Как она защищает всё, что любит. Собой. Ценой своей жизни.

Не знаю, где на свете происходит это распределение душ. И не знаю, чем заслужил такой подарок судьбы, но… Я хочу сберечь это, насколько получится. Сделать своих сыновей достойными людьми. Сделать их любимыми, настоящими, справедливыми, как их мать. Честными и сильными. Это то, что я обязан им дать.

Однако, думая о том, сколько всего впереди, я боюсь оступиться. Отец, Сокол…Домбровские. Все они, так или иначе, должны получить по заслугам. Это – моё предназначение, чтобы обезопасить всех, кого люблю.

Ещё около десяти минут стою перед домом и боюсь заходить туда. Но всё же крадусь на цыпочках, чтобы не разбудить. Катя же…Ждёт меня на кухне, сидя за столом в одиночестве.

– Малыш…Как так? – спрашиваю, нахмурившись. – Ты должна давно быть в постели.

– Я не могла заснуть снова. Мне приснился кошмар, – отвечает она, подходя ко мне, и закидывает руки на мои плечи. Я же обнимаю за тонкую талию и зарываюсь носом в её волосы. Глажу её голову. Не могу отпустить.

– Какой кошмар…?

– Будто ты не вернулся…Будто ты просто исчез… – плачет она, на что я растерянно смотрю ей в глаза.

– Но это ведь только сон. Я здесь. Вот он я. Успокойся, моя. Чего плакать-то? – спрашиваю, осознавая, что впервые в жизни меня не беспокоят её слёзы. Я просто стираю их с её щек, но при этом не испытываю к ним отвращения. Скорее, просто эмпатию. И это так странно…Самое странное, что могло со мной быть.

– Не уезжай больше, Глеб, – она прижимается ближе, а я обхватываю её под попу и поднимаю на руки, унося в сторону нашей спальни. Просто молча несу, пока она целует моё лицо. Мы больше ничего друг другу не говорим. Я кладу её на кровать и притягиваю к себе спиной. Дышу ей в затылок, а трогать боюсь.

– Что-то не так? Что-то случилось? Я хочу и дальше тебя целовать, – просит она, развернувшись ко мне.

– Мне страшно за Ярослава. Давай мы ничего не будем делать сегодня. Только сегодня…Ты под уколом… И…тебя осмотрели? Людмила писала мне…Но я нихрена не понял.

Катя смеётся над этими словами. Страшно представить, сколько изменений терпит женский организм во время беременности. Это и без того сложно, а с теми стрессами, что ей пришлось пережить, боюсь, мы слишком не предусмотрительны.

– Вообще, да. Меня осмотрели, всё хорошо, но тонус есть…Я просто…Так соскучилась по тебе. Так давно тебя не ощущала, – шепчет моя ведьма, уткнувшись носом в мою шею и перекидывая через меня одно бедро. Соблазняет ведь, и я сам на иголках. И не могу я быть столь безучастным и бессовестным. Так ведь нельзя.

Свои желания, Глеб, можешь засунуть куда подальше. Теперь есть что-то намного важнее этого. Хрупкое. Маленькое. Требующее твоей защиты.

– Знаю, малыш… Твои сокращения сейчас…Нежелательны, верно?

– Верно… Глеб, верно, – соглашается она, а я перебираю между пальцами её волосы.

– Мы потерпим до завтра. Потому что всё, что мне надо – это знать, что с нашим сыном всё в порядке…

– А представляешь, если там девочка? – спрашивает моя ведьма, улыбаясь. – Вот смеху будет…

– Я растекусь, – отвечаю честно. – Если там малышка…Прямо как ты…Зеленоглазая…С рыжими волнистыми волосами. Просто пристрелите меня. Я ведь никогда никому не смогу её доверить. Просто убью всех нахрен.

– Дурак, – смеётся она, поглаживая моё лицо. – Ты решил все свои вопросы?

Я вижу, что она смотрит на мою перебинтованную руку, а кровь просочилась наружу. Она знает. Она видит. Она понимает.

– Да, – скупо проглатываю. – Спи, моя тигрица. Завтра новый день. Нам ещё столько всего предстоит.

– О чём это ты? – спрашивает она, взглянув на меня в темноте комнаты. Чувствую её яркие зелёные огни даже в ночи.

