Глаза Эверли не отрываются от моих, пока она расстегивает мой ремень и снимает с меня брюки и боксеры.
Мой член вырывается на свободу, и моя девочка облизывает губы и обхватывает меня своим кулачком.
Мои мышцы напрягаются, и собираю ее мягкие волосы свои руками, желая увидеть ее.
Ее глаза цвета океана остекленевшие и голодные.
Такие чертовски нуждающиеся.
— Пусти меня к себе в рот, детка, — рычу я и ее улыбка становится еще шире.
— Терпение, Кросс. Сейчас моя очередь.
Она проводит языком от основания моего члена до набухшей головки. Она щелчком слизывает жемчужину спермы, затем обхватывает меня своими пухлыми розовыми губами, и, блять…Я мог бы умереть счастливым вот так.
Моя кровь сгущается, а позвоночник покалывает от первого, блять, ощущения ее теплого, влажного рта. Обхватываю ее лицо руками и провожу большим пальцем по ее челюсти.
— Я могу быть терпеливым, — напоминаю ей.
Ее ресницы трепещут, а губы расходятся в сексуальном вздохе, когда она заглатывает меня до самого горла.
Бля-я-я-ть…
Терпение я могу проявить. Но с ее ртом на мне, сдерживаться гораздо сложнее.
Голова Эверли покачивается, а глаза слезятся, когда она двигается вверх-вниз по моему члену, напевая вокруг меня. Вибрация сводит меня с ума. Ее язык, ее рот, ее глаза, устремленные на меня. Все в ней сводит меня с ума. И я здесь ради всего этого.
Но это не то, как собираюсь кончить. Не сегодня. Мне нужна моя девочка.
Дергаю ее за волосы и притягиваю к себе на колени.
— В первый раз, когда я беру тебя, я кончу в твою киску, детка. Не в твой рот.
— Это не первый раз, Кросс, — дуется она, но все равно обхватывает меня руками и ногами так, что мой член оказывается прижатым к ее половым губам. И, трахните меня, даже это похоже на рай.
— У меня уже было твое тело. Теперь хочу тебя всю. Но сначала мне нужно взять презерватив. Я не догадался положить его в карман, когда думал, что ты сидишь перед моим домом, чтобы все закончить.
Поднимаю ее, чтобы встать, но она толкает меня обратно.
— Кросс… — шепчет она, проводя пальцами по моему лицу. — Я на уколе, чиста, и мы в безопасности. Я просто хочу почувствовать тебя. Ничего кроме нас.
То, что она не настаивает, говорит громче любых слов.
— Ты уверена? — провожу рукой по ее ребрам и обхватываю горло, а затем надавливаю большим пальцем на пульс. — Потому что, как только ты позволишь мне войти в тебя, я не отпущу тебя, детка.
— Не отпускай, Кросс. Даже когда я убегу. Не отпускай.
Эверли проникает между нами и проводит моим членом по своим мокрым складкам. От ее улыбки у меня перехватывает дыхание, когда она приподнимается на коленях и обхватывает мой член рукой, прижимая меня к своей горячей, влажной киске, медленно опускаясь на меня.
Она медленно опускается вниз, ее хныканье наполняет воздух, когда она растягивается, чтобы принять меня.
Такая охуенно тугая.
Такая, блять, моя.
Эта девушка… Не знаю, что за гребаные чары она наложила на меня, но никогда не отпущу ее.
Широко раскрытые глаза смотрят на меня, когда обхватываю ее, впиваясь пальцами в мягкую кожу ее круглой попки.
— Ты такая красивая, детка. Принимаешь мой член, как хорошая девочка.
Она выдыхает и проводит ногтями по моей спине, царапая кожу. Ее предыдущий оргазм все еще капает между нами, когда ее великолепные глаза закрываются, и она наконец начинает двигаться.
— Смотри на меня, Эверли.
Ее глаза переходят на мои, она обхватывает меня за плечи и прижимается ко мне, набирая скорость и вбирая меня все глубже, пока не начинает дрожать, тяжело дышать и выкрикивать мое имя.
В этот момент рвется последняя ниточка контроля, за которую я отчаянно цепляюсь, и меня уже ничто не сдерживает.
Прижимаясь губами к ее губам, проглатывая ее стоны, трахая ее снова и снова.
Ударяя в это тайное, сладостное, скрытое местечко внутри нее. Мы поднимаемся все выше и выше, пока нам больше некуда деться. Между нами нет пространства. Только мы двое.
