Может, и так…

Может, меня нужно запереть в психушке?

Мои слезы высыхают, а руки перестают дрожать. Я не жалею о том, что сделала. Это стоило той боли и страданий, которые я перенесла впоследствии. Ничто из этого не могло сравниться с тем, через что прошли они.

— Я сделала то, что считал правильным. Судебный процесс был главной новостью, и судья прилагал все усилия, чтобы как можно скорее предать меня правосудию. Я никогда не говорила им, убила ли я Василиса и почему. Никто не спрашивал. Они предполагали, но никто не понял до конца. Только один человек знает истинную причину — его отец. И теперь ты тоже будешь знать.

— Почему? — произносит Тео, побуждая меня посмотреть на него.

И снова я не уверена, что именно светится в его глазах. Страх? Презрение? Любопытство? Может быть, смесь всех трех. А может, что-то совсем другое.

— Знаешь, тот кабинет? Я узнала, почему меня туда не пускали. Я узнала, почему Василис так активно помогал всем детским домам в округе. Я увидела причину на его ноутбуке. Его заставкой был коллаж из фотографий маленьких мальчиков и девочек… голых.

— Черт, — тихо дышит Тео, его глаза расширены и прикованы к моему лицу, кожа пепельная. — Он был…? Господи, — прохрипел он, не в силах назвать чудовище тем, чем оно было.

Я не виню его. Я не могу придумать ни одного преступления хуже того, что совершил мой мертвый муж.

— Папка с видеороликами, на которых Василис насилует детей, была на его рабочем столе, — тихо говорю я. — На виду. Не спрятана, не защищена паролем. Он был влиятельным человеком, за ним стоял еще более влиятельный человек — его отец, бывший президент Греции. Не знаю, чувствовал ли Василис себя непобедимым или… — Я вздохнула, впиваясь ногтями в ладони. — Его отец похоронил бы улики и превратил бы мою жизнь в ад, если бы я попыталась разоблачить Василиса. Я не знала, как еще остановить его от причинения вреда детям.

Два года спустя я так и не смогла придумать альтернативу. Решение, которое позволило бы ему жить. Решение, которое позволило бы мне остаться в Греции со своей семьей.

Я делаю еще один глоток кофе, ожидая, пока Тео обработает информацию. Он погрузился в раздумья, рассеянно скрежеща зубами. Проходят минуты, прежде чем он заговорит, а когда он это делает, его голос звучит напряженно, как будто он заставляет свои голосовые связки работать.

— Почему обвинения были сняты?

Облегчение пытается прокрасться в мое сердце, потому что он, похоже, не боится меня. Он не говорит так, будто я — болезнь, питающаяся его жизнью. Я бы не пожалела о том, что провела двадцать пять лет в тюрьме за убийство Василиса, но это не значит, что я этого хотела. После того как он испустил последний вздох, я завладела его ноутбуком, зная, что улики на нем могут стать той разменной монетой, которая спасет меня от жизни за решеткой тюрьмы строгого режима.

— На полпути к суду отец Василиса согласился поговорить со мной. Он договорился о приватной беседе без свидетелей. — Я поднимаю взгляд, встречаясь с темными глазами Тео. — Я шантажировала его. Я рассказала ему, что сделал его сын и что если меня посадят за его убийство, то я заберу его и его доброе имя с собой. Ризос был моим шансом уйти. Я сказала ему, что обнародую улики. Это будет его конец. Конец его семьи, и он никогда этого не допустит.

— Через две недели он вернулся с пачкой юридических документов — его страховой полис, гарантирующий, что я никогда никому не расскажу, почему убила его сына. Обвинения были сняты, смерть Василиса признали самоубийством, а меня освободили.

Тео делает первый шаг вперед, но я отшатываюсь назад, протягивая руку, прежде чем он успевает дотронуться до меня.

— Не стоит недооценивать это. Я убила человека. Я перерезала ему вены и смотрела, как он истекает кровью. Потрать секунду на то, чтобы подумать, что ты хочешь делать дальше.

Его челюсть яростно работает, но он остается на расстоянии, когда озвучивает еще один вопрос.

