— Все равно отберут, — сказал я.

— Вы военный, — мужчина кивнул на мою форму, — не знаете, что нас ожидает в ближайшем будущем?

— Знаю. Красные победят, будут строить социализм. Частную собственность отменят. Так что, если не хотите, чтобы вас постоянно таскали в ЧеКа, отдайте им все, что просят и устраивайтесь работать ювелиром на государственное предприятие.

— Спасибо, — с благодарностью в голосе сказал мужчина, — я обязательно подумаю над вашим советом.

— А вас за что задержали? — спросил он осторожно.

— Меня подозревают в шпионаже.

Мужчина испуганно замолчал, потом встал и пересел к противоположной стене. Да, не любят английских разведчиков/шпионов в советской России.

Постепенно я потерял счет дням. Меня не вызывали на допрос. Было такое впечатление, что про меня забыли. В нашем российском бардаке такое вполне возможно.

Однажды сидел прикрыв глаза, кто-то тяжело опустился рядом на солому.

— Трудно?

— Что? — не понял я вопроса.

— Трудно оставаться человеком, — сказал мужской голос. Я открыл глаза и покосился на сидящего рядом мужчину — это был самый настоящий монах: в черном подряснике, худое изможденное лицо, выразительные, глубоко посаженные глаза, густая черная с сединой борода, на голове черная остроконечная шапка — скуфья.

— Быть человеком всегда не просто, — ответил я.

— В ваше время тоже? — спросил он. С меня даже сонное оцепенение слетело, в котором я пребывал все последнее время. Он что, знает от куда я?

— В мое время тем более, — настороженно ответил я, — очень хочу вернуться туда, в свое время, где остались мои родители, друзья, где настоящая моя жизнь... это возможно?

— У Бога все возможно, — сказал монах. Я заметил в руках монаха четки, которые он неспешно перебирал бусинка за бусинкой. Сделаны были из дерева и окрашены в красный цвет.

— Что мне нужно сделать чтобы вернуться?

— Молиться, — ответил монах.

— Молиться, — удивился я, — так просто, разве молитва кому-нибудь помогала?

Монах не ответил. Я, опасаясь, что он внезапно исчезнет, так и не сказав мне, как вернуться в свое тело.

— И что, есть какая-то специальная молитва? — спросил я с надеждой.

— Есть. С виду она простая, но научиться правильно молиться очень сложно. Это Иисусова молитва.

— Так научите меня ей, — чтобы вернуться домой я был готов на все.

— Молитва такая, — сказал монах, — «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, прости меня грешного».

— И все? — удивился я. — Я повторю эту молитву и сразу вернусь в свое тело?

— Нет. Не все так просто. Молитва — это труд. Пока ты не начнешь трудиться над своей душой, ничего не получится. Эту молитву нужно повторять непрерывно, чтобы ты не делал, с кем бы не разговаривал, она никогда не должна прерываться.

— Повторять вслух? — меня интересовали детали. От мелочей иногда зависит очень многое.

— Поначалу можно и вслух, но потом лучше мысленно. Постепенно ты должен достичь такого состояния, когда слова молитвы будут совпадать с биением твоего сердца. Ты будешь ходить, разговаривать с другими людьми, а молитва будет непрерывно звучать в твоем сердце. В какой-то момент, когда ты достигнешь этого состояния, твоя душа обретет покой и ты вернешься в свое настоящее тело.

Я решил сразу же попробовать и стал проговаривать молитву, но у меня ничего не получалось. Слова путались, иногда я почему-то их просто забывал, тем более добиться ритмичности никак не получалось. Слова молитвы не только не совпадали с ударами сердца, но и с периодичностью вдохов и выдохов.

— Что я делаю не так? — спросил я монаха.

— Не спеши. Ты не сможешь научиться за час тому, чему люди учатся годами.

— Годами?! — в ужасе воскликнул я.

— Тебе повезло. Тюрьма идеальное место для того, чтобы научиться этой молитве. Здесь ты все свободное время можешь посвятить только ей.

— Мне повезло?! — удивился я. — К черту такое везение!

