Его губы растянулись в улыбке, а глаза выразительно прищурились на фоне порозовевших щек.

— Чарли, я не могу сказать, что люблю тебя, ты бросишь меня, как и все остальные, кого когда-то любила, поэтому прости, но не могу произнести ответные слова, — поделилась я с ним, боясь сказать правду, что чувствую к нему. Я любила, и поэтому не могла повторить его слова.

Он не стал спорить.

— Мне все равно, любишь ли ты меня. Все равно, если ты любишь, но никогда не скажешь об этом, но мне нужно, чтобы ты знала, я люблю тебя и сделаю все возможное, чтобы защитить тебя.

Эмма

Я прижимаю руку к груди, чувствуя себя неловко оттого, что пришлось подглядывать за поцелуем, который должен был остаться в тайне.

— Бабушка, — говорю я задыхающимся шепотом.

— Знаешь, — произносит она, ничуть не смущаясь, — мне не с чем было сравнить этот поцелуй, но вот что я могу тебе сказать. Ничто и никогда и близко не стояло рядом с ним.

Бабушка смотрит сквозь меня, казалось, погрузившись в свои воспоминания. Ее нижняя губа коротко вздрагивает, прежде чем бабуля резко вдыхает и встряхивает головой.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

— Не говори глупостей, — отмахивается она. — Конечно, я в порядке.

— Послушай, ничего страшного, если это не так. Ты можешь рассказать мне все что угодно.

— Эмма Хилл, не смей так со мной разговаривать, — ругает она меня.

В палату заглядывает медсестра и поднимает распечатанные отчеты с кардиомонитора бабушки.

— Что здесь происходит, Амелия?

Бабушка не отвечает, и я снова встречаюсь с ее застывшим взглядом.

— Бабушка, что с тобой? — спрашиваю я, вставая со стула и укладывая ее дневник на свое место.

— Амелия, — произносит медсестра, на этот раз более строго. — Мне нужно, чтобы вы на минуту сосредоточились.

Различные странные звуковые сигналы на кардиомониторе бабушки свидетельствуют, что ее пульс нестабилен, но постепенно приходит в норму. Тут же появляется Джексон, и медсестра встречает его слегка паническим взглядом, в то время как бабуля нежно улыбается и бормочет:

— Чарли, где ты?

— Бабушка, Чарли здесь нет, — говорю я ей, но Джексон мягко кладет руку мне на плечо, не давая сказать больше ни слова.

— Эмма, дай ей успокоиться, хорошо? — просит меня врач.

Я не могу просто сидеть и позволить бабушке страдать, если это то, что сейчас происходит. Больно ли ей, когда она улыбается и зовет Чарли? Все это кажется мне странным.

— Чарли, почему ты не нашел меня? Ведь мы с тобой об этом договаривались.

В горле образуется комок, и я не уверена, что у меня хватит сил сидеть здесь, слушать ее бред и сохранять самообладание. Не зная, что еще сделать, я беру руку бабушки и прижимаю к своей щеке, надеясь, что она почувствует связь, и это заставит ее вернуться из того места, куда унесло ее сознание.

— Чарли! — ее голос строг и требователен, как будто он стоит здесь, игнорируя ее мольбы.

— Бабушка, — тихонько зову я ее.

— Эмма, — отвечает она тем же тоном, как будто пытается найти меня. — Его здесь нет. Почему его здесь нет? — из ее левого глаза катится слеза.

Я провожу рукой по ее щеке, пытаясь успокоить.

— Я не знаю, бабушка.

— Ты должна найти его, Эмма. Ты должна!

Я даже не знаю, мертв этот человек или жив. Если он жив, то я понятия не имею, где он сейчас обитает и как его найти. Он может быть в Германии или в Соединенных Штатах. Он может быть где угодно, если на то пошло. До этой недели она ни разу не назвала мне его фамилию.

— Амелия, Эмма подумает, что можно сделать, — говорит Джексон позади меня. Я поворачиваю голову и бросаю на Джексона вопросительный взгляд. Зачем он ей это говорит? Я не могу на это согласиться. Мне ничего не известно об этом человеке, кроме того, что они были друзьями и разделили поцелуй несколько десятилетий назад. Я не могу просто выследить его. Если он жив, то он уже пожилой человек, и у него наверняка где-то есть жена и семья. Невозможно поступить так, как говорит Джексон, лишь бы успокоить смятенные мысли бабушки.

