Так же на некоторых засохших лужах виднелись вкрапления иной биологической жидкости. Вероятно, это вторичные следы надругательства, о котором говорил кардинал. Чудовищно.

Я поднял голову к лику Императора. С этого места, его взгляд казался укоризной или даже обвинением. Интересно, почему Он не сделал ничего, чтобы защитить свою дщерь?

— Что вы можете сказать, инквизитор? — Рядом оказалась Афелия.

Теперь ее голос звучал не так враждебно, скорее подозрительно и устало. В нем ощущалась скорбь, которую тяжело сдерживать.

— Мало чего, — складывая магнокуляр, ответил я и поднялся на ноги. — Нам придется прибегнуть к помощи Арбитрес, чтобы снять отпечатки и выяснить кому принадлежит кровь с…со всем остальным.

— В таком случае, зачем этот священник позвал вас? — Раздался с лестницы осуждающий голос Мираэль. — Не проще ли нам полностью положиться на слуг Лекса?

Я не смог сдержать ядовитую ухмылку, разворачиваясь к этой идиотке.

— Конечно вы можете обратиться к арбитрам, моя дорогая сестра, — начал я так, чтобы слышали все в святилище. — Но подумайте вот о чем — скоро священный праздник, который ежегодно привлекает на Валон Урр миллионы паломников. Вы действительно считаете, что прямолинейность и жесткость судей поможет вам быстрее найти убийцу?

Закончив, я скрестил руки на груди, выжидательно глядя на целестианку, пока та пыталась придумать ответ. В это время ее лицо раскраснелось до такой степени, что в пору было ждать пар из ушей. Разумеется, она не могла ничем возразить, потому что даже столь наивное создание знает о методах Адептус Арбитрес и способно представить последствия в преддверии крупного религиозного праздника.

Но сдаваться она не собиралась.

— Сестры, разве вы не слышите надменности в голосе этого человека? Ему же плевать на нас и нашу сестру! Неужели мы готовы довериться этому нечестивцу, висящему на грани ереси? Почему я одна возражаю, отстаивая светлую память по нашей павшей канони…

— Заткнись, Мираэль, — похоже, Афелии надоело наблюдать за представлением. Ее бронированная ладонь едва коснулась щеки строптивой девушки, но на коже той уже расцветал синяк. — Произошедшее — чудовищный грех и каждая сестра скорбит о нашем лидере. Но не забывайся. Ты еще не палатина.

Мираэль всхлипнула от боли, хватаясь за ушибленное лицо. Ничего не говоря, она попятилась к остальным воительницам.

— Афелия, мне жаль, — нужно было разрядить обстановку. — Но без оборудования вериспесков, мы здесь ничего не узнаем. Если вам действительно нужна моя помощь, то я буду ждать вас в Соборе.

Я уже собирался уйти, как заметил в коридоре группу священников, ведущих в святилище уборочных сервиторов.

— И прошу вас, ради Трона, не допускайте никого к месту преступления, пока не будут собраны все улики и сделаны пикты. Это в ваших же интересах.

Больше тут делать было нечего, а потому мы с Себастьяном покинули чертоги святилища, во главе с Августом возвращаясь в основной храм. На улице тем временем наконец рассвело и теперь очистившееся от ночного шторма небо покрывалось пастельной голубизной, на фоне которой поблескивали черно-белые стены священного города.

К моменту нашего возвращения в Соборе собралось немало народу. Хор у алтаря уже распевался перед утренней службой.

Несмотря на активные увещевания Августа, я решил занять места в середине скамей. Прихожан в храме было не так много, чтобы заполонить все ряды, а потому мне хотелось насладиться кратковременной передышкой прежде чем Афелия решится сотрудничать со мной.

В том, что она придет, я не сомневался.

Усевшись на мягкую бархатную подушку, я закрыл глаза и уперся в спинку передней скамьи. На самом деле у меня жутко болела голова. Неспокойный сон и вонь благовоний определенно не то, на чем настаивали медикусы с «Вечерней звезды». Но разве может быть у инквизитора отдых, если работа находит его даже здесь?

