Гусеница летела ровно, красиво, пока её не шибануло чем-то, и она осыпалась пеплом, метров пять всего пролетела. Так неинтересно… мне неинтересно, зато оказалось интересно местным. Я увидел местную народную забаву – йо-йо, мячик на верёвочке... кристалл.

– Стой, пар, на месте, – сказал Болли, подошёл ко мне и стал кидать свой йо-йо в то место, где осыпалась гусеница. Один, второй, с пятого раза, видимо, поймал... попал. Шарик заискрился и полетел назад, сжигая нитку, на которой крепился. Бойли поймал его в коробку.

– Иди, пар!

Что ж, давай рассуждать логически, предложил я себе. Давай, эта хрень невидимая, возможно, бывает у дороги, да и на дороге. Может, это мы и ищем? Логично. Ага, вопрос в том, что... как её искать?

Стал водить копьём по дуге, шевелить траву, кусты, искать гусениц... В один момент, когда я шевелил совсем небольшой кустик, что-то так дёрнуло за копьё, сначала на себя, потом на меня. Только за счёт того, что дёрнуло на меня, я и удержался, но шибануло по рукам знатно, а ведь мог и улететь с дороги.

– Ахш-ахш-ахш, – подтвердило мои размышления нечто. Довольно неприятное «ахш». Как... как неприятно.

Больше в окружающие кусты я копьём не тыкал. Минут пять не тыкал. Уж больно куст хорош. Принял все необходимые меры – поза, стойка. Готов... шевелю кустик… Гусениц, к сожалению, не выпало. Ничего не выпало. Зато следующий меня чуть не сбил с ног. Голова заболела, закружилась, мышцы... ослабли. Оседая, я ускорил движение назад, на спину. Уф… полегчало. Состояние... пф... хреновое, но то, что падал я назад, помогло. Впереди на дороге находилась штуковина. Как её назвать?..

– Что ты видишь, пар? – появился Болли.

– Как будто воздух... плотнее, старший.

– Ощущение?

– Головная боль, упадок сил... старший.

– Это называется яма. Если в неё попадёт что-то мелкое, то будет как с гусеницей, а ты бы лишился сил... здоровья, жизни за пять-десять минут. Вокруг ямы обычно бывает поле боли – то, что ты почувствовал. Пары обычно чувствуют боль... поле боли, но не всегда. Теперь, когда ты понял, что такое поле боли, смотри – перед полем боли есть граница боли. Ощути её.

Я встал. Копьём тут не поможешь, выставил руку перед собой и ступил вперёд. Рука сначала... что-то ощутила, потом покалывание, потом удар в голову, вновь осел вниз – и назад.

Второй заход. Нет, границу не чувствовал, сначала пусто, потом каскадное нарастание ощущений… Боль, отскок назад. С пятого раза научился не падать на спину, а отскакивать.

Росло раздражение, злоба... разочарование. Поток показывал только яму как яму – провал в пространстве.

Болли молчал, смотрел на меня выжидающе. Он меня учит... Он не знает, что делать, что вряд ли. Слишком спокоен... ему по фигу.

Идти вперёд нельзя, назад нельзя, стоять бессмысленно. Так, а зачем границу чувствовать? Примерно знаю, где она. И что?

Я остановил руку там, где точно нет поля боли. Да, поле расширилось и остановилось на границе кожи и воздуха, словно поток ветра упруго воткнулся в ладонь, надавил... сильнее надавил. Я поставил вторую руку – физическое ощущение преграды. Поле боли расширяется, расширялось, но упёрлось в руки и не может дальше. Тогда давить стал я... по чуть-чуть... Поле стало уменьшаться, но чем больше давил, тем больше становилась плотность, как в камень толкаешь. Пришла шальная мысль, но рука соскользнула... провалилась внутрь, и поле встало на место, охватив всего меня, отшатнувшегося... Я осел, боль втекала в меня, проходила через меня, впитывалась в меня, как разряд тока, проходила и уходила в землю. Мышцы свело, я застыл. Потом боль кончилась.

Болли подошёл, закинул новый йо-йо в яму, и он засветился. Яма исчезла. Йо-йо оказался в шкатулке, а я – на земле. Руки трясло... нет, трясло всего меня... Меня увели в фургон, и я отрубился.

– Вставай, пар! – Меня трясли за плечо.

Я открыл глаза – лежу в фургоне. Привели шатающегося Андрея. Наталья спит.

– Твоя очередь, – говорил мне местный. Остальные даже... не отреагировали.

Состояние нормальное: во рту помойка, руки тянутся к опохмелу, тело... идёт. Сознание... отсутствует.