— Ты бы сделал это снова? Ты бы убила его, зная то, что знаешь сегодня? Зная, что твоя семья и друзья будут тебя ненавидеть? Зная, что их не будет в твоей жизни?

Мне не нужно думать над ответом. У меня было много времени, чтобы разобраться с тем, что я сделала, пережить каждую секунду того рокового дня. Я потеряла свою жизнь, какой я ее знал. Я никогда не смогу рассказать правду своим родителям, и, несмотря на снятие обвинений, они твердо уверены в моей виновности и не хотят меня знать. Это будет стоить им средств к существованию, если они встанут на мою сторону.

— Да, — правдиво отвечаю я. — Я бы убила его снова. Снова и снова, потому что не знаю, что еще я могла бы сделать, чтобы остановить его. Я не спасла мир, но даже если это всего лишь один ребенок, который не будет страдать, это того стоило.

Он не позволяет мне остановить его в этот раз, когда подходит ближе и накрывает мое лицо, проводя большими пальцами по моим скулам, прежде чем его губы опускаются на мои в глубоком, медленном поцелуе.

Мой мир рушится вокруг меня, и в одно мгновение он восстанавливается с новой силой, новой надеждой и новой жизнью.

— Я люблю тебя, Omorfiá. Так чертовски сильно. Ты сильнее меня и моих братьев вместе взятых, и я так горжусь тем, что ты моя. — Он прижимается губами к моему лбу. — Я никогда тебя не отпущу.

Я перемещаю руки к его бокам и обхватываю ими его спину.

— Мне жаль, что я не сказала тебе раньше. Я стараюсь не думать об этом, потому что мне больно от того, что я больше никогда не увижу своих родителей. Я не могу рассказать им правду.

— Ты рассказала мне. Ты можешь рассказать им тоже.

Я качаю головой и плотно закрываю глаза.

— Ты мне веришь. Они не поверят.

— Почему, блять, не поверят? Ты же их дочь.

— Уже нет. Я пыталась поговорить с ними после того, как с меня сняли обвинения, но они даже не пустили меня в дом. Мой отец отчитал меня и сказал, чтобы я больше никогда не показывалась им на глаза. Я хотела написать им письмо, но не могу сказать больше, чем уже сказала. Я не должна была открывать тебе секрет. Если Ризос узнает, что я нарушила соглашение о неразглашении, меня сразу посадят в тюрьму.

— Я никому не скажу, Талия. Ты можешь мне доверять. Я клянусь.

— Я доверяю тебе. Ты держишь мою жизнь на ладони. Ты единственный человек, который знает, и единственный человек, который имеет значение.

Он обхватывает меня руками, притягивая к своей груди, и целует в макушку.

— Теперь я твоя семья. Я, мои братья и мои родители.

ГЛАВА 33

Тео

Что делать, если вы узнали, что ваша любимая женщина убила своего мужа?

Бежать?

Оставаться?

Позвонить в полицию?

Каждый из этих вариантов может быть правильным, в зависимости от ситуации. В моей ситуации подошел только один.

Остаток дня мы с Талией провели на диване, разговаривая и смотря Озарк. Точнее, она смотрела, а я прокручивал в голове то, что она рассказала мне ранее, ожидая, когда в душу закрадется страх или сомнение. Ждал, когда придет здравый ответ. В конце концов, я обнимаю женщину, которая убила. Я обнимаю женщину, которая перерезала мужчине вены. Женщину, которая успешно шантажировала бывшего президента Греции, чтобы избежать тюремного срока, и ей это удалось.

И в то же время я обнимаю женщину, которая помогла подруге, когда та была слишком пьяна, чтобы видеть разум. Женщину, которая спасла незнакомку от изнасилования, вступив в противостояние с Ашером. Женщину, которая убедилась, что моя собака в безопасности, прежде чем встретиться с Каем. Женщина, которая открыла во мне все самое лучшее и заставила меня почувствовать себя живым и счастливым, как никогда раньше.

Страх и сомнения не приходят. Я спокоен за все, горд и благодарен, что она появилась в моей жизни.

Талия давно задремала, но сериал продолжает идти фоном к моему внутреннему монологу. Она такая красивая, прижимается ко мне, как будто я — все, что ей нужно. Как будто я — все, что у нее есть.