— Дарья, что это за внезапные капризы? И что за тон, кстати? Я не потерплю неуважения в доме моего сына!

От нервного напряжения у меня резко влажнеют ладони, но я мужественно парирую:

— Тон у меня вполне уважительный. Только если мы заговорили о неуважении, Ада Адамовна, то давайте вспомним о том, как вы приехали в гости без предупреждения с посторонним мне человеком. И даже не подумали ни о том, в каком я состоянии после выписки... ни о том, что у нас в доме неокрепший новорожденный ребенок.

— Марочка — фактически член нашей семьи. Она дочь моей близкой подруги, и Владан знает ее очень, очень давно и...

— Но не я, — прерываю ее контраргументом. — И не согласовать этот вопрос со мной хотя бы из вежливости вполне тянет на неуважение... не так ли?

— Незачем раздувать из мухи слона, — остро сощуривается свекровь. — Ничего плохого не произошло. Кроме того, когда мы с Марочкой ехали сюда, то я думала, что ты еще пару дней побудешь в роддоме из-за того, что Василий пока слаб... Кстати, что за ужасное имя вы дали ребенку? Оно звучит совершенно по-деревенски, как у колхозника какого-то! Аж стыдно. Надо было назвать моего внука так, как я предлагала. Вольдемаром! Ну да что уж теперь говорить... ладно, итак я займусь прислугой для внука и лечебницей для тебя. А ты, Дарья, пока собирай вещи!

Я резко поднимаюсь из-за стола, прижимая к себе малыша. Он молча моргает, прислушиваясь к громкому звуку чужого голоса.

— Вы меня не слышите, Ада Адамовна? Я сказала — нет. Меня ваше предложение не устраивает. Чужим людям я своего ребенка не доверю и уж точно не брошу его кормить грудным молоком!

— Да что на тебя нашло, не понимаю, — закатывает глаза свекровь. — Ты же не справишься одна! Знаешь, у какого чудовищного процента матерей диагностируют выгорание? Всë из-за того, что после родов они лишены восьмичасового сна и элементарного похода в салон красоты! Вот попомни мои слова. Без помощницы тут не обойтись!

К концу ее пламенного монолога меня так и подмывает спросить — а вы тогда мне тут на что? Ведь по-настоящему хорошие свекрови обычно как раз помогать с внуком и приезжают...

Но эти слова я придерживаю — лишь затем, чтобы вместо них в спонтанном порыве сообщить:

— А с чего вы решили, что помощницы не будет? У меня уже есть вполне квалифицированный опытный человек на примете.

— Да неужели? — скептически фыркает Ада Адамовна. — Наверное, какая-нибудь необразованная клуша с рынка?

— Нет, — холодно отвечаю я. — Это пожилая женщина с медицинским образованием и большим опытом работы в роддоме. И зовут ее Люся.

Мысль как можно скорее договориться с Люсей о помощи приходит как нельзя вовремя. Потому что терпеть общество моей авторитарной свекрови один на один никаких нервов не хватит.

И когда пожилая женщина по первому же звонку появляется на пороге, у меня словно гора с плеч падает. В импульсивном порыве благодарно обнимаю ее.

— Ну будет тебе, будет, Дашенька, — поглаживает она меня по плечу, а затем разувается. — Как там Вася, дает пока поспать ночью?

— С перебоями, — грустно улыбаюсь я.

На звук голосов в прихожую заходит недовольная свекровь. Она внимательно оглядывает гостью, задержав взгляд на ее простой вязаной кофте и старомодной мешковатой юбке.

— Это вы, что ли, Люся? — высокомерно кривит губы.

— Она самая, — с достоинством отвечает санитарка. — А вы, стало быть, Ада Адамовна?

— Что-то вы староватая для няни, — игнорирует та вопрос. — Как у вас со здоровьем, медицинская справка для допуска к ребенку имеется?

Я открываю рот, чтобы вмешаться, но Люся опережает меня и иронически кивает:

— А то как же! В мои-то преклонные годы справки есть на все случаи жизни, как в лучших домах Парижа и Лондона.

У меня едва не вырывается непроизвольный смешок, еле успеваю подавить его. И впервые за несколько дней мне становится неожиданно весело. Пусть даже это веселье и с привкусом нервного срыва на горизонте. Поразительно, какие чудеса способно творить присутствие дружелюбно настроенного человека рядом. Это как тайный источник чистой энергии, честное слово!

