Встретимся как можно скорее в Клайдсдейл-парке. Я серьезно.
Никаких смайлов. Ничего, кроме отчаяния, которое не проявляется даже в тексте, главным образом потому, что Тейни никогда не пользуется знаками препинания, а точка отмечает конец ее предложений. Она всегда говорит мне, что пунктуация пассивно-агрессивная.
Сколько бы я ни доказывала, что это простая грамматика, она никогда не слушает, практически затыкает уши пальцами и ля-ля-ля меня до смерти.
Я раздумываю, показать ли Девану текст, но он уже читает его через мое плечо.
— Я не отпускаю тебя одну, потому что Клайдсдейл-парк находится далеко от клуба, — говорит он. — Или рядом с домом, где живет Тейни. Это не то место, куда ты пойдешь, чтобы встретиться с подругой и поболтать.
— Местоположение действительно странное, — соглашаюсь я вслух.
Неприятное ощущение щекочет мой затылок, и моя первая мысль — написать Габриэлю. Вместо того, чтобы задавать вопросы самой себе, я спрашиваю его, что он думает о выборе места встречи.
Деван странно смотрит на меня, но ничего не говорит о том, что я сосредоточена на телефоне.
Для нас это не особенное место. Раньше в парке располагался какой-то мегамагазин, который обанкротился, и вместо того, чтобы пригласить в это пространство другой бизнес, город решил снести его и создать зеленые зоны для соседних жилых комплексов. Ничего особенного, что могло бы привлечь толпу. В основном это полуувядшая или отчаянно нуждающаяся в скосе трава и единственная карусель. Грустно, правда.
Они могли бы сделать с ним так много, как общественный сад.
— Если ты не собираешься отпускать меня одну, то поторопись, — я кладу сотовый в карман и иду к машине. — Я не хочу заставлять ее ждать слишком долго.
— Я останусь в машине, пока ты встретишься с ней, но убедись, что она находится на расстоянии видимости. Понятно? — Деван идет рядом со мной.
Он верен своему слову и остается в патрульной машине, скрытый, но на расстоянии видимости. Тейни не сообщила точное место встречи, но я сообщаю ей, когда буду там, и направляюсь к одной из одиноких скамеек на пешеходной дорожке. Ее нигде нет. Мне это не нравится.
Мне не нравится, что по дороге сюда я почувствовала необходимость написать Габриэлю и сообщить ему, что происходит. Еще меньше мне нравится то дурацкое сообщение, которое я получила от него, о том, что парк невзрачный. Когда он и Деван высказывают свои опасения, это все равно, что оказаться зажатым между двумя придурками, и я не могу справиться с ними обоими одновременно, чувствуя, что я тот, кого они должны защищать.
Я хочу поговорить со своей подругой и сделать это на своих условиях.
Я смотрю на черный экран телефона: новых уведомлений нет.
Наконец шаги приближаются, и я поднимаю взгляд и вижу, как Тейни тянется ко мне. Ее обычно растрепанные волосы собраны в пучок на голове, а руки обхватывают ее живот. На ней джинсы и туфли на плоской подошве, ее поза сгорбилась вперед.
Я не могу отделаться от мысли, что она такая маленькая. Маленькая, нежная и почти хрупкая. Точно так же должны относиться ко мне Деван и Габриэль, они же два придурка.
Вот только Тейни не такая, как я.
У нее нет пистолета, и у нее нет всех моих психических проблем. Она начала работать в клубе, потому что хотела иметь безопасное место, где можно было бы исследовать что-то новое. Она покорна; она никогда не обидит муху и всегда заботится обо всех вокруг, даже если для этого придется терпеть мою сумасшедшую задницу или отдавать половину своей зарплаты коллеге, которому нужен аванс.
Она именно такая.
Чем ближе она подходит, тем легче увидеть яркие цветные пятна на ее щеках и темные зрачки, намного большие, чем обычно.
— Эй, — я тут же тянусь к ней и притягиваю к себе в яростных объятиях. Она трясется. — Что происходит? Ты в порядке?
Ощущение чего-то неладного усиливается, когда Тейни тянется ко мне.
Ее руки автоматически обхватывают меня, и ее голова падает прямо между моей грудью. Без каблуков у нее идеальный рост, чтобы я могла положить подбородок ей на макушку, и сейчас я так и делаю. Тейни явно расстроена.
