– Сам, но я буду рядом, – добавляю уверенно. – Куда бы ты не направился, я теперь с тобой, брат. До самого, блядь, конца.

Об отце больше не говорит. Не знаю, реально готов ли он забрать у него жизнь. Думаю, что нет…Но это только его право. Его ребёнка он убил. Его любимую. Последнее слово за ним.

Не успеваю уловить его настрой, как ощущаю, что он в отчаянии роняет лоб на моё плечо. Задушено глотаю воздух, в горле образуется тугой ком. Кир просто наблюдает со стороны с хмурым видом. А я по-настоящему обнимаю брата в нашей общей гостиной.

– У нас... Будет ребёнок, Руслан…Катя беременна… И ты мне нужен. Чтобы защитить…Чтобы… – не договариваю, ощущая, как и его руки смыкаются на моих плечах. А затем он чуть отстраняется и смотрит на меня со слезами на глазах.

– Я рад…Бля, Глеб, я реально за тебя рад…Береги их. Я помогу.

***

Когда приезжаем к Киру домой, время на часах уже восемь. Надюха носится туда-сюда как ужаленная, пытаясь найти себе место, а мы тем временем выгоняем её, чтобы перетереть важные вопросы. Затем я, оставив Руса там, еду навестить мать.

Новости хорошие. Она в сознании. Ей лучше, но нужно избегать стрессов, однако то, что она говорит мне просто вышибает мне мозг двустволкой.

– Это я виновата…Я тогда грубо себя вела…Вот он и…Ушёл от меня…

– Мама. Ты бредишь, да? Грубо себя вела? Ты с ума сошла? Он тебя не ценит. Ты каждый раз ищешь ему новое оправдание… Не обижайся, но я скажу, как есть… Он тебя затравил. Сломал. Уничтожил. Раздавил как таракана.

– Не правда, Глеб…Просто он такой. Я должна была лучше понимать его…

– Пфффф…Ладно, мам…Бесполезно спорить с тобой, раз даже психолог не помог, я и подавно. Надеюсь, ты понимаешь, что он не заслуживает ни одной слезы, вылитой из твоих глаз.

И это она ещё не знает правды про Лину и своего внука…

– Глеб…Я очень тебя прошу…Ты только не говори ему ничего. Я не хочу, чтобы он знал. Всё останется по-прежнему…

– Ты что…Даже не выскажешь ему?

– Конечно нет…Я хочу сберечь семью…

Семью. Одно, блядь, название. Я конечно люблю брата. Сильно. Но, блядь, какая же это семья, если отец – последняя сволочь, которая уничтожает всё хорошее, что у нас есть.

Никак не комментирую.

Целую мать на прощание, выдвигаясь оттуда, и вижу номер Кира на экране.

– Он кароч вырубился. Всё норм. Не теряй.

– Так и не скажешь чё у вас с Сонькой?

– Нет, прости.

– Лан, забили. Я по одному делу и домой.

– Давай. Ведьме привет.

– Передам.

Как только сбрасываю, набираю свою чудесную жёнушку.

– Какие люди, – язвит блонда в ответ.

– Ты в Москве?

– Да.

– Завтра к десяти подруливай на разговор в мой дом.

– А если нет?

– Сама знаешь, – бросаю резко и очень даже равнодушно. Плевать я хотел на неё и её мнение.

– Ясно.

– И это…Батя мой с твоим?

– Да.

– Ладно, гуляй пока, – сбрасываю, примерно прикидывая, когда состоится разговор с Домбровским страшим…Стоит заняться и остальными вопросами. Да вдобавок встретиться с Чадой.

Но пока я сажусь в тачку и мчу к дому одной квартирки, расположенной по адресу, который мне сообщил Рус. Подъезжаю и сижу там, наблюдая за обстановкой.

И вдруг вижу, как из подъезда выходит девчонка. Молоденькая, светловолосая, но с карими глазами, прямо как у нашего отца. А затем она прыгает в машину. Я почти уверен, что это она. Та самая младшая сестрёнка. Виктория. Викуся.

Следую за водителем, незаметно скрываясь в плотном потоке машин. Время на часах ещё детское. Только десять вечера. И мне удаётся довести её прямо до одного из известных рестиков. А уже там я вижу, как наша прекрасная новоиспеченная сестрёнка выбегает из машины и бежит к Филу, своему сводному братцу. Не просто обнимая его, а целуя в губы яростным засосом. А это означает две вещи. Первая – они аморальные скоты. А вторая – у меня только что появились охренеть какие невъебенные засечки на разъёб всего этого скотского притона. Я, блядь, разрушу их гадюшник изнутри и не оставлю ни единого шанса на победу.