— Терпение и труд, все перетрут — так говорят православные христиане, — усмехнулся монах на мое возмущение. — Попробуй. Ты же ничего не теряешь, а приобрести можешь очень многое.

За остаток дня я еще несколько раз пытался произносить предложенную мне молитву, но у меня ничего не получалось. А вдруг это единственное средство, которое действительно меня вернет домой в мое тело? Ведь почему-то я ухватился за слова монаха, поверил ему? Главным образом, наверное, потому, что так и не смог найти для себя место в этом мире. Я представил, с каким бы удовольствием сейчас сидел бы на лекции в университете... Мы не ценим то, что имеем и только потерявши в один миг всё, начинаешь понимать, какой счастливой и беззаботной жизнью ты жил в недалеком прошлом.

Утром этого монаха и еще трех человек из нашей камеры куда-то увели. Больше я его не видел. И тут я сообразил, что монах не спросил, крещен ли я. Хотя вначале XX века некрещенных не было. За этим в Российской империи следили строго. Понятно, что был крещен казак Дмитрий Пашков. Скорее всего был крещен и Райэн Уилсон в англиканской или католической церкви, если я попал именно в его тело. Да и сам я, тоже был крещен в детстве.

Последнее лето перед школой провел в деревне у бабушки. Она была человек верующий, ходила в местную церковь. Предложила мне покреститься, и я охотно согласился, еще не понимая, что это такое. Некоторые мои деревенские товарищи носили под рубашкой медные крестики на веревочке.

Добросовестно отстоял службу с бабушкой, а потом с парой деревенских товарищей, еще не крещенных и пожелавших креститься вместе со мной, делал все, что говорил священник. В конце нам выдали крестильные крестики, которые мы гордо повесили на шею. Правда бабушка сразу сказала, что напоказ крестик носить нельзя и сразу убрала его под футболку. На следующий день мы с бабушкой пошли на литургию, и я там впервые в жизни причастился.

А потом приехал за мной папа и устроил скандал, он был категорически против церкви, вдрызг разругался со своей тещей, моей бабушкой, и увез меня домой в город. Мой крестильный крестик остался у бабушки. Больше я в той первой своей жизни никогда в церкви не был и как-то даже не думал на эту тему. Церковь снова вошла в мою жизнь уже здесь, когда выяснилось, что через один из храмов города Царицына красные подпольщики поддерживают связь друг с другом. А теперь вот этот монах... Что если все это правда, и таким способом смогу вернуться домой? Попробовать можно, я же ничего не теряю. В камере выбор у меня небольшой или сидеть целыми днями тупо уткнувшись взглядом в стену напротив, или попробовать научиться умной молитве. Хуже по крайней мере мне от этого не будет, а если вдруг получится, то я в один миг окажусь очень далеко от этих неприветливых мест.

И я стал молиться, повторяя короткое предложение из нескольких слов снова и снова. Труднее всего было встроить слова молитвы в ритм дыхания. Оказывается, произносимые мысленно слова запросто могут это дыхание сбить. Дело это оказалось настолько не простое, что несколько дней я практически не замечал, что творится в камере. Машинально брал предложенную еду, отвечал на вопросы сокамерников, дремал, но все это время пытался уловить нужный мне ритм молитвы.

За это время я совершенно притерпелся к укусам насекомых, и равнодушно переносил доставляемый ими зуд. Ко всему прочему, долгое пребывание в замкнутом помещение, сидение и лежание на полу на соломе, без возможности помыть даже руки, привело к тому, что кожа местами сопрела и стала чесать сама по себе, просто от грязи. Не знаю, как долго я смог бы переносить это издевательство над телом, как однажды все это кончилось.

Надзиратель вызвал меня и передал с рук на руки двум красноармейцам, которые повели меня из подвала наверх. Я попал в тот же самый кабинет, где меня арестовали. Начальник отдела контрразведки Губернского ЧеКа Вельяминов встретил меня улыбкой.

— Могу вас обрадовать. Вашим делом заинтересовались в Москве. Дальше расследование будет проводиться на самом высоком уровне.