Никогда в жизни не чувствовал себя так охренительно хорошо.
— О боже. Кросс… — Эверли откидывает голову назад, ее длинные волосы целуют верхнюю часть моих бедер, она выгибает спину и впивается ногтями в мои плечи. Ее чертовски безупречные сиськи с красивыми розовыми сосками, идеально заостренными, так и просятся, чтобы их пососали. Она стонет, когда обхватываю ртом один из них и прижимаю ее тело к своему. Я проникаю так глубоко, что вижу гребаные звезды.
Мои мышцы напрягаются с каждым резким движением бедер, с каждой каплей соков от ее предыдущего оргазма, скользящей по моему члену. Каждый сексуальный стон, срывающийся с ее губ.
Я хочу удержать ее.
Клеймить ее.
Чтобы она чувствовала меня между своих ног в течение долгих долбанных дней.
Вся, блять, моя.
В основании моего позвоночника закипает яростная, раскаленная до бела лава, когда огненная, всепоглощающая потребность грозит сжечь весь мир вокруг нас, и мы трахаемся до беспамятства.
* * *
Мы лежим, с обмякшими конечностями и сплетенными ногами, еще долго после того, как оба спустились с высоты. Голова Эверли лежит на моей груди, а я играю с ее волосами. Прохладный влажный воздух танцует над нашими разгоряченными телами. Никто из нас не разговаривает. Слова не нужны. До тех пор, пока по ее коже не побежали мурашки.
— Ты замерзаешь, Золушка. Думаю, нам лучше пойти в дом.
Она поднимает голову и упирается подбородком в мою грудь, на ее лице появляется озорное выражение.
— Не думаю, что когда-нибудь буду смотреть на дождь так же.
Провожу рукой по выступам ее позвоночника и легонько шлепаю по ее идеальной заднице.
— Я всегда любил дождь. То, как он смывает все. Мне нравится, как он пахнет и как ощущается. Когда я рос, мне нравилось, что дождь превращается в лед. На льду мы могли кататься на коньках на озере в центре города. Но должен сказать, что никогда еще не любил его так, как сегодня.
Радионяня трещит, улавливая болезненное хныканье Джекса.
— Черт. Я должен проверить его. У него прорезаются зубки, и у него небольшая температура.
Я прижимаюсь губами к ее лбу и хватаю с пола свои боксеры.
— Ты будешь здесь, когда я вернусь?
Она кивает, но не произносит ни слова. Она снова потерялась в своих мыслях.
Я чувствую на себе ее взгляд, когда захожу внутрь, и думаю, не собирается ли она броситься наутек.
Она просила меня не отпускать ее, даже когда она убегает.
Думаю, она еще не поняла, что я никуда не собираюсь уходить.
Разве что в погоню за ней.
Не уходи.
Проклятье. Эти слова проносятся в моей голове и заставляют меня чувствовать себя ужасно. Он думает, что я сбегу, даже после сегодняшнего вечера. Даже не могу злиться, потому что моя голова говорит мне бежать как можно дальше и быстрее.
Потому что после этого…
Будучи настолько честной.
Настолько уязвимой.
Я не уверена, где меня это оставляет. Оставляет нас. Черт. Он прав. Я уже думала о том, чтобы все закончить. Самосохранение — сука. И оно говорит мне, что я не переживу Кросса Уайлдера.
Монитор снова трещит, и я слышу голос Кросса, который пытается успокоить Джекса.
— Эй, приятель. Иди сюда, — воркует он своим успокаивающим голосом. — Не очень хорошо себя чувствуешь, да?
Плач Джекса усиливается, и Кросс вздыхает.
— Ладно, ладно. Давай тебя переоденем, а потом пойдем искать бутылочку, хорошо? Может быть, если нам повезет, Золушка все еще будет здесь, когда мы вернемся вниз.
Я подхватываю с земли его рубашку и надеваю ее, затем собираю остатки нашего беспорядка и направляюсь внутрь в поисках чего-нибудь выпить… Чего-нибудь согревающего.
Чайник уже свистит, а я ем печенье, которое нашла в шкафу, когда Кросс входит на кухню с Джексом на руках. Ага. У меня есть фетиш на папочек. Это официально. Потому что мой мужчина — с голой грудью и ребенком в светло-голубой пижамке, свернувшимся калачиком на большой, широкой, голой груди Кросса — просто охренительно потрясающий. Святой горячий папочка.