Много, очень много миновало эр, эонов и кальп, прежде чем что-то стало меняться. Мучения становились менее острыми, а бурное течение каменной реки как будто чуть замедлилось. Это было почти незаметно, но все же настал момент, когда поток вовсе остановился — валуны больше не терзали слившуюся с ними душу. Более того, она словно стала чуть более… выпуклой, более… не то, чтобы свободной, но автономной.

Одновременно она ощутила, что в нее откуда-то начинают вливаться новые силы: сначала по капле, потом — тонкими струйками, и наконец — устойчивым мощным потоком.

И тогда одинокая душа поняла, что в мире есть нечто иное. Она ощутила покачивания, мерные и плавные, совсем не похожие на неуклонное движение страшного потока. Валуны больше не давили ее со всех сторон, стало свободно. Она ощутила… вздох. Да, она дышала! Она?

«Я жив», — сказал он себе.

Помимо движения явились другие чувства. Он долго лежал, с наслаждением впитывая энергию жизни, щедро отдаваемую ему существами всего мира, радостно глотая воздух, пахнущий морской воды и терпкими благовониями, перебивавшими отдаленную вонь нечистот. Он с восторгом слушал крики чаек, скрип трущихся друг о друга досок, мерные удары в барабаны и натужное синхронное уханье ворочавших тяжелые весла мужчин. Ему было спокойно и хорошо еще и потому, что он больше не был один — понял это, как только осознал себя.

Граф д’Эрбаж открыл глаза и взглянул в лицо склонившейся над ним женщины по имени Аминат.

— Corpi morti! Corpi morti! *****

Эти леденящие кровь крики лодочников все чаще раздавался над каналами, хотя чума пришла в город совсем недавно. Пока удавалось забирать из домов всех мертвецов и переправлять их к общим могилам на отдаленных островах в лагуне. Но с каждым днем количество умерших все возрастало.

— Божественный город венетов, по воле провидения на водах основанный, водами окруженный, водами, как стеной, защищается, — процитировал дож. Он стоял перед огромным окном своего дворца на втором этаже, выходящим на Гранд-Канал.

— Светлейший князь, я помню времена, когда тут не было воды — одна поросшая диким лесом равнина вместо лагуны, — раздался голос негромкий и вежливый, в котором, однако, ощущалась легкая ирония.

Дандоло резко отвернулся от окна и взглянул на своего гостя, словно тот был безумен. Но бледный рыжебородый рыцарь глядел на хозяина спокойно и доброжелательно.

— Все меняется, монсеньор, все проходит. Пройдет и это, — заверил он, кивнув в сторону окна.

Дож своими близко посаженными глазами на узком лице прямо взглянул в серые глаза гостя.

— Синьор д’Эрбаж, — тихо произнес он, — словами не передать, насколько я благодарен вам за все, что вы для нас сделали.

Граф поклонился и ответил со скрытой печалью:

— Окончательно остановить Беду все равно не получится. Однако это уже не та болезнь, что распространяли злодеи. Ваш великий город ждут тяжкие беды, но он выстоит.

— Но уксус, — вскинул голову Дандоло, — разве он не поможет и от другой заразы?

— Вы умный человек, монсеньор, вы же понимаете, что это не просто уксус… И он действенен лишь от болезни, принесенной чужими.

Дож молча кивнул.

— Впрочем, вреда не будет, если люди станут им протираться или принимать его внутрь, — добавил Пастух. — Скорее всего, даже будет польза. Главное, что прямо сейчас сотни караванов везут бочки с ним — по всей Европе, и в Литве, и в Африке, и в греческой империи, и в Тартарии. Чужие пытаются им помещать, но у них не так уж много слуг, чтобы остановить все караваны, да и знают они о немногих. Этот уксус разойдется по всему миру, до всех людей дойдет слух, что он целебен. И Беда, которую принесли чужие, будет остановлена.

— Надеюсь, — заметил Дандоло. — Мне пришлось действовать в этом деле в обход совета республики — и большого, и малого. Один сбор денег для вас… Если что-то пойдет не так, меня просто отравят или задушат.

— Полагаю, демонстрации тела чудовища было достаточно, чтобы ваши сенаторы поняли, от чего спаслись, — заметил граф. — Я специально дал знать злодеям, что мой сын повезет противоядие в Венецию, чтобы захватить одного из чужаков. Или его труп. Надеюсь, сын рисковал не напрасно.

— Сенаторы и патриции видели чудовище, ужаснулись и велели уничтожить труп без следа, — заверил Дандоло.

— Мудрое решение, — согласился д’Эрбаж. — В мире есть вещи, которые не стоит извлекать на свет Божий.

— Ваш сын… — проговорил дож. — Он уже… не молод.

— Это я выгляжу гораздо моложе, чем мне положено от природы, — усмехнулся д’Эрбаж.

Дандоло пристально взглянул на него и спросил:

— Синьор Джулиано уже оправился от своей раны?

— Почти, — ответил граф. — Сейчас они с невестой следуют в их родную Сиену, где, Бог даст, после Крещения обвенчаются.

— Поздравьте молодых от моего имени, — склонил голову дож. — Республика пришлет им свадебные дары.

«Кто он?» — мысль эта непрестанно сверлила голову дожа. Дандоло был весьма наблюдателен: он отметил на лице графа следы смертельной усталости, измождения и, возможно, тяжелой болезни. Но также он видел непоколебимое спокойствие, ясность мысли и… отблеск вечности.

«Может, и правда вампир?..»

— Вы уверены, что хотите знать это?.. — с мягкой улыбкой спросил его Пастух.

* Перевернутая латинская молитва «Отче наш».

** Срамной поцелуй (лат.)

*** Знак дьявола (лат.)

**** Танец смерти (итал.)

***** Мертвые тела! (итал.)