«Что это?! Как можно биться с огненным дьяволом?!» — эти мысли промелькнули у меня в голове, когда я сам уже бежал к твари, замахиваясь мечом. Я питал надежду, что если буду двигаться достаточно быстро, то, возможно, успею отрубить эту рогатую голову прежде, чем меня охватит пламя. Тогда у остальных еще будет шанс отбиться от других противников и сохранить лодки с бочками.

Но монстр с неуловимой скоростью повернулся ко мне, брызжущее от него сияние стало совсем ослепительным. И я все еще был слишком далеко!..

«Отец, прости! Я не справился…»

В глазах моих словно разом вспыхнули тысячи солнц, и во вспышке этой сгорел мир. Но за неуловимое мгновение до того воздух передо мной задрожал, и как будто промелькнула полупрозрачная тень.

Что-то со страшной силой ударило меня в спину, и я упал ниц.

А потом пришла великая боль.

Радужный взрыв длился вечность. Или мгновение, столь мимолетное, что для него даже нет меры времени. Впрочем, это было последнее, над чем сейчас стоило ломать голову. Искин сработал четко: ускорил графа сразу же после перемещения. Время для него застыло. Вернее, теперь Пастух жил во много раз быстрее, чем весь остальной мир.

Представшее перед ним зрелище было величественным в своем безумии — словно в мир сей прорвалась кошмарная фантазия его недавно умершего доброго друга Дуранте дельи Алигьери. Под непроглядным небом, в недвижном рваном свете факелов, отблескивающих на маслянистой воде канала, гротескные фигуры застыли в причудливых позах, как на изображениях danza macabra****. Лица воинов Джулиано выражали ярость и ужас битвы, а люди ковена, с которыми они сражались, схожи были с безучастными мертвецами.

В таком состоянии поглощение Пастухом жизненной силы шло гораздо интенсивнее. Он явственно ощущал несущиеся к нему со всех сторон потоки, ручейки и струйки энергии, истекающие из всего, что обладало жизнью. Даже из этих застывших на пике битвы людей, даже из Джулиано и умиравшей вдали отсюда Виттории.

Лишь одна тварь не делилась сейчас с ним своей энергией — потому что не принадлежала этой планете. Она возвышалась перед ним в фантасмагорическом образе красного демона. Впрочем, сейчас Пастух видел, что саркеец вовсе не так уж схож с образом сатаны, как то казалось его обезумевшим поклонникам в темном лесу. В совокупности его черты являли образ скорее не инфернальный, а какой-то… внешний, сугубо удаленный от всех людских представлений о красоте и уродстве.

Фигуру окутывал мерно вибрирующий свет, явно исходивший от головных роговидных наростов. Поблизости застывшим пламенем пылал один из людей Джулиано, очевидно, этого сияния коснувшийся. Его рот был широко распахнут в мучительном вопле. В руках чудовище держало некий предмет, в котором Пастух опознал оружие. Проследив траекторию исходящего из него ослепительного, но, как и все прочее, застывшего луча, д’Эрбаж похолодел: смертельная струя света достигала лица Джулиано. Тот, очевидно, со свирепым ревом бросился на монстра с мечом в руке, но был остановлен выстрелом в упор.

Встревоженный граф подошел ближе. Да, выжить Джулиано не мог. Он, кажется, попытался отпрянуть, но, конечно, не успел. Кожа на его лице уже начала плавиться, а волосы тлеть. Было ясно, что в следующее мгновение его голова вспыхнет, словно факел. Пастух бережно взял сына за плечи и осторожно пригнул его тело — теперь луч проходил гораздо выше. Джулиано был спасен — хотя ожог, конечно, будет огромный.

Опять повернувшись к чужаку, граф сам чуть не застыл от изумления — положение того явно изменилось, он словно разворачивался, а сияние стало заметно интенсивнее. Очевидно, саркейцы обладали невероятной для человека реакцией. Надо было спешить. Выхватив меч, д’Эрбаж хотел тут же проткнуть тварь — было очевидно, что взять ее в плен, как он сначала надеялся, шансов не было. Но, подумав, сдержал выпад — иначе пришлось бы окунуть руку в сияние, а граф не был уверен, что настолько быстр, чтобы оно не успело воспламенить его плоть.

