— Вот, выпей немного. Ты бледная, как привидение, – пробормотал он, откручивая крышку от бутылки и протягивая ее мне.

Я взяла ее онемевшими пальцами. Все во мне оцепенело. Слоан начал отъезжать.

— Давай, я отвезу тебя домой.

Мы заехали на пандус и проехали мимо наружной стоянки. Я мельком увидела машину Брэна. Черт, он ждал меня? Я должна сказать ему.

Я знала это, но разочарование было слишком сильным, чтобы двигаться, как будто приковало меня к месту невидимыми кандалами.

Мы проехали через город, а потом свернули направо, а не налево.

Дом был слева.

— Куда мы едем? – поинтересовалась я. Мой голос был хриплым, как будто я беззвучно кричала несколько часов.

— Я подумал, что захвачу картину, раз уж ты со мной, и мы сможем вместе завезти ее к тебе.

Я безмолвно смотрела в окно, потягивая воду, чтобы хоть немного увлажнить свое ноющее горло. Оно болело из-за всех слез, которые я сдерживала внутри. Ярость и крики вырывались из моей груди, и я хотела выпустить их наружу.

Мы подъехали к особняку Эдварда на берегу океана. Ворота медленно открылись. Внутри по всей территории горел мягкий свет, демонстрируя собственность в лучшем виде.

Эдвард остановил машину и вышел. Я осталась внутри.

Он открыл мою дверь.

— Я думала, ты просто захватишь картину?

— Я не знаю, как ее завернуть. Можешь мне помочь?

Мои чувства обострились, те самые, которые всегда предупреждали меня об опасности. Я оставила воду в машине. Мне не следовало ее пить. Я поднаторела в самозащите, но, казалось, двигалась на автопилоте.

Я неохотно направилась к дому.

— Так что произошло? Ты выглядишь расстроенной. Плохие новости с Лео?

Я последовала за ним по коридору в огромную гостиную.

— Как ты узнал?

— Что еще может так сильно встревожить мать, да еще и в больнице?

Верно, это имело смысл.

— Да, есть проблема с донором. Возможно, всё отменится.

Картина была прислонена к стене. Я опустилась перед ней на колени. Незаконченные глаза его матери, казалось, заглядывали мне в душу.

— Мне жаль это слышать. Ты ела? – Спросил он после паузы.

Я пожала плечами. Мой желудок выбрал именно этот момент, чтобы заурчать.

Эдвард кивнул в сторону дивана.

— Присаживайся и позволь мне принести тебе что-нибудь. Пожалуйста, это меньшее, что я могу сделать.

Я кивнула, не имея сил спорить. Я чувствовала себя измотанной. Все мои надежды, всё, над чем мы работали, пошло прахом. Я вытащила телефон из кармана, когда Эдвард исчез, и набрала сообщение Брэну.

София: Уехала домой, извини, что заставила тебя ждать.

Брэн: Я добавлю это к счету Николая. В любом случае, с этого момента я официально свободен от дежурств.

София: Что это значит? Он вернулся?

Я убрала телефон, когда Эдвард позвал меня. На кухне уже стояли несколько контейнеров с едой. Когда я вошла, он поднял руки.

— Ладно, признаю. Я не умею готовить, и вот как обычно выглядят мои блюда. Но я отлично умею разогревать.

Он выдвинул стул, и я села.

— Что ты будешь?

— Мне все равно. Тебе действительно не обязательно было делиться со мной остатками еды.

— Все в порядке. Альтернатива – сидеть в одиночестве, смотреть телевизор и есть одному. Я слишком много работаю, чтобы часто отдыхать в компании.

Я взяла немного разогретой пасты.

— И все же ты не обходишься без свиданий, как я слышала.

Унылое настроение сделало меня чертовски тупой. Я не могла заставить себя беспокоиться.

Эдвард рассмеялся.

— Ну, бывает и так. Случайный секс не имеет ничего общего со свиданиями. До сих пор я не встречал человека, с которым хотел бы завязать отношения.

Тревога пробежала по моим нервам.

— Я очень надеюсь, что ты говоришь не обо мне. Если речь идет о нас, этот разговор уже устарел.

— Ауч. Позволю себе не согласиться, и, как я уже говорил, я мужчина, который добивается своего. – Он откинулся на спинку стула и изучающе посмотрел на меня. — Тебя злит, когда я озвучиваю это?

