— А почему ты вдруг захотела на бал? Неужто тебе так понравился Эрик?

— Да, понравился. А тебе? — она пригвоздила меня пустующим взглядом. — Тебе ведь самой он понравился. Не думаю, что он принц, но ты права, он явно из богатой семьи.

— Мне Эрик неинтересен, а тебе никто не мешает встретиться с ним на балу.

Элла засмеялась, а потом провела по щеке, оставляя на коже темные следы от ягодного сока.

— Ох, Анастасия, ты всегда любила издеваться, — произнесла она с горечью, — я же сказала, что меня не отпустят.

Что-то в Элле все же вызывало жалость. Может, потому что она то и дело скованно сжималась, становясь более хрупкой, или сыграло роль ее отчаянное желание понравиться хоть кому-то. Перед глазами все еще стояла картина, когда она жадно потянулась к Эрику, как только увидела его приветливую улыбку. Но так или иначе, я почти ей посочувствовала.

— Надо верить в лучшее, вдруг Фея-крестная услышит твои желания и исполнит их.

Элла задумчиво на меня взглянула, и скулы на ее лице углубились, добавив живой красоте искусственности, как у мраморной статуи.

— Не знала, что ты настолько смелая, раз произносишь ее имя.

— А Фею-крестную кто-то боится?

Элла пожала плечами:

— Она пусть и не настолько сильная, как… — она прикрыла рот ладонью, чтобы приглушить голос, — Румпельштильцхен, но все же одна из самых могущественных созданий. А где могущество, там опасность.

Я впервые слышала о Румпельштильцхене, но вслух это не признала. Элла бы тотчас поняла, что с ее сестрой не все в порядке. А ее подозрения — это меньшее, что мне сейчас было нужно.

Сказка нагло пыталась вырваться из привычного сюжета с доброй феей-крестной и милой Золушкой, которая не ходит по лесам в плаще цвета крови. Стало душно, и я потянулась к верхним пуговицам плаща, чтобы снять его.

— Что ты делаешь? — Элла стремительно оказалась подле меня и схватила за руку, отцепляя ее от пуговиц. — Не смей.

Я даже не успела испугаться — просто молча уставилась на Эллу, которая тяжело дышала от злости и раздражения.

— Никогда не снимай этот плащ в лесу, ты меня поняла? — процедила она, — а лучше носи его на улице всегда. Эта услуга — моя тебе благодарность за изменившееся отношение. Не пренебрегай моей добротой.

Элла отпустила меня, вернулась к своей корзине и больше ни разу на меня не взглянула и не сказала ни слова, пока мы продолжали собирать ягоды. К тому моменту, как моя корзина заполнилась до краев, солнце уже спряталось за макушками деревьев, а вдали прозвучал протяжный вой. Услышав его, Элла тихо сказала:

— Пора домой.

Я следовала за ней по пятам, стараясь казаться спокойной, однако совершенно ничего не понимала. Сказка либо пыталась свести меня с ума, либо напугать до чертиков. И у нее что одно, что другое прекрасно получалось.

Нет никого противней Гастона

Держать глаза открытыми было тяжело. Я прислонилась лбом к стенке кареты и не обращала внимание на дорогу, из-за которой каждый раз больно стукалась на очередной кочке.

— Мама, посмотрите на нее, — произнесла Дризелла, — она ухитряется спать. Что ты делала всю ночь? — она требовательно дернула меня за рукав.

Мачеха сидела напротив, и ее черное, почти траурное платье занимало половину пространства. За сегодняшнее утро она обмолвилась со мной лишь несколькими фразами, однако Дризелле ответила:

— Оставь ее, пусть спит, дорога неблизкая.

Я не выспалась, потому что опять видела все тот же кошмар, он заставлял меня вскакивать посреди ночи. Люцифер сочувственно шевелил усами, но не знал, как помочь.

Хотя в карете удалось задремать на несколько часов. Наверное, когда я находилась далеко от Золушки, нервное напряжение немного утихало.

Когда мы выехали из леса, я придвинулась к окну.

Город выглядел так, будто его нарисовали нежной пастелью на страницах старой книги. Аккуратные домики с яркими крышами, покрытыми черепицей, ровные и чистые улицы. Все это навевало мысли о провинциальной Франции, очаровательной и приветливой.

