Та, которую он никогда не предаст, потому что в его детстве буду я.

Потому что в его внутреннем мире будут жить мои искренние, живые слова, наполненные горем и любовью. О том, что так нельзя. О том, как это больно, жестоко и неправильно — эгоистично предавать женщину, которой ты признавался в любви и клялся в верности, надевая обручальное кольцо на палец.

— Ты вырастешь сильным и добрым, мой хороший... — шепчу малышу, всецело сосредоточенному на добывании сладкого материнского молока из моей груди. — Настоящим мужчиной будешь, правда?..

Совпадение или нет, но крошечный мальчишка на моих руках моргает, как будто соглашается с этой просьбой. И мне становится тепло и смешно на душе.

На несколько минут закрываю глаза, наслаждаясь нашим родственным единением. Как же прекрасно чувствовать приятную тяжесть бесконечно родного, маленького и нежного человечка на своих руках!

Жаль, что Владан даже не задержался, чтобы полюбоваться собственным сыном. Бросил мне свое разрешение остаться с барского плеча, потом едва-едва коснулся пальцами макушки ребенка, отдернул руку и стремительно вышел.

Может, отцовские чувства не проснулись? Говорят, у мужчин это происходит как-то иначе...

— Покормили? — шепотом спрашивает кто-то.

Передо мной стоит молодая санитарка, которая теперь работает вместо Люси. Она настолько вежлива, что временами возникает ощущение, что это не сотрудница бюджетного учреждения, а официантка элитного ресторана.

Стоит ли сомневаться, что подобное волшебство произошло не без участия моего мужа?

Похоже, он всех тут основательно запугал. Даже скандальную уборщицу. Я ведь слышала еще вчера, как она громко распекала какую-то несчастную за то, что та закапала свежевымытый пол возле унитаза кровавыми выделениями-лохиями. А сегодня при моем появлении вдруг превратилась в странное подобие гвардейца на параде. Замерла, будто кол проглотила, потом прижала к себе швабру и бочком-бочком просочилась в щель подсобки с тряпками и ведрами.

Странное это чувство, когда все вокруг чихнуть рядом лишний раз боятся...

Я смотрю на сына — утомился, сладко сопит, уткнувшись мне в грудь, — и осторожно передаю его санитарке.

— Какой сладкий пупсик, — улыбается она с восхищением. — И как ему с отцом повезло! Вчера ночью, говорят, он целый час торчал в детском отделении, всë наглядеться на сына не мог, — а затем, понизив голос, добавляет: — Представляете, допрашивал Александра Леонидыча обо всем, вплоть до того, сколько точно раз ребенок голос подавал с момента рождения...

Что ж, Влад в своем репертуаре.

Я вздыхаю и отвожу взгляд в сторону. Однако тугой горький узел внутри хоть и совсем чуточку, но ослабевает.

Когда санитарка исчезает за дверью вместе со спящим малышом, на ее месте почти сразу возникает традиционно недовольная физиономия и самого заведующего.

Ага, его только помяни, а он тут как тут. Второй раз за день.

Сегодня этот грубиян всë время пытается нацепить выражение поприятней, но получается так себе. Все лицевые мышцы сопротивляются непривычным благожелательным упражнениям и превращают любые его попытки в странные гримасы. Как будто у Александра Леонидовича вдруг зуб заболел или типа того.

— Дарья, здрас-с-сьте... — растягивает он в змеиной улыбке кривые тонкие губы. — Тут вот, вещи ваши привезли из клиники, и телефончик в парке отыскали. Пропущенных, наверное, полно, и звонок только что опять был. Словом... принимайте свое добро.

Он нетерпеливо щелкает пальцами, и в палате материализуется коренастая медсестра с моей прозрачной сумкой. А я и забыла уже, что отправила ее с водителем в частную клинику. Такое ощущение, будто это сто лет назад было...

— Так, обменку вашу мы забрали, — угрюмо бубнит Александр Леонидович. — Сейчас капельницу поставим, а после обеда к вам невропатолог заглянет.

— Хорошо, — пожимаю плечами и беру свой перепачканный телефон.