Я пожала плечами.

— Не совсем, я знала много таких мужчин.

— Правда?

Я кивнула.

— Забавно, что большинству из них пришлось проглотить эти слова в какой-то момент, перед концом.

Эдвард поднял бровь.

— Перед концом?

Я сделала глоток воды. Еда была соленой. Я многозначительно посмотрела на его тарелку.

— Ты не ешь.

Эдвард покачал головой.

— Я не могу.

По моему телу разливалось мягкое тепло, как будто я выпила слишком много вина. Я давно не ощущала ничего подобного, но помнила это чувство. Ублюдок.

— Почему же? – Выдавила я, держась за край стола.

Эдвард отложил вилку и усмехнулся мне.

— Не могу вспомнить, в какое блюдо положил больше всего успокоительного. Наверное, в пасту.

Мир закружился, и я откинулась на спинку стула. Эдвард с насмешливой улыбкой смотрел на меня через стол.

— Знаешь, тебе действительно стоит прислушиваться к тому, что говорят люди, особенно такие мужчины, как я. Кажется, ты знала много из них, и все же ничему не научилась.

— Все мужчины, похожие на тебя, которых я знала, мертвы, – пробормотала я.

— Вот как? К сожалению для тебя, я совершенно здоров.

Он встал и обогнул стол, направляясь ко мне. Мне оставалось только смотреть, как он поднимает меня. Его руки на мне казались неправильными. Я хотела бороться и кричать, но у меня не было сил на это. Я отвернулась от его горячего лица, когда он опустил голову ко мне, прижимая меня к своему телу. Мне нужно было что-то придумать. Я должна была что-то сделать. Почему я не сказала Брэну, куда направляюсь? Почему я вышла из больницы в помутнении?

Эдвард шел по коридору своего красивого дома. Вдалеке виднелись огни Хэйд-Харбора, расположенного прямо на берегу.

— Веришь или нет, но я не хотел, чтобы все прошло именно так. Я давал тебе множество шансов принять мои ухаживания. Я бы угостил тебя ужином и вином. Я бы позаботился о твоем сыне. Я все еще могу.

— Ты думаешь, я буду доверять тебе после этого?

— Люди оправлялись и после худшего, и, кроме того, как я слышал, что ты встречалась с мужчинами опасней меня.

Я подняла на него глаза.

Он усмехнулся.

— Не так ли, София Де Санктис?

Шок был подобен удару холодной воды в лицо.

Он рассмеялся.

— Признаюсь, я понятия не имел, кто ты такая, пока мне не рассказали русские, которые работают на меня в этом районе. Очевидно, ты довольно известна в кругах братвы, хотя они больше туда и не вхожи. Изгнанные из всех респектабельных семей, они приносят пользу здесь. Русские согласны делать всё, от чего отказываются другие. Они рассказали мне о твоем ужасном вкусе на мужчин.

Мы дошли до его спальни. Внутри было темно, и он не потрудился включить свет.

Страх и отвращение прокатились по мне. Это происходило на самом деле.

Эдвард остановился на пороге, внезапно замерев.

Повисла напряженная тишина, и осознание того, что за мной наблюдают невидимые глаза, окатило волной. Мне было знакомо это чувство. Я знала эти глаза. Облегчение охватило меня, я перестала пытаться влить энергию в свои одурманенные наркотиками мышцы и обмякла.

— Эдди, у меня уши горят. Неужели тебя никогда не учили, что нехорошо говорить о людях за их спинами? – Голос Николая был полон насмешки и злобы.

Руки Эдварда крепче сжали меня.

— Кто ты?

Из темноты донесся мрачный смешок.

Эдвард посмотрел на меня сверху вниз.

— Кто он?

Твой худший кошмар. Я попыталась заставить свои губы слушаться.

— Он… твой конец.

Еще один смешок из темноты.

— Она права, моя умная маленькая lastochka. Тебе следовало послушать ее, когда она сказала тебе отвалить, Эдди. Теперь для тебя все складывается не лучшим образом.

Включился свет. Николай сидел в кресле рядом с кроватью. Прикроватная лампа освещала его ровно настолько, чтобы придавать ему совершенно смертоносный вид. В руке он небрежно сжимал пистолет, но на самом деле это было излишеством, учитывая общее ощущение угрозы, которое он излучал.