Воздух задрожал от тонких, набирающих силу голосов, что благодаря великолепной акустике помещения, были слышны и в первых, и в самых последних рядах. Все посторонние разговоры тут же оборвались. Спустя время, у алтаря заговорил священник с мощным вокс-усилителем, встроенным в гортань. Я заметил его еще когда мы входили через боковой неф.

Даже с такого расстояния я различал скрип и шорох помех, наполняющих его речь. Это было похоже на скрип вилкой по тарелке. Невыносимо.

— Кажется сестры не в восторге от моего вмешательства, — начал я, поворачиваясь к Августу, сидящему со скучным видом.

— Ты так думаешь? — Церемонарий, похоже, тоже хотел отвлечься от скучной речи своего «брата». — Мне кажется, они просто…все-таки произошедшее столь отвратительно и ужасно. Даже девы битвы подвержены скорби.

— И все-таки, почему ты решил пригласить меня?

— Видит Бог-Император, Иероним, я не стал бы обращаться к тебе, если бы дело не было слишком важным, — выражение пухлого лица священника посерьезнело. — Несмотря на твои дерзкие выпады в сторону Имперской Веры, я преисполнен уверенностью, что твоя преданность Трону непоколебима. А потому, на всем Валон Урре нет никого, кто справится с этой задачей лучше тебя.

— И что, даже не скажешь, что меня послал сам Император? — Я криво усмехнулся.

— Не богохульствуй… — Укоризненно прошептал Август, складывая руки на груди.

Мы немного помолчали.

— Я представлял кардинала старше.

— Ох, так все говорят, когда видят нашего старшего брата Банифация впервые, — священник тихонько хохотнул. — Но на самом деле ему уже двести семьдесят лет.

— По нему не скажешь, что он пользуется омолаживающими процедурами…

— И тем не менее, он бы давно умер без них. — Поучительно продолжал Август. — Но последние двадцать лет, кажется, он к ним действительно не прибегал. Вероятно, Богу-Императору угодно, чтобы его слуга оставался энергичным и молодым.

Последняя фраза могла бы вызвать у меня приступ смеха, но из уважения к старому другу, я сдержался. Все-таки, в истории Империума достаточно чудес, когда вера в Него была способна не только отвести смертельный удар, но и немыслимое — вдохнуть вторую жизнь в мертвое тело верующего.

Впрочем, в Инквизиции по этому поводу не утихают дискуссии. Мои братья убеждены, что не всяк чист, кто верует, а потому «дары», получаемые за свою самоотверженную службу, не всегда могут исходить от Императора…

Эта мысль в купе с неутихающей головной болью заставила меня застонать под тяжестью воспоминаний. Не так давно я знал еще одного кардинала, поборника веры, защитника своей паствы…

…он умер от моей руки.

Всплывшее в мыслях имя отозвалось импульсом боли, бросившим меня на спинку скамьи. На лбу тут же проступила испарина, а дыхание стало частым и тяжелым.

На мгновение я снова оказался среди пожелтевших колонн Солнечного собора на Биатусе. Все вокруг покрывали трещины и фекальные наросты. Воздух благовоний сменился смрадом разложения.

Мое тело сотрясалось в ужасе ожидания, пока алтарь впереди медленно проявлялся в зеленоватой зловонной дымке. Все это время над головой рокотал демонический колокол. Чем дольше я слышал этот звон, тем сложнее было отвести взгляд от конца нефа, где когда-то висел золотой двуглавый орел.

Когда дым рассеялся, под куполом собора появилась черная фигура. Как только я ее увидел, то тут же попытался закрыть глаза, но было уже поздно. Нечто у алтаря заметило меня и засмеялось, наполняя воздух звуком, похожим на предсмертные хрипы и кашель сотен тысяч несчастных душ.

Пальцы впились в подлокотник, пока я пытался убедить себя нереальности происходящего. Зубы скрежетали, пока внутри сознания звучали слова молитвы.

Тем временем существо заметило чужой взгляд и протянуло руку, указывая костлявым пальцем в мою сторону. Сердце сковал жуткий холод. Казалось, что я начал задыхаться. Еще немного, и тогда наступит смерть…

Что-то коснулось моей ладони, заставляя меня дернуться. Но как только наваждение спадает, я вижу воодушевленное лицо Августа.