Обожаю Люсю.

— Ну и где же они? — куксится свекровь. — Нормальные няни должны все необходимые бумаги на руках иметь, прежде чем входить к приличным людям. Предъявите их!

С этими словами Ада Адамовна властно протягивает руку. Однако Люся даже не смотрит на нее и неодобрительно качает головой под моим смеющимся взглядом.

— А приличные люди разве не должны вести себя прилично? Я вам не наемный работник, моя дорогая, а добровольная помощница хозяйки. Коей вы, как я понимаю, тут вовсе не являетесь, — подытоживает она и поворачивается ко мне: — Дашенька, мне бы руки с улицы помыть. Проводишь?

— Да что вы о себе возомнили..? — начинает закипать свекровь и набирает воздуха всей грудью, явно собираясь отчитать зарвавшуюся старушку. — Таким, как вы, в этом доме...

— ...самое место! — громко перебиваю я ее в непривычно смелом порыве, от которого даже голова немного кружится. — И как хозяйка этого дома, я вам очень рада. Добро пожаловать! Идемте.

И, взявшись за руки, как преданные заговорщицы, мы с Люсей дружно направляемся в сторону детской под сердитым взглядом растерявшейся Ады Адамовны.

Впрочем, через пару минут ее ступор проходит, и вскоре из гостиной доносится ее резкий голос. Ну ясно. Кажется, она Владу решила на меня пожаловаться. Что ж — на здоровье.

— Ну и тяжелый же характер у этой особы! — задумчиво комментирует Люся, вытирая мокрые руки полотенцем. — Да и совести, похоже, отродясь у нее не было. Такая растопчет и даже глазом не моргнет, если дорогу ей перейдешь... Сочувствую тебе, девочка. А с мужем-то как у тебя сейчас?

— Плохо, — морщусь я. — Только-только решилась поговорить с ним откровенно, как у него сразу же дела образовались. Сорвался вдруг в командировку, даже возможности такой не дал. Да еще и свекровь приехала в гости, порядки свои навязывает...

И я вкратце рассказываю все последние новости. В том числе и про рыжую Маританну-Марочку.

— Ну и дурень же муж твой, Даша, прости Господи! — возмущенно всплескивает руками Люся. — Если он мать свою не образумит, добром это точно не кончится. Она же тебя со свету так сживет!

Я на автомате проверяю подгузник у своего малыша, пока тот увлеченно сучит ножками. Потом вздыхаю.

— Да у нас и так все наперекосяк. Если бы не Вася, я давно бы съехала, отдельно жить. А так только ждать и остается, когда педиатр разрешит с ребенком на улицу уже выходить... ну и с мужем попытаться как-то поговорить. Когда он вернется.

Люся тихо хмыкает и перехватывает у меня свежий подгузник, чтобы умело поменять старый и переполненный.

— Слыхала я, что твой Князев в роддоме на выписке устроил целый праздник. Восхищались им там очень после этого, завидовали тебе. Говорили, что сразу видно, как сильно любит жену.

— Ну да, — соглашаюсь я. — Что-что, а пыль в глаза он пускать умеет. Особенно женщинам.

— Кстати, заведующего в роддоме сменили-таки, добился твой муж своего, — деловито сообщает Люся. — Александр Леонидович из города в райцентр перевёлся, там теперь в сельской поликлинике командовать будет. А насчет прогулок с сыночком твоим... с педиатром твоим я побеседовала уже. Она соседка моя, в доме напротив живет. Так вот сказала мне, что потихоньку уже можно, Дашенька. Малыш у тебя крепкий оказался, богатырь прям. Ничего страшного не случится, просто следи, чтобы не замерз.

— Да, я помню, терморегуляция у него пока не очень... — киваю я и улыбаюсь. — Отличная новость. Так, может, прямо сейчас и пойдем? Заодно с мамой тебя познакомлю. Она на Васю хотела посмотреть.

Дозвониться до матери удается далеко не с первого раза. Мой малыш уже сладко спит в коляске на седьмом круге с Люсей по парку, когда она наконец берет трубку. И ее голос кажется запыхавшимся. Как будто я отрываю ее от какого-то физически активного занятия.