Его хоть и вытерли от грязи, но разводы на экране всë равно остались. А пропущенных звонков в истории действительно полным полно. В основном от мужа, остальные — от Эльвиры с работы и еще один от матери.

С мужем и мамой всë понятно, а вот Эльвире от меня что понадобилось?

Морща лоб, припоминаю, что она вроде бы на моем прощальном декретном застолье просила о чем-то... но вот что именно — постоянно ускользает. Что-то по работе...

Экран вспыхивает очередным беззвучным звонком — на таком режиме я его часто держала в последнее время. И снова поставила после памятного звонка мужа. Перед встречей с его любовницей в парке...

Входящий звонок — опять от Эльвиры.

Что ж... я, конечно, не планировала пока с ней связываться, но раз уж у нее так горит пообщаться, так тому и быть.

— Привет, Эля, — тихо говорю в трубку.

— Охренеть! Неужели я дозвонилась... Как дела? — восклицает Эльвира с легким раздражением и, даже не потрудившись сделать паузу хотя бы для приличия — вдруг решу ответить, — начинает быстро забрасывать меня животрепещущими вопросами: — Слушай, ты там как, поговорила с Князевым? Что там по срокам? Я хотела у него уточнить насчет проектного бюджета, видела сегодня утром его мельком возле торгового центра... но потом подумала, а вдруг ты уже всë уладила?

Я вздыхаю. В памяти сразу проясняются нужные детали нашего недавнего разговора.

— Нет, я с ним не говорила об этом. Была занята другими делами.

— Ну, мать, ты даешь! — хмуро бурчит Эльвира. — Вместе же живете! Что, так трудно повернуть к нему голову вечером и попросить?

— Мы с ним... не разговариваем сейчас.

— А, поссорились? Ну, бывает, сочувствую. В семье полезно, кстати, время от времени ссориться, выплескивать накипевшее. Блин, если бы я знала, сегодня утром бы рванула к нему на стоянке со всех ног и решила бы вопрос! Не посмотрела бы на то, что он с секретаршей своей спешил куда-то... в командировку, что ли, поехал? У нее чемодан с собой был, клевый очень, розовенький. Тоже хочу такой купить. Обожаю этот цвет!

Я чувствую, что бледнею, хотя новость уже вряд ли тянет на сюрприз.

Итак, Князев поехал устраивать свою блондинку в новом гнездышке... Заботливый какой! И о жене позаботился, и о любовнице. Ему бы фамилию не Князев, а... Султанов, блин!

Предатель...ненавижу тебя... Как же я тебя ненавижу!

— Не знаю, — шепчу севшим голосом. — Он не успел ничего мне рассказать о своих планах. А я была занята другими делами.

— Ну как же так, а? Даже в ссоре-то про командировку можно сообщить своей любимой жене, разве нет? И что у тебя за дела? Ты не обижайся, если что, я тебе добра желаю, но иногда твоë витание в облаках... ну капец просто!

Я чувствую по интонации Эльвиры, как она снисходительно и раздраженно закатывает глаза. И это вдруг выбешивает меня до состояния тихой ярости.

— Да так, — холодно говорю ей. — Какие у меня могут быть дела? Всего лишь рожала преждевременно после неудачного падения.

И в ошеломленной тишине по ту сторону трубки резко обрываю связь.

— Всë готово, Владан Романович, — докладывает начальник службы безопасности. — Лазейки отрезали, квартирку подобрали, с начальником участка договорились. Вы даже не представляете, как он был рад вашему предложению. Просил передать самую пламенную благодарность. Найти помощницу на такие... м-м... специфические условия он уже и не надеялся...

Я замечаю на лице Дэна тень скрытой ухмылки и холодно приподнимаю бровь:

— Ключи давай. И маякни в отдел кадров, чтобы подобрали мне новую секретаршу в течение недели.

— Сделаем, босс.

Нонна набирает мне буквально за несколько минут до моего звонка. И приседает на уши с новой жалобой:

— Влад! Я опаздываю... У меня тут... ЧП!

— Ты повторяешься.

— Нет-нет, это другое... Понимаешь, когда я выходила из такси на набережной, на меня какой-то идиот на скейте налетел и выбил из рук сумочку!