Нас встречали... э... так радостно, но сдержанно. Дети лет до шести радостно бегали, орали, хватались, залезали на руки, остальные подходили, хлопали по плечу, говорили: «Здрав будь... волчонок». Ну это ко мне так, к волчатам. Я похлопывал в ответ: «Здрав будь, старший».

Да! На предыдущей стоянке Аделина, пусть легки будут её шаги, всё-таки рассказала парам, что да как. Если в двух словах – молчим, смотрим, учимся, говорить, когда спросили, честно, кратко, по делу. Когда приветствуют типа «Здрав будь», приветствуешь в ответ, прибавляешь «старший» или ранг, если это мастер или вожак. Но можно всегда «старший». Что порадовало, приветствуют только из своей стаи и если более недели не виделись. Вот такой инструктаж, и это я его ещё раза в три длиннее рассказал. Аделина, пусть будут легки её шаги, умеет быть понятно-краткой.

Почему легки её шаги, сие науке неизвестно, но со слов Неласки, её дочери, потому что Аделина – старшая мать, и когда о ней говорят не в её присутствии, это такое правило, опять же внутри стаи, опять же, чтобы чужие не услышали. Старших матерей всего пять. Те, кто вошёл в пятёрку с наибольшим количеством щенков. Аделина на втором месте в стае, и то потому что мы, пятеро паров, сейчас её щенки. До этого она была на четвёртом месте. Вот такой вот хит-парад. Ага, щенков-паров... приняли в стаю, как дали клички, то у них, то есть у нас, появилась мать. Кстати, матерей пять и домов пять.

Сначала я всех считал, потом сбился – что-то около ста пятидесяти без совсем мелких. Плечо ныло, язык отвыкший... тоже устал. Видимо, у всех, потому как совместный ужин в центральном доме, доме вождя, прошёл молча.

Нас сначала показали. Аделина, пусть будут легки её шаги, подошла к каждому своему пару-щенку и рассказала о нём:

– Нелиза – соблюдает традиции и чтит устои. Вик – тихий бунтарь. Малёк – глупый волчонок. Молчун – молчит. Дубина – сильный, но неуклюжий.

Показали наши укусы – получается, три, три, четыре, четыре, два.

Если подумать, в тот вечер я последний раз и слышал слово «пар» по отношению к себе, другого полно – и «дебил», и «кретин», и... весь набор приятных и неприятных эпитетов. Мой словарный запас пополнился в три раза, и всё это в первую неделю. Я бы не сказал, что заслуженно, но только потому что лучше молчать, хоть издали на человека похож будешь, тьфу ты, на волчонка.

Но в этот вечер было прямо хорошо, душевно. Чувствовалась общность и единение.

После ужина нас отвели в мужской дом. Такой же, как у вождя, только половина дома – загон для коз. Но дом разделен капитально, ни звуков, ни запахов. Тут живёт около тридцати людей, у каждого почти своя комната – «почти» значит, что есть только три стены и шторка. Не хочешь, чтобы тебя трогали, шторку закрываешь, вышел из комнаты – открываешь. В своей комнате ты царь и бог… нет, не так сказал, ты можешь всё, и только вожак может всё ещё больше. Но не будет порядка в норе – будешь спать на улице. И вот вопрос, где там бардачить – кровать, то ли каменная, то ли земляная, и железная подставка для вещей. Всё.

Сон. Сон – моя любимая часть жизни. Сон ещё ни разу меня не подвёл. Вот пробуждение – да, а сон – нет. Так и в этот раз… Я проснулся, когда тело уже вскочило и выбежало на улицу. Это было нечто. Слитный вой сотен волков. До дрожи, до икоты. Все перекинулись, и сейчас начнётся. Эх...

Нет, не перекинулись. Предрассветная перекличка – и охотники уходят в луга. А все не охотники подтирают сопли и идут спать дальше. Ну, почти. Подтирать – да, спать – нет.