Он обошел саркейца, отметив, что тот сдвинулся еще больше, и с отвращением воззрился на высунувшегося из его зада симбионта. Мохнатая тварь тоже явно пребывала в движении, и было ясно, что смертельный свет генерируется именно им. Сноп мелких разветвленных молний исходил от его жвал, достигая по позвоночному столбу «рогов», очевидно, аккумулировавших энергию и рассылавших ее в разные стороны, создавая вокруг тела защитный кокон.

Перехватив меч левой рукой, граф правой выхватил кинжал и с силой метнул его в зад врага. Тяжелое лезвие попало в самый центр симбионта, пробив одну из кровавых ягод-глаз. Кинжал вошел по рукоять, извержение энергии тут же пресеклось, а сияние стало стремительно слабеть. Но саркеец уже почти развернулся к графу и наставил на него оружие. Д’Эрбаж поднял меч и нанес два мощных рубящих удара по корпусу монстра.

И тут время снова пошло с обычной скоростью. Словно гора свалилась на Пастуха, мгновенно превратив все его существо в бессильный кисель, вдавив его в землю. Последнее, что он видел, проваливаясь в небытие — как рядом с ним падает крест-накрест разрубленный красный дьявол.

* * *

Боль заполняла все вокруг, я не знал, куда от нее деться, как сбросить ее с себя. Кажется, я кричал, кажется, катался по земле, словно хотел оторваться от нее, оставить ее позади. Кажется, кто-то пытался меня остановить, хватал за плечи, прижимал…

Потом меня все-таки лишили возможности двигаться, и на пылающую половину моего лица полилось что-то холодное. Я завопил еще сильнее — если это вообще было возможно — но в следующий миг в рот мне тоже полилась жидкость… Какое-то крепкое вино…

— Выпейте, синьор, выпейте, вам полегчает! — словно откуда-то издалека до меня донесся голос Джованни.

Все еще плохо осознавая, что происходит, я тоже схватился за эту фляжку и стал, захлебываясь, глотать ее содержимое. Лицо по-прежнему горело, я почти ничего не видел и мало что соображал, но пьянящий напиток и правда немного облегчил боль, что позволило мне оглядеться вокруг. К моему удивлению, постепенно стало возвращаться и зрение — глаза не пострадали. А я ведь был уверен, что та дьявольская вспышка выжгла их начисто. Должно быть, я успел моргнуть в тот самый момент… Но об этом можно было подумать позже, сейчас надо было узнать, чем закончилось сражение.

Рядом со мной лежал один из наших убитых противников. Чуть дальше — обгоревший мертвый бедняга Джузеппе. Еще дальше двое моих охранников склонились над окровавленным третьим. Я повернулся в другую сторону и едва сдержал крик: красная тварь, почти полностью разрубленная страшными ударами, тоже валялась на земле в луже мерзкой тягучей жидкости.

— Он… появился прямо из воздуха… — пробормотал Джованни. — Не прилетел, как этот дьявол, а просто возник! И дьявол тут же на части развалился, как будто кто-то его мечом… А он… сразу же упал, мертвый…

Я не мог понять, о ком он говорит, и жестом велел ему помочь мне подняться. Джованни потянул меня вверх, и лишь тогда я увидел, кого он имел в виду. Еще одного человека, лежавшего на боку рядом с красным чудовищем.

Мы не виделись несколько лет, но с тех пор он совсем не изменился — его бледное лицо было все таким же молодым, словно он вообще не старел. Я давно подозревал, что так оно и было. Но теперь видел, что даже если время и не было властно над этим человеком, бессмертным он не был.

Несколько шагов в его сторону дались мне с трудом. Голова кружилась, то ли от боли, то ли от вина, и дойдя до него, я рухнул рядом с ним на колени.

— Отец! — мне было трудно говорить от подступивших рыданий. — Неужели я потерял еще и тебя?!

Мои руки шарили по его телу, пытались нащупать биение жизни на шее или на руках, но безуспешно. Все было кончено — он умер.

Джованни подошел ко мне и осторожно положил руку мне на плечо.