– О шоппинге конечно. Завтра мы едем скупать все детские магазины. И «нет» не принимается, – отвечаю, вздохнув. – Даже если придётся лететь со всеми этими баулами в Москву потом. Но в твоём состоянии нужны только положительные эмоции. А я должен тебе их предоставить. Значит…Будем предоставлять…

– Что же…И в парке погуляем? И мороженое вместе поедим? – спрашивает она с ехидным смешком. Как всегда, её интересует что-то обыкновенное. Приземленное. Не звёзды с неба, а прогулка в парке…

– Вообще всё, что твоей душе угодно…Всё, что сделает тебя счастливой…

– А если тебя сфотографируют с любовницей и выложат в сеть? – шутливо произносит она, хихикая.

– Мы замаскируемся, как можем. В зимних шмотках хрен нас кто узнает…Не волнуйся, моя любовь. Никто больше нас и пальцем не тронет. Я достану каждого…

«Я достану каждого».

Естественно, я в это верю.

Закрываю глаза в его тёплых руках и проваливаюсь в сон. Мучительный. Уничтожающий меня изнутри. И кажется, что бесконечный…

– Глеб, держи, пусть оберегает тебя. Так надо и не спрашивай откуда… – передаю ему странную продолговатую вещичку на цепочке, а он улыбается, зажимая её в кулак. Рассматривает.

– Что это?

– Просто оберег. Прошу тебя, носи его. Это важно для меня.

– Хорошо, ведьма, как скажешь…

Вешаю его ему на шею, тереблю в ладонях, и внезапно, будто по щелчку пальца, земля под ногами начинает разверзаться, и мы с ним за секунды падаем вниз.

– Стой, стой…Глеб! – кричу ему, срывая горло, пока мы оба почему-то не оказываемся под толстый слоем воды. Меня оглушительной силой притягивает куда-то глубоко. Словно к моим ногам привязаны тяжёлые камни.

Отталкиваюсь руками и ногами, но не могу выплыть. Никак не могу, сколько не стараюсь. А кислорода словно вообще нет. И ведь умею плавать, но не получается. Паника настигает так же быстро, как я начинаю задыхаться.

Глеб подплывает, вдыхая в меня воздух и силой толкает меня вверх, сам при этом оставаясь на месте. Чувствуя, как двигаюсь вверх, я по инерции ищу его руку, но его нет рядом. Всплываю. Судорожно набираю воздух и снова ныряю за ним. Рыскаю в этой бескрайней морской темноте. И вижу, как он идёт ко дну и не дышит. Даже не пытается выплыть. Словно находится без сознания. И течение вдруг становится таким сильным, что расстояние между нами только увеличивается.

Нет, нет, нет…Господи, Глеб!

Боже…Помоги.

Хочу кричать, но надо добраться до него. И пока я всеми силами опускаюсь за ним, он проваливается всё глубже и глубже в бездну. Пока и вовсе не пропадает из зоны видимости…

И я открываю глаза, прижатая к его тёплому сонному телу. По моему же бежит неприятная дрожь. Я тут же врезаюсь в него сильнее, чтобы чувствовать. Чтобы отойти от этого ужасного кошмара.

– Эй…Малыш, я здесь, – сквозь сон бормочет он, сильнее обхватив моё тело. – Всё хорошо…Ты чего?

– Ты тонул, Глеб…Ты тонул, – плачу. Снова. Это какой-то бесконечный поток слёз и вселенский ужас. Не понимаю, что со мной происходит в последнее время.

Глеб хмурится, трогая мой лоб, а затем касается его губами.

– Температуры вроде нет. Неужели я укусил тебя и теперь ты переняла у меня эти жуткие кошмары? – шутит он, поглаживая моё лицо и поцеловав в нос. – Успокойся, девочка. Я не тону. Разве что в твоих глазах. Но это мне только по кайфу.

– Обними меня…

– Я и так обнимаю, дикая моя коша. Это просто стресс…Мы сегодня же всё исправим. Наберем тебе всех этих подушек для беременных, удобных тапочек, тёплых халатов, грелок и прочей фигни. Будешь у меня упакованной и пушистенькой…Как маленький котёнок…Дикий, разумеется.

– Ага, – улыбаюсь в ответ, потираясь о его грудную клетку. – А вечером ты позволишь мне себя раздеть и целовать…

– Посмотрим, – хмыкает, на что я обиженно цокаю. – И не обижайся. Как скажет врач.

– Адов…Адов…Во что ты превратился…Такой заботливый папочка… – бормочу я, а он пожимает плечами и смотрит на меня своими голубыми дикими. Практически раздевает ими… И я дрожу…

(Глеб)

Ну, папочка. Ну, заботливый…Не вижу ничего плохого, чёрт возьми.