Чёткое распределение ролей и обязанностей. У каждого волчонка есть наставник. Что делает он, то делаешь ты. Мой пас коз... с утра... с предутра. Выгнали их на улицу, и весь день... весь день я стоял на одном доме, мой наставник... козопас – на другом, задача: не дать козам лезть к ограждающей стене. Вот так от наставника копья и меча я наконец дорос до наставника-пастуха. Козы, впрочем, довольно мирные и флегматичные были с утра, пока не наелись, потом им поиграть охота, побегать. Сначала они, козы, разминались, сперва медленно, потом быстрее… Уже где-то через час я еле успевал на пределе своей скорости и сил. Козы и, что характерно, козлы – сущие гадины. По стене любили походить, за стену не лезли, но и на стену им нельзя, потому как стоит им травки жевнуть, переливающейся... как их ускорение ускоряется. И вот, когда моя скорость подошла к пределу, я задумался, а не жевнуть бы и мне травки? Короче, пока думал, один козёл в прямом смысле... жевнул, и бегать ему надоело. Вот. А бодаться с другими козлами – то ли скучно, то ли что. Радует то, что, когда я отлетел метра на два... остальные и козлы, и козы поняли, что со мной интереснее, чем на стену лазить.

Я, когда в школе учился, думал, что такое этот закон относительности. Оказывается, всё понимание приходит со временем.

Моя скорость, какой она была в игре с козами в догонялки мной, и скорость в догонялках меня – это прямо две разные скорости, но и это всё относительно того, когда вторая половина стада с другой стороны посёлка увидела нашу весёлую игру...

Когда я думал, что местные мало смеются, я ошибался. Они очень весёлые, просто настолько весёлые, что им надо перерывы устраивать в веселье.

Эйнштейн явно понимал, о чём говорил. Чем быстрее я бегал, тем тяжелее становился. А чем тяжелее становился я, тем легче ум и быстрее реакция.

Жители посёлка смеялись в голос... громко. Как же я вас всех люблю и безмерно уважаю! Я носился через эту ржавшую толпу в надежде... но нет, с остальными скучно. Разве что взрослые взяли малышню на руки. О... мои маленькие волчата, орущие:

– Малёк, левее, правее, сзади... Быстрее, прыгай, поворачивай!

А потом бац – и бензин закончился... проголодались козы. Чем больше мерцающей травы съедят, тем больше будет бегать Малёк…

Так прошли мои первые два часа, потом ещё два похожих, ещё. На четвёртый забег уже никто не смотрел, и уворачиваться стало тяжелее.

К вечеру – коз на дойку и спать. Нет, чистить козлятник, выносить навоз, укладывать, ужин... Нет... спать. Не ел весь день? Да и хрен с ним.

Предутренний вой меня застал... где-то возле двери, снаружи. Куда вчера дополз, там и уснул. Меня подбросило, тело искривилось от боли в мышцах.

– У-у-у... – поддержал я общий хор. Полегчало.

Завтрак... наставник посоветовал не есть, потому как день второй у нас – банный день.

Если мужской дом с козлятником соединён, то женский – с гусятником. В одном из семейных домов, которых два, есть сушилка.

Берёшь косу, косишь траву мерцающую, растущую вдоль дороги, косишь, потом собираешь, несёшь в сушилку, сушишь. Потом её в печь, она горит, даёт жар, за счёт этого жара сушим новую траву... Столько воды я в жизни не пил, я пью, а она потом выходит, я пью, она – потом.

Эйнштейн сегодня вновь порадовал. Оказывается, когда козы гоняются за Дубиной, – это очень смешно. А когда мелкие подсказывают – это даже полезно, помогает избежать неприятных моментов. Значит веселье зависит от месторасположения веселящегося относительно... не веселящегося.

К вечеру я был вымотан, как клубок ниток, есть не хотелось, пить... смотреть на воду не могу, только пить.

Вымотан, высушен и... чего сегодня было? И ведь ничего такого, обычные будни. И не сказать, что особо... особые. Ну, не считая выпаса коз. Так выходит раз-два в неделю, вопрос – что сегодня меня ждёт?

«Каким ты был, таким остался», – пел я про себя... хм... пел про себя и про себя. Забавно.

Сегодняшнее дело – всем делам дело. Мы смешивали золу трав с кровью и порошком смолы. Смешивали руками... Я смешивал, мой наставник только подсыпал в эту... в этот всё-таки тазик то золу, то кровь, то щепотку смолы. Пахло противно, практически воняло. Запах... вонь проникала в кожу, кости, как будто делая их... жидкими. И запах противный, и вид, и ощущения. Но мои ощущения – это... ощущения, что всё это не просто так, а для чего-то. Картина мира вновь сложилась. Вот спрашивается: зачем солнце встаёт? Не просто так. Зачем траву косили, сушили и жгли?..