«Всегда будь со мной, ведьма. Всегда. Навсегда».

Я открываю глаза в панике посреди глубокой ночи на кровати и тут же веду вниз руку. Горячая вязкая субстанция охватывает промежность. Я боюсь смотреть, но включаю ночник, ощущая, как глаза увлажняются. Соня тут же подрывается со своей постели.

– Катя, всё хорошо?! – она смотрит на меня в ужасе, а я собираю пальцами вытекшую из себя кровь.

– Нет, вызывай скорую…Срочно!

– Угроза выкидыша, девушка. Лучше понаблюдать здесь пару дней. Вовремя Вы вчера приехали… И, с учётом отслойки плаценты, необходимо проставить курс гормональных свечей…А ещё не нервничать…Стресс – дело такое… Ваша подруга сказала, что Вы сильно перенервничали вчера, – сообщает врач, пока я утираю слёзы и держу дрожащую ладонь на животе.

«Спасибо, что остался со мной…Спасибо, что ты ещё здесь»…

Он ведь меня предупредил… Заставил проснуться… Он решил, что должен задержаться… Он знает, что нужен мне. И это не может быть паранойей.

– В целом беременность протекает нормально. Срок шесть недель. Рано гадать пол, но по сердцебиению можно предположить, что мальчишка, – улыбается доктор. – Просто у девочек пульс обычно повышен. От 150 и выше. Но бывает всякое. – продолжает он, пожимая плечами. – Если будете оформлять отказ от госпитализации…

Мальчишка…Девчонка…Мне без разницы, - убеждаю себя. Но почему-то я ощущаю в себе именно мужскую энергетику.

– Нет. Я останусь, раз так надо. Вы ведь говорите, что лучше понаблюдать, - твёрдо и уверенно сообщаю я.

Пусть я не люблю больницы, но не допущу, чтобы с моим ребёнком что-то случилось. Нужно учитывать все риски. Там, где сейчас Глеб, я всегда буду чувствовать себя уязвимо и напряженно. Значит, лучше это перебдеть.

– Правильно, – улыбается он, и я выдыхаю.

Вспоминаю тот ужас, что ощущала и видела во сне…Мне становится дурно…

Эти навязчивые кошмары. Мучительные и бесконечные. Веретено моих безумных мыслей, загоняющих меня ещё глубже, чем я есть. Глеб – это то, что делает меня слабой и сильной одновременно. Это то, что и убивает, и возрождает, словно у нас с ним одна жизнь на двоих. А мы постоянно меняемся местами в надежде понять друг друга и простить…Но это невозможно. Мы перешли черту.

Я будто укушена им. И теперь на меня напала какая-то хворь.

Хворь опасная и неумолимая.

Выжимающая из меня все соки, скручивающая тугими верёвками…

Обездвиживающая и парализующая…

А я хочу идти дальше! Ради своего ребенка! Ради себя! И ни один Адов не сломает мою жизнь! Ни один Адов больше к ней не прикоснётся!

Ненавижу тебя, Глеб! Ненавижу! Сейчас ненавижу больше всего на свете, а если бы ты забрал у меня то единственное, что растёт внутри меня, я бы из-под земли тебя достала. Я бы выкрутила тебе жилы! Я бы обесточила тебя от этого мира!

Когда врач уходит, Соне разрешают проведать меня, ведь родные далеко, а кроме неё у меня никого здесь нет.

– Сможешь тихо предупредить в деканате? Я потом возьму справку и передам…Главное, чтобы никто посторонний ничего не узнал, – спрашиваю, пока Соня плачет.

– Катюш, я так испугалась, – она хватает меня за руку. – Ты так закричала во сне…Я просто тут же проснулась и ахнула…

– Всё хорошо, Сонь. Главное, что мы успели. Хорошо, что ты быстро среагировала и вызвала скорую…

– Блин…Это не ночь, а сущий кошмар… – заключает она, выдыхая. – Хорошо, что хоть не в Новый год случилось…

– Да, действительно хорошо… – отвечаю я, задумавшись.

Сейчас 22 декабря и отмечать праздник мне скорее всего придётся одной, но из больницы я уже выйду, это совершенно точно.

– Ты в курсе, что у нас вроде как вечеринка намечается от университета? В ресторане, все дела, – спрашивает она, улыбаясь. – Но я не пойду. Хочу отметить с тобой вдвоем в комнате, раз уже это последний наш с тобой общажный Новый год вместе!