— Лейла, — она сжимает меня так сильно, что я почти теряю дыхание.
— Твое сообщение меня напугало.
Она откидывается назад достаточно далеко, чтобы встретиться со мной взглядом. Ее зрачки настолько расширены, что я не вижу ничего, кроме черных кругов. — Я должна тебе сказать. Ты больше не можешь прийти в Бархатное Подземелье. Тебе нужно держаться подальше. Пожалуйста.
— Что? Почему?
Какое отношение ее страх имеет к клубу?
Она глубоко вздыхает, ее губы сжимаются в резкую линию, когда она делает шаг в сторону. — Я думала рассказать тебе дюжину раз. — острый укол тревоги пробежал по моим конечностям. Кажется, Тейни паникует. — Я думаю, что есть…
В угасающих полуденных сумерках раздается выстрел, и в следующее мгновение Тейни падает вперед, теплая кровь проникает сквозь ее одежду в мою.
— Тейни? Тейни! — её имя прорывается как визг, ужас делает мой голос грубым. Я хватаюсь за нее, пока мы оба падаем на землю.
— Не возвращайся, — шепчет она. — Обещай мне, Лейла. Не возвращайся туда.
— Нет, нет, нет. Нет!
Тейни напрягается, ее тело становится неподатливым, а глаза закрываются. Она не дышит. Больше не трясится, не дышит, не двигается…
Нет. Нет. Нет.
Нет, нет, нет.
Слово повторяется в моей голове, и на самом деле я кричу.
Шок. Часть меня, подготовленная к подобным ситуациям, знает, что я в шоке, и эта часть управляет моим ртом. — Ты трус! — я кричу в тень. — Стреляй в меня! Вернись сюда и пристрели меня! Я, черт возьми, смею тебя.
Никто не приходит, и очень скоро мои крики переходят в рыдания, хотя слезы не жгут мои глаза.
Деван вытаскивает патрульную машину на траву рядом с нами с мигающими фарами. Сквозь дымку я наблюдаю, как он выходит из машины и подбегает ко мне, словно в замедленной съемке. Другая рука первой падает мне на плечо, и прежде чем я понимаю, что происходит, Габриэль уже здесь.
И на Девана наставили пистолет.
Габриэль не отходит от меня, обращаясь к моему партнеру, телу Тейни между нами. Мои руки обнимают ее, заперты, каждая часть меня не желает отпускать.
— Нет, нет, — бормочу я. Слова сдавленные и влажные. Я подавляю собственное чувство паники.
— Смотри, я услышал выстрел и прибежал. Для нее. — Габриэль говорит обо мне. Почему он говорит обо мне? — Что я могу сделать?
Девану требуется меньше секунды, чтобы оценить ситуацию. — Останься с ней, помоги ей. Я иду за этим ублюдком.
Он бежит в направлении, откуда прозвучал выстрел, держа в одной руке сотовый телефон и вызывая подкрепление, а в другой — свой табельный пистолет.
— Тейни…
Я выкрикиваю ее имя, но Габриэль прагматичен. Его ярко-зеленые глаза скользят по моему лицу, и он вырывает ее из моей мертвой хватки. — Где ты ранена? Ты вся в крови. Лейла? С тобой все в порядке?
— Это не моя кровь, — успеваю сказать я. — Она… кто-то застрелил Тейни.
— Надави на рану, — Габриэль весь в делах.
Я качаю головой. — Она мертва, — я готова разбиться. Мои уши наполняются визгом приближающихся сирен. Шум на заднем плане слишком громкий, звуки шагов, крики людей…
Он прижимает два пальца к ее шее, глаза сузились, губы вытянулись в тонкую линию. — Она еще не умерла. У нее слабый пульс, и, возможно, нам удастся сохранить ее в таком состоянии, если ты надавишь на рану. Ты поняла?
Подожди… что?
Мир наклоняется вокруг своей оси.
Я переворачиваю Тейни на спину.
Внезапно Деван вернулся. — Спасибо, чувак.
В здравом уме я, возможно, смогла бы распознать момент, когда Деван собрал все воедино. Или обратить внимание на то, как его взгляд фиксируется на руке Габриэля на моей руке, и на то, как я наклоняюсь к нему.
Габриэль отступает, подняв руки между нами, а Деван поворачивается ко мне. Я прижимаю обе ладони к кровоточащей ране на туловище Тейни.