Всё здесь подчинялось незримой воле архитектора, идеально расположившего каждое место погребения в соответствии с неизвестными мне традициями этого мира.
Следовавшие за Афелией сестры ступали в траурной тишине, неся над собой знамя Эбеновой чаши. В ночной тишине только хлопающий звук тяжёлой ткани разносился ветром среди угловатых крыш мавзолеев и склепов.
Спустя какое-то время мы оказались на широкой аллее, в центре которой возвышалась статуя Алисии Доминики. Святая сжимала в руках опущенные щит и меч, склонив голову в трауре. За её спиной, вдоль оголившихся древних дубов, располагались могилы. Их укрывали мраморные плиты, декорированные обсидианом и рубинами, соединенными в символы ордена.
Нас уже ждали. Среди немногочисленных фигур в белых сутанах я смог узнать Августа и кардинала. Последний стоял у вычурной кафедры, явно принесённой сюда специально, а сбоку стояла сестра в чёрном доспехе, левое плечо которой укрывала бордовая плащаница.
Ни слова не говоря, прибывшие воительницы начали расходиться вдоль внешнего края аллеи, замирая словно статуи. Отделившись от них, я подошёл к Августу. Тот лишь приветственно кивнул, не смея тревожить царящую вокруг таинственную тишину. Когда все прибывшие заняли свои места, кардинал взошёл на возвышающуюся кафедру и взял слово:
— Мои дорогие сёстры. Нет слов, чтобы описать скорбь об утрате, понесённой вами. Но я обязан напомнить всем присутствующим, что каждый из нас — слуга Бога-Императора. Все мы — его смиренные рабы, честно и фанатично исполняющие свой долг. И именно выполняя Его волю пали отважные Антисия и Трелина…
Все как один, воительницы сняли свои шлема и опустили головы. Лишь та сестра, что стояла рядом с кардиналом несколько мгновений колебалась, после чего всё-таки повторила жест.
Я затаил дыхание.
Это была Мираэль.
Рыжие отблески танцевали на её изувеченном лице, половину которого накрывала пересаженная, испещрённая рубцами кожа. Левый глаз всё ещё не открывался полностью, похожий на тёмный опухший синяк, а край губ выглядел оплавившейся глиной, которую пришлось разделять хирургическим путем.
Прежде чем опустить голову, девушка необъяснимым образом приметила мой внимательный взгляд. Клянусь Троном, в это мгновение я ощутил жгучую ненависть, сверкнувшую в её глазах.
— …так вознесём же последние почести этим воительницам! — Из-за кафедры возникли священники в чёрном и красном с носилками на плечах. — Да найдут они дорогу к Золотому Трону и займут достойное место у подножия его. Более их тела не ранить, а души не осквернить, ибо свят тот, кто пал в бою за Бога-Императора! Бессмертен тот, кто отдал жизнь, защищая праведность!
Закончив речь, кардинал отступил в тень, а в воздухе начал набирать силу детский хор. Под невинные детские голоса, тянувшие мрачный «гимн мучеников», братья-мортус медленно несли свою ношу к подготовленным саркофагам.
Сестры молча наблюдали за этим. Самые молодые из них не могли сдержать слез, а старшие лишь мрачно хмурились. Взгляд Афелии не выражал ничего, кроме тоски.
Тела девушек на носилках были облачены в белоснежные погребальные саваны со сложенными на груди руками. Завывающий ветер развевал ткань и волосы покойниц, пока их опускали на землю. Шедший следом за процессией кардинал внимательно наблюдал за происходящим и, как только павших воительниц начали погружать в саркофаги, принялся читать стихи из «обращения к мёртвым».
Детский хор тут же затих, уступая место голосам сестёр битвы, вторивших Анку под мрачный перезвон погребальных колокольчиков.
***
Когда церемония закончилась, воительницы в свободном порядке подходили к могилам, провожая своих подруг в последний путь. К этому моменту в небе вновь собрались низкие тучи, и ветер приносил редкие снежинки.