Возвращаюсь домой только в два ночи, рассказываю обо всём Кате, хотя понимаю, что это полный трэш, но у нас больше не должно быть секретов друг от друга. Секреты всё ломают. Мы уже научены горьким опытом.

Ведьма передаёт оберег. Смотрю на него и странно так хочется его на себя нацепить, хотя у меня из всех украшений, только перстень на мизинце, причисляющий меня к моему брату. Ведь фальшивую обручалку я снял сразу же, как улетел. Рус купил как-то две печатки на своё совершеннолетие, одну отдал мне. Мне тогда было четырнадцать, и он сказал:

– Если есть в жизни что-то важнее брата, то я этого ещё не нашёл.

Я помню эти слова до сих пор. Именно Рус учил меня дружить. И именно благодаря ему я так отношусь к Киру. Это что-то внутренне, ведь отец не учил нас ничему подобному. Он всегда только пользовался людьми и никогда ничего не давал взамен. Поэтому сейчас, когда я держу этот оберег в руках, я понимаю, о чём тогда молвил мой брат.

Я понимаю это и я это нашёл. Важнее брата. Важнее себя. Важнее всего вокруг.

То, что внутри неё.

Моё продолжение…

***

– Голодный? – спрашивает меня ведьма, пока я смываю с себя кровь Руса и снимаю одежду.

– Угу.

– Я приготовила ужин, сейчас погрею.

Стоит у меня за спиной в одном халатике и суетится.

– Малыш, тебе спать уже надо, а не меня обслуживать. Ты беременна. Должна много отдыхать, а вместе этого постоянно меня ждёшь и нервничаешь. Да ещё и готовишь…Михе мозги завтра вправлю. Чтобы впредь думал о твоём состоянии и заказывал из ресторана заранее.

Иначе за что я им так много отвешиваю, мать вашу???

– Он и так думает! Он мне сумки помогал нести! И везде меня отвёз, где я просила…Он хороший! – выдаёт она возмущенным тоном, а я выключаю воду и обхватываю её за талию, прижимая к двери ванной комнаты.

– Хороший, значит? – спрашиваю, заглядывая в зелёные глаза.

– Да! – выдаёт она, насупившись. Такая смешная. Если наши дети будут делать так же…Я с ума сойду…Они из меня верёвки вить будут…

– Ведьма… – шепчу, сжимая челюсть в тиски. Веду ладонью по гладкой ткани и дёргаю за пояс, который тут же опадает и раскрывает полы её чертовски сексуального халата. Грудь видна лишь наполовину. Возбужденные соски прорезаются через атласные края, и я чуть склоняюсь, прикусывая один прямо через ткань, отчего она закрывает глаза и чувственно вскрикивает. Взвывает, постанывает.

– Глеб…М…ммм…

– Отшлёпаю, – скупо отрезаю, задевая сосок кончиком носа. Вдыхаю запах. Нет, блядь. У неё реально какие-то навыки по приручению.

Или же это какая-то встроенная функция.

Почему меня всё время так штырит?

Ощущение, что я реально наркоман. Запах ведьмы, её вкус…Мгновенно понимаю, что нюхать хочу. И лучший ужин для меня сейчас передо мной.

Падаю перед ней на колени, а она вздрагивает.

– Что ты…Глеб… – выдыхает, как только я вжимаю её в дверь прикосновением губ к чувственной плоти. – Ах… – громко вздыхает, зажимая рот одной рукой, а второй зарывается в мои волосы.

– Шире…Разведи шире, – ныряю в неё языком, как только получаю лучший доступ. Пиздец соскучился. Она постанывает, занижая децибелы ладонью. Видимо, не хочет, чтобы слышали соседи, мы ведь в обычной квартире сейчас.

Поджимая ноги, двигается бёдрами на встречу. Кайфует тигрица. Вижу, что на грани балансирует. Дышит так, словно километр только что отбежала. Скулит…

А затем и вовсе взрывается, осколками меня задевая…

Вся течёт…Я нюхаю, и крыша едет.

И сам уже не знаю, куда податься.

Не успеваю встать, как она рывком меня сама поднимает и встаёт на колени, стягивая вниз мои джинсы вместе с трусами, пока я упираюсь ладонью о кафель.

– Малыш…Тебя точно не тошнит? Всё нормально? – спрашиваю обеспокоенно. У неё же токсикоз бывает, а тут минет…

Наверное, как-то…Неудобно…

– Адов, я хочу тебе отсосать.