Наш экипаж остановился у небольшого торгового магазинчика с пестрой вывеской, на которой были нарисованы спицы, пронзающие клубок ниток. Нас встретила миловидная и полнолицая женщина с мозолистыми руками. Услужливо поклонившись, она спросила:

— На чье имя заказывали платья?

— На имя Вэнди Тремейн, — сказала мачеха.

Мы прошли в просторную комнату с большими зеркалами, и швея вынесла два ярких платья: зеленое и красное. Роксана уселась на большое кресло, а мы с Дризеллой начали раздеваться.

Вот честно, если бы я обернулась советским аляпистым ковром, который раньше вешали на стены, то выглядела бы гораздо лучше, чем в этом платье. Дризелла же, повизгивая, счастливо крутилась в тряпках вырвиглазного зеленого цвета, и это было настоящее насилие над хорошим вкусом.

— Смотрится неплохо, — сказала Роксана, — Анастасия, но мне не нравится твое недовольное лицо, в чем дело?

— Есть другое? — спросила я, пытаясь выбраться из корсета, который выдавливал грудь к шее и больно врезался в ребра. Подол был покрыт пошлыми кружевами и блестками, прилипающими к руками.

Швея растерянно посмотрела на меня и пробормотала:

— Но вы же сами выбрали ткань и фасон.

— Простите мою дочь, — Роксана поднялась и положила руку на мое плечо, предупреждающе сжав его, — она у меня в последнее время капризничает.

— Лучше уж голой идти, чем в этом.

— Ты что, полоумная? — спросила Дризелла.

— Или вообще не идти, — я отодвинулась от мачехи, потому что ее тяжелые духи с ароматом роз, пробрались через нос в голову и начали сверлить мозг.

Идея не идти на бал показалась очень заманчивой, потому что там мне делать было нечего, ну кроме как держать свечку над принцем и Золушкой.

Швея забрала у меня красные тряпки, которые можно было смело отправлять на родео, и растерянно на них посмотрела, не зная, куда девать.

— Перед балом почти все разобрали, и чем вам не нравится это? Может, жмет в талии?

— Нет, просто в таком наряде только в бордель.

Дризелла ахнула, а Роксана поджала губы, побледнев.

— Следи за языком.

Швея же, на удивление, понимающе улыбнулась и из-за морщин стала похожа на сказочную добродушную старушку.

— Осталось одно платье, самое простое, но думаю, оно покажется вам тусклым.

— Да, — согласилась я сразу же, — несите.

— Ты в лесу с Золушкой белены объелась? — спросила Дризелла, — как можно быть такой бестолковой и отказываться от красивого платья?

Роксана же промолчала, присела обратно на кресло и, расправив юбку, устроилась смотреть, как мне помогают переодеться.

— Час, и я подгоню его под вашу фигуру, — сказала швея, заканчивая с завязками.

Новое платье оказалось приемлемым: пыльно-синее и строгое, оно годилось для званого вечера, но никак не для роскошного бала, однако второстепенным героям все равно не нужно выделяться.

— Мне подходит, спасибо.

— Мам, это какая-то шутка? — прогнусавила Дризелла, глядя на меня с таким видом, будто я уже превратилась в жабу.

Роксана обошла меня по кругу и, остановившись, провела рукой по ровно отстриженным волосам. Этот жест был почти материнским и нежным и заставил меня застыть от удивления. Она с затаенной грустью произнесла:

— Я всегда хотела продлить вам детство, чтобы вы никогда не повзрослели, но ты… Ты выглядишь такой взрослой, особенно сейчас.

И в ее голосе не было ни злости, ни раздражения, лишь старая печаль, которая жила внутри очень и очень долго. Наверное, любой герой или злодей мог рассказать свою историю, но выслушивать каждого — это навсегда застрять в сказке, поэтому я отвернулась от мачехи и призрака ее прошлого и спросила:

— Надо ждать целый час?

— Мама! Мама! — заплясала Дризелла вокруг матери. — Давай пойдем в пекарню? Ну, пожалуйста! Пожалуйста! Хочу-у!

— Конечно, — с видом благодетельницы кивнула мачеха.