили они тогда спросить совета у коварной Фиоле́тты из деканата печально известного нерадивостью и безалаберностью своих студентов М-ского факультета — она-то уж искусная была изобретательница пыток и козней всяких.

***

Фиолетовые волосы ведьмы люминесцировали в темноте мрачного холодного кабинета с высокими сводчатыми потолками. Скрестив руки на груди, восседала кошмарная Фиолетта на своём высоком базальтовом троне, массивные подлокотники которого были испещрены — нет, не магическими письменами, не рунами и не иероглифами — зарубками, которые высекала она длинным чёрным ногтем каждый раз, когда выносила окончательный приговор очередному обречённому на отчисление студенту: двоечнику, прогульщику или тому, кто по какой-то ещё причине впал в её немилость.

За троном громоздились до потолка огромные железные клетки, набитые маленькими пронзительно плачущими голубоглазыми котятами, которые были нужны ей для чудовищного ритуала. Оставив зарубку на подлокотнике и сбросив бессознательное студенческое тело в люк с решётчатой крышкой, спрятанный под тяжёлым старинным ковром, Фиолетта отмечала свой маленький праздник пожиранием премиленького беззащитного существа… Вот каким она была извергом!

Вдруг тяжёлая дверь отворилась — в глазах Фиолетты сверкнула ненависть, тут же сменившаяся презрением, а затем царственным равнодушием.

— А, это ты, наизлейший повелитель, — голос ведьмы звучал слишком надменно для приветствия, — прошу, заходи, располагайся поудобнее. Впрочем, ты уже зашёл, да и разве тебе нужно моё позволение? Ты же ведь ректор, а не я.

Несмотря на все старания, Фиолетте плохо удавалось скрывать раздражение: мало того, что её бесцеремонно отвлекли от величественного одинокого восседания во мраке, так ещё это был ректор собственной персоной вместе со своим приспешником-некромантом. А ведь несколько лет назад именно с помощью её предательства был застигнут врасплох и свержен столь любимый студентами старый король, после чего она пыталась соперничать с Ваолом-ибн-Оодом за право возглавить N-ский университет. Но он победил. Этого она ему до сих пор не могла простить.

Ваол знал, сколь коварна, своевольна и непредсказуема эта ведьма с фиолетовыми волосами. Поэтому, хоть и была она теперь его подчинённой, ректор относился к ней с опаской и вёл себя нарочито осторожно. Он молвил вкрадчиво со льстивой улыбкой:

— О Великая Карательница малодушных, Пожирательница врагов, прекрасная Фиолетта! Мне хорошо известно, сколь искушена ты в чёрных колдовских познаниях, в злодейских свершениях. Горе тому, кто встанет у тебя на пути! Даже я, величайший злодей, склоняюсь пред тобою. И пришёл я к тебе теперь за советом и помощью в ужаснейшем деле, которое я замыслил. Выслушай же, в чём оно состоит.

Польщённая Фиолетта милостиво согласилась выслушать пришедших. Но ректор Ваол совершил непростительную ошибку, предоставив слово профессору Валасалу, знаменитому своим искусством чтения утомительнейших лекций. Изложение сущности вопроса, с которым обращались к Фиолетте, чрезвычайно затянулось — так, что ректор уже и сам начал подзабывать, зачем пришёл. Он невольно протяжно зевнул.

Ведьма, всё это время склонявшаяся над какими-то бумагами — очевидно, списками наиболее нерадивых студентов, среди которых можно было выбрать следующую жертву, — подняла голову и сказала:

— Мой велеречивый Валасал, жаль тебя огорчать… Впрочем, нет, не жаль. Скажу просто: я не поняла ни слова из твоей напыщенной болтовни. К чему такая пустая потеря времени? Впрочем, может быть, — она повернулась к ректору с притворным подобострастием, — нашему повелителю будет угодно попросить тебя повторить сказанное.

— Нет! — резко возразил Ваол, замахнувшись кулаком на попытавшегося было открыть рот колдуна. — Суть в том, темнейшая Фиолетта, что возжелало зла моё чёрное сердце, а посему мы с некромантом решили устроить конец света, да вот только не знаем, как это сделать.

Губы ведьмы подёрнулись мечтательно-злорадной усмешкой:

— Это мне по нраву! Я всегда и во всём тебя поддерживала, грозный Ваол-ибн-Оод, всегда была на твоей стороне и подчинялась тебе — если не считать крохотных недоразумений, давно канувших в Лету… Так будет и на этот раз! Веди, повелитель — я последую за тобой! А лучше сама тебя поведу!

К счастью, последнюю фразу ректор пропустил мимо ушей.