Что ещё сказать? Мы прошли половину. Болли нет. Айварс смотрит на меня уставшими глазами, кивает головой – иди.

Иду… Поток… Копьё... Десять шагов, полшага... Стоп. Чувствую границу. Сознание взрывается сиреной – стоп, назад, сюда нельзя, переживать прошлые ощущения... нет, нельзя.

Нельзя, а придётся. Видимо, таков способ перемещения. Пары убирают поле боли, яму убирают с помощью йо-йо. Да? Возможно. Может, и нет.

– Стоп, давай рассуждать логически.

– Давай. – О, диалог с самим собой... Круть.

– Пойдём, так сказать, путём здравого смысла. Пойдём вместе.

– Ага…

– С самого начала, ага, что я сделал не так?

– Шагнул в тот красный портал.

– Не... не так.

– А... Вообще пошёл в пирамиду, что ещё? То, что мусор в тот день выносил... мы вроде довольны.

– Да... довольны... Стоять. Рассуждаем?

– А то.

– В прошлый раз с этой ямой боли что было?

– Что?

– Не тупи.

– Хорошо, но я – это ты, сам не тупи.

– Кто вообще этот диалог запустил?

Стоять... стоять и разговаривать с самим собой... Ну с кем ещё здесь поговоришь? А, я понял. Правила выживания – ну, допустим, выживания – говорят, что, пока ты не получишь сколько-то шрамов, ты должен молчать. Но это со старшими, и если они с тобой говорят, то можно говорить.

Стоп... опять. Что я могу по этому поводу думать? Только вспоминать Сан Пина и... Да, думать можно и нужно, не напрягая мышцы внутреннего диалога.

– Без болтовни, если что, – пояснил я себе.

– Да я понял, не глупее тебя.

Блин, так и до раздвоения недалеко. Причина… причина проста. Совсем, вот прямо совсем не хочется переживать эти ощущения. Я знаю, боль бывает разная – сильная, жёлтая, красная...

Синч твою налево... в лес по грибы... ёжики... ага.

Я сделал шаг назад и сел прямо на дорогу. Никто ни слова не сказал, так и нужно. Значит, во-первых, поговорить с самим собой в своей собственной голове…

– Да, было бы странно говорить в чужой.

– Это нормально, если это помогает решить проблему.

– Мы и решаем, и наша проблема – поле боли и как в него не попасть.

– Ну, по-моему, мы решаем, как оттянуть время.

– Как вариант.

– Не прокатит, нам придётся идти и что-то с этим делать.

– Ну, например, через час, соберёмся с силами.

– Не, предлагаю подумать, как сделать так, чтобы не испытывать это ощущение.

– Это возможно?

– Давай... решим, что это возможно. К тому и был вопрос, что я сделал не так?

– Э... это я решил и спросил.

– Ага, опять время тянем... тянем.

Голоса в голове смолкли, как только я понял: во-первых, я тяну время, во-вторых, нужно решать проблему с прохождением без боли, и в-третьих... в-третьих – это во-вторых.

Я встал, дошёл до границы. Изменение первое – когда я отошёл, граница отошла к яме боли, когда я подошёл, граница потянулась ко мне. Сделал чуть... полшага назад и потихоньку отодвинул ладонь, стараясь не разрывать контакта с границей. Граница пошла за мной. Шаг... полшага… шаг. Фух... ушла. Так, я скорость не увеличивал и резких движений не делал. Хорошо, ещё раз. Нет, точно. Три шага – это около метра, потом граница резко... или не резко, но возвращается. Идём дальше. Пройдя почти шаг, я замедлился вдвое... ещё... сантиметров десять, ещё вдвое – пять... Понятно. Метр восемнадцать сантиметров и сорок шесть миллиметров… Ага, это я опять время тяну, если грубо – метр десять, дальше граница не идёт. Зато... придётся идти мне. Метр десять держу границу одной рукой и давлю на неё другой… О... тут она хорошо продавливается. Что мне это даёт? Попробуем её с дороги убрать.

Если бы я это видел, то хорошо, а так я оторвал границу от одной руки, зато вторая... ай... вторая вошла в поле боли. Не так резко, как... в первый раз, не так больно, не так выматывающе, не так... Тоненький противный ручеёк, как скрип пенопласта по стеклу, как скрип квашеной капусты на зубах, как... Перечисление противностей не спасло, менее противно не становилось. Зато... я могу двигаться и потихоньку убираю руку, граница идёт за ней, метр десять, двадцать. Полтора метра. Боль ослабевает, на грани чувствительности. Пф... и граница уходит. Я оседаю на дорогу, всё же высосало из меня знатно, но эксперимент не завершён.