— Вот теперь поговорим, — сказал я, присаживаясь напротив него. — Еще раз повторяю, я никого не предавал. Так получилось, что там в степи меня узнал дядя. С ним не виделись с четырнадцатого года. У белых он сотник. Дядя оставил меня при сотне писарем. В сотне мне не доверяют, все время под присмотром.

На месте ожога на лице у Феди появились красное пятно. Я огляделся, увидел на полке бутыль с подсолнечным маслом. Взял ее, налил немного масла на носовой платок и протер им лицо Феди.

— До свадьбы заживет, — сказал я ему, он недовольно лишь мотнул головой, — чего сразу не стрелял, раз приказали меня убить?

— Разве можно так? — удивился Федор. — Ты же вроде наш, нужно объяснить за что...

Понятно. Просто дети какие-то. Да, в то время существовали такие неписанные правила, мне дед рассказывал: в драке лежачего не бьют, упавшему противнику помогают подняться, не правому объясняют, прежде чем начать бить, в чем он не прав и за что его наказывают. Федя из деревни, он хотел сделать все по правилам, по-честному.

Это вам не XXI век, где даже девушки запросто могут запинать ногами упавшую подругу до смерти, еще и на телефон происходящее снимать.

— В общем, я как был за красных, так и им остался, — сказал я Феде.

Вспомнил фильм «Адъютант его превосходительства».

— Считайте, что я ваш разведчик в тылу врага. Если так сложились обстоятельства, почему бы вам этим не воспользоваться?

— Не знаю, мне нужно с начальством посоветоваться, — ответил Федя удивленно. Наивный парень.

— Если я тебя развяжу, будешь спокойно себя вести? — спросил я, Федя в ответ кивнул. Его револьвер я забрал себе.

— Как выяснишь с начальством, пришли для связи Ирину. Отличный повод для встреч и передачи разведывательной информации.

Федя кивнул, переваривая неожиданное предложение. Я развязал ему руки.

— Через окно здесь можно уйти? — спросил у него. — Не хочется с твоими товарищами снова встречаться.

С его подельниками мне не хотелось встречаться по очень простой причине, они люди взрослые и могут не повестись на мои басни. Это Федя повелся. И пока он раздумывает, мне надо уходить. Я открыл окно выходящее, как оказалось на соседнюю улицу и вылез через него. Федя с непонятным выражением на лице остался в комнате. Было видно, что он так и не принял никакого решения, пытается сообразить, как поступить, но у него это выходило плохо. Прямо чувствовалось по выражению лица, как со скрипом поворачивается его жесткий диск, постоянно зависая.

Его револьвер я прихватил с собой, но как только спрыгнул на улицу, бросил на землю. Пока Федя не передумал, я быстро пошел в сторону, свернул в проулок, перескочил какой-то забор, перебежал двор, перескочил еще пару заборов и неожиданно оказался недалеко от рынка из ворот которого выходили казаки из дядиной сотни с товарами, приобретенными на рынке в руках.

— О, Митрий, — удивились они, — а мы тебя потеряли.

— Да, я тут воздухом подышать вышел, — ответил я, подходя к ним, — уж очень на рыке душно, народу много.

Как только вернулись в часть меня позвали к сотнику. У крыльца школы стоял большой черный автомобиль, шофер в черной кожаной куртке возился в моторе. Зашел в кабинет сотника, представился, как положено. Напротив, «дяди» сидели два офицера. Один молодой, лет восемнадцати с румяными щеками и погонами подпоручика, второй значительно старше, лет тридцати, с правильными чертами лица, тонкими бледными губами и щеточкой черный усов над верхней губой, с погонами полковника на плечах. И кто это такие? Явно по мою душу. Иначе бы не позвали.

— Офицеры из контрразведки с тобой хотят побеседовать, — кивнул «дядя» на господ офицеров.

— Александр Викентьевич Витовт, начальник контрразведки Кавказской армии, а это мой стенографист Леонид Князев, — представился полковник. — Я хочу задать тебе несколько вопросов о твоей службе в Красной армии.

Я посмотрел вопросительно на «дядю».