– Последний общажный Новый год, – смеюсь этому названию, а на душе так тепло. Что есть у меня такая добрая замечательная подруга. – Ты же…Будешь крёстной, да? Моему малышу…Или малышке…

Соня начинает реветь. Истерично и громко всхлипывать, и буквально умываться слезами в ответ на мою просьбу.

– Господи, конечно! Конечно! Конечно! Я прилечу во Владик сразу же, как это случится! Как ребеночек появится на свет и когда ты захочешь его крестить тоже!

Она обнимает меня, и я успокаиваюсь. Родная душа в такие моменты очень и очень важна… Слишком много всего произошло за эти месяцы. А я не могу рассказать ни матери, ни Серёже. Потому что это будет подло и некрасиво с моей стороны. Они не должны жалеть меня. Им есть чем заняться, ведь они только начали жить полной жизнью.

Через три дня меня выписывают. В деканате всё поняли, я приношу справку и курсовую, которую доделала, будучи в больнице, когда Соня привезла мне ноутбук.

Думала ли о Глебе это время? Безусловно… Глупо врать, когда сердце разрывается от боли.

Но я больше не считаю его хорошим, а себя виноватой. Больше нет! Я старалась! Правда старалась! Я хотела, как лучше, а он даже слушать не стал! Да ещё и оскорбил в глазах чужого человека! Это низко. Это недостойно и гадко. Но чего я ещё ожидала от Ада? Пусть катится ко всем чертям вместе со своим синим пламенем на Адской колеснице.

24 декабря сдаю ещё один зачёт, а затем на радостной волне долетаю до деканата, чтобы решить вопрос по ещё одному предмету, но узнаю, что, к сожалению, преподаватель находится на длительном больничном. Скорее всего до двадцатых числах января, потому что ему предстоит операция. А это значит, что мне придётся задержаться на более длительное время! Чёрт!

В мгновение у меня всё тело коченеет, и я сильно нервничаю, отчего снова подкрадывается тошнота. Однако доктор прописал мне таблетки от токсикоза, поэтому отныне я всегда и везде таскаю их с собой.

Лечу в сторону уборной, чтобы запить водой одну капсулу, как вдруг, заворачивая за угол, на всех скоростях врезаюсь во что-то каменно-твёрдое и тёплое.

Разряд. Электрический импульс. Шок.

Тук-тук-тук-тук.

Возобновление сердечных сокращений. Мышца ещё жива и этот жалкий насос помнит, как качать кровь… Как прорывать горизонты. Как ныть внутри моего тела.

Синие, недосягаемые, неиссякаемые огни. В них живёт вечность и горят целые города. В них горю и я сама. В них гибнут чужие души. Моя давно исступленно бьётся в агонии, плачет, зовёт на помощь.

Умом понимаю, что должна отпрянуть, но чисто физически не могу этого сделать.

Залипаю на его лице. На ощущении прикосновений его тёплых сильных рук на своих плечах. На его чёрствой жестокой непроницаемости, которой наполнены голубые глаза.

Раньше я видела в его взгляде что-то большее, а теперь будто смотрю в зеркало, отражающее равнодушие и хладнокровие.

– Метлу забыла, ведьма? Сегодня на своих двоих? – спрашивает он, выбив у меня из лёгких кислород. Одна фраза, а меня размазало по асфальту на скорости под двести.

Зачем так назвал? Зачем так сказал?! Да и в целом, зачем вообще заговорил?!

Стою, как парализованная. Полностью уязвимая. Ощущаю себя обнажённой перед ним, сложившей оружие, падшей. Настолько всё плохо. Настолько ужасно.

Я слабая, слабая, слабая рядом с ним!

Не хочу общаться. И отвечать более не собираюсь. Я должна поскорее улететь из Москвы. Забыть всё как страшный сон. Переключиться. Заняться собой и беременностью!

– Стой, – окрикивает меня грубый баритон. – Уронила.

Поворачиваю взгляд на него и понимаю, что у меня сейчас случится обморок, потому что у него в руках мои таблетки от тошноты.

Боже, боже, боже.

Он же не смотрит, что это такое, да? Он не смотрит.

Плевать ему.

Подхожу быстрее пули и выдираю у него из рук блистер. Хорошо, что там толком не прочитаешь. Не видно. Всего-то три первые буквы названия. Но когда рука касается его кожи, по телу будто электрический ток проносится. Взрывает во мне все мои червоточинки.