Я же держался в стороне, сидя на мраморной скамье перед статуей святой. Проходящие мимо сёстры иногда одаривали меня взглядами, которые обычно полагались чужакам. Инквизитору хорошо знаком такой взгляд…
Август продолжал руководить своими подчинёнными, расхаживая вокруг кафедры кардинала. Откуда-то с боковой «улицы» кладбища появилась группа сервиторов. Их бледные мускулистые тела ловили отблески факелов, будто окружающий киборгов мрамор.
Тем временем возле могил появилась Мираэль. Мне не нужно было обладать псайкерским даром, чтобы чувствовать повисшее в воздухе напряжение. Сёстры не могли игнорировать ужасные шрамы, какими бы благочестивыми они ни были. Вряд ли они понимали, что даже милосердные обеспокоенные взгляды вызывали у их соратницы лишь раздражение.
Возможно, по этой причине Мираэль надела шлем, как только церемония завершилась.
К девушке медленно подошла Афелия. Рука палатины осторожно легла на левое плечо, укрытое узорчатой тканью с гербом канцелярии кардинала. Но подчинённая гневно сбросила ладонь своей госпожи, развернувшись к той лицом.
Прежде чем начался спор, я уже оказался достаточно близко:
— …я всего лишь беспокоюсь о твоем здоровье, Мираэль. Ты не была обязана приходить.
— Моему здоровью более ничего не угрожает, сестра-палатина, — холодно отозвался вокс шлема. — А пришла я потому, что меня обязывает долг перед его преосвященством.
— Я уверена, что кардинал бы не стал приказывать тебе… — Осторожно начала Афелия.
— Отныне ему и не потребуется, — отрезала Мираэль, указывая на плащаницу. — Теперь я — его личный защитник, сестра. Сам Бог-Император связал наши судьбы, и я подчинюсь.
Старшая воительница на мгновение растерялась, после чего коснулась забрала подчиненной.
— Я понимаю, что ты чувствуешь, Мираэль… Но ты не должна позволять чувству вины отвлекать тебя от твоего долга перед орденом.
Похоже, девушке не очень понравились последние слова палатины, из-за чего она схватила её запястье и пренебрежительно отбросила от своего лица.
— Его преосвященство даровал мне милость и прощение, сестра. Пока наша прецептория находится на Валон-Урре, на меня возложена обязанность защищать его преосвященство, — произнеся это, юная воительница удалилась, вливаясь в свиту кардинала, готовящуюся покинуть аллею.
Всё это время Афелия молча стояла у могил, глядя вслед своей подчинённой, будто в надежде, что та сейчас вернется. Но его преосвященство ушёл, а вместе с ним и все остальные, оставляя воительницу слушать воющий над склепами ветер.
— О каком прощении она говорила? — Спросил я, оказываясь рядом.
— Кардинал Анку сказал мне, что после пробуждения Мираэль очень сильно переживала из-за того, что не смогла защитить его, — воительница повернулась ко мне с укоризной в глазах. — Но вообще, инквизитор, вам не стоило подслушивать.
— Профессиональная деформация, сестра. Прошу прощения, — моя рука осторожно коснулась её бронированного плеча. — Я думаю, нам стоит вернуться в Собор, чтобы немного отдохнуть.
— Мне казалось, что все имена уже проверены. Что вы намереваетесь делать теперь?
Это был хороший вопрос, и Себастьян, кажется, дал мне на него хороший ответ.
— Арбитры обнаружили ещё два следа, которые нам не с кем сопоставить, так что я подозреваю, что в святилище существует тайный проход.
— Но ведь судьи всё исследовали… — Начала было Афелия и тут же поникла, столкнувшись с моим взглядом.
— К сожалению, сестра, вы сами требовали осторожного сканирования. Высока вероятность, что духи машин оказались слепы из-за наших собственных желаний, — дипломатично произнес я. — Теперь вы понимаете, насколько необходимо провести тщательный осмотр?
Некоторое время мы шли в молчании, пока воительница наконец не вздохнула:
— Хорошо, Хальвинд. Я даю разрешение, но только с условием, что осмотр вы произведете при мне.
— Разумеется…
***
Вернувшись в Собор, я связался с Себастьяном. Дознаватель ожидал меня у флаера, с наслаждением потягивая ароматный кофеин.