— Я согласился на допрос в моем присутствии, — сказал «дядя». — Садись.

Я присел на стул рядом с дядиным столом. Диспозиция была понятна. Сотник Андрей Петрович Пашков имеет вес и авторитет в Белой армии. Если бы не он, то из меня бы уже выбивали показания где-нибудь в подвалах контрразведки. А тут надо же, какая честь, сам начальник контрразведки Кавказской армии изволил явиться и провести допрос собственноручно и пока вежливо. Ключевое слово «пока». Главное при этом не наболтать лишнего и не спалиться.

— Дмитрий Сергеевич Пашков, 1903 года рождения, житель хутора Привольный на Кубани? —спросил контрразведчик.

— Да.

— Расскажите, как попали к красным?

Я пересказал историю про трагическую гибель сестры и как случайно примкнул к отряду красных.

— Как звали командира этого отряда?

А как звали командира? Откуда я знаю. Меня ж там не было. Главное не врать, контрразведчик профессионал, он ложь сразу почувствует.

— Не знаю — честно глядя ему в глаза ответил я, — все обращались к нему просто командир. В первом же бою я был ранен. Лежал в госпитале, потом был направлен для прохождения дальнейшей службы в штаб 10-й армии писарем.

Контрразведчик кивнул. Подпоручик в это время быстро писал остро отточенным карандашом в блокноте, стенографировал допрос.

— Расскажите подробно, все что сможете вспомнить о службе в штабе.

А что рассказывать? С момента попадания я все помню очень хорошо, в том числе и документы, которые печатал, но выкладывать все военные секреты Красной армии я не собирался. Как-нибудь перетопчутся и без меня. Контрразведка и так много знает. Вот я и буду рассказывать общеизвестные факты.

— Командует 10-й армией Леонид Лаврович Клюев.

— Что можете сказать о командующем?

— Ничего. Я его видел только издали. Все время в штабе проводил в канцелярии за пишущей машинкой.

— Какие документы печатали?

— В основном ведомости для интендантской службы.

Вопросы сыпались один за другим, но я старался не говорить лишнего. Документы печатал, но дословно их содержания не помню. В штабе ни с кем не дружил. В свободное время тренировался с красными кавалеристами, восстанавливался после ранения. Никаких военных секретов не знаю.

Допрос прервал вошедший в кабинет Авдей.

— Товарищ сотник, — обратился он к «дяде», — там пополнение прибыло.

При слове «товарищ», контрразведчик весь скривился, как будто лимон проглотил, но ничего не сказал.

— Хорошо, сейчас буду, — ответил сотник и вопросительно посмотрел на Витовта. — Вы все?

— Да, все, — как-то не очень охотно ответил тот. Похоже он понимал, что я много не договариваю, но ссориться с казаками контрразведке было невыгодно. В принципе не такая я уж большая птица, чтобы ради меня идти на конфликт. Поэтому контрразведчики попрощались и отбыли на своем черном автомобиле, а я пошел с «дядей» смотреть на пополнение.

Как оказалось, вместо опытных казаков, в сотню прислали пополнение из молодых парней, мобилизованных в казачьих станицах.

— Вот и хорошо, — сказал сотник, — Будешь с ними тренироваться. Пора тебе уже левую руку разрабатывать.

***

В кабинете начальника контрразведки Кавказкой армии. Александр Викентьевич Витовт сидит за столом, внимательно читает расшифрованную стенограмму допроса писаря Дмитрия Пашкова. Рядом с ним стоит стенографист Леонид Князев.

— Странно, — говорит начальник контрразведки, — в речи Дмитрия Пашкова иногда встречаются иностранные слова. Вот, на первой странице, а вот на второй. Он же простой казак.

— Может в гимназии учился? — осторожно высказывает свое мнение начальнику стенографист.

— В том и дело, что не учился. Да и речь слишком правильная, так казаки не говорят. У меня складывается такое впечатление, что он не тот, за кого себя выдает.

— Как же так, — удивляется Князев, — дядя же его узнал.

— Вот это и настораживает, — задумался контрразведчик.

***