Джексон кивает головой в сторону двери, и я следую за ним.

— Наверное, я больше не смогу ей читать, — тяжело говорю ему, как только мы выходим в коридор. — Очевидно, это причиняет ей серьезные страдания, и я не хочу их вызывать, особенно после пережитого бабушкой на этой неделе.

— Я согласен с тобой на сто процентов, — произносит Джексон, серьезно глядя на меня. — Но, как уже говорил, мы должны постараться сделать все возможное, чтобы ее не расстраивать. Амелии нужно лечиться и выздоравливать, а волнение только усложнит эту задачу.

— А ты не думаешь, что этот стресс навредит ей еще больше? — возражаю я.

— Может быть, тебе стоит подумать о том, чтобы попытаться найти этого Чарли? — снова предлагает Джексон.

Он серьезно? Когда мужчина впервые заговорил об этом, моей немедленной реакцией было твердое «нет». И хотя постепенно выясняется, что бабушка всю жизнь что-то от меня скрывала, тем не менее, я чувствую, что мне необходимо знать, чем закончились их отношения. Не уверена, что до конца понимаю, как можно быть замужем за одним человеком более шестидесяти лет, и при этом тосковать по другому. Меня бы это сделало несчастной, но бабушка всегда казалась такой счастливой. Если она была так влюблена в этого Чарли, почему не попыталась найти его и отменить принятое ею решение? Если только она не помнит, что он умер…

— Я не могу, — качаю головой. — Мой дедушка был замечательным человеком, и он был бы совершенно раздавлен. Мне кажется, что все это неправильно.

— Дело не в тебе, Эмма, — подчеркивает Джексон.

Я не понимаю, почему он так переживает из-за этой ситуации. Мы познакомились всего пару дней назад, и он не член нашей семьи. Хотя знаю, что бабушка — его пациентка, это выходит за рамки обязанностей по уходу за ней.

— Мне не удается разобраться даже с собственной жизнью, так как же я могу принимать решения за нее? Очевидно, я не лучший человек, чтобы решать чью-то судьбу.

Джексон вдавливает руку в стену рядом со мной.

— Ты излишне строга к себе, не находишь?

— Мне тридцать один год, и я только что нашла в себе мужество прекратить шестилетние отношения, которые с самого начала не задались. Затем, поддавшись на уговоры бабушки, я соглашаюсь на свидание с очаровательным, привлекательным доктором, который только что поцеловал меня так, как никогда не целовали за всю мою жизнь. Так что, очевидно, я немного затрудняюсь в принятии рациональных решений.

На лице Джексона вновь появляется заразительная улыбка, освещающая его глаза под флуоресцентными лампами.

— Лучше поздно, чем никогда.

Лучше поздно, чем никогда. Неужели и бабушка сейчас думает об этом?

— Если тебе нужен мой совет, а я знаю, что он тебе не нужен, — заявляет Джексон, — дочитай дневник до конца. Узнай, чем закончится эта история, а потом прими решение, исходя из того, что будет лучше для нее… и для тебя. Реальность такова, что Чарли уже за девяносто, и он, скорее всего, не сможет ничего сделать, не говоря уже о том, чтобы приехать сюда, к твоей бабушке. С другой стороны, он может быть…

— Я знаю.

— Ты же все равно продолжишь читать, так что разберись с этим потом. А пока мы успокоим твою бабушку и сохраним ее душевное равновесие, хорошо?

Я смотрю в пронзительные глаза Джексона, и отражение света подчеркивает его взгляд. В его мизинце больше здравого смысла, чем во всем моем теле.

— Хорошо, — соглашаюсь я, слегка кивнув.

— И еще одно замечание, — говорит он, бегло оглядываясь по сторонам. — Не возникнет никаких сложностей из-за бывшего парня, если я попрошу тебя выпить со мной сегодня вечером?

— Я думала, мы договорились о свидании на пятницу? — скромно уточняю, делая вид, что смущена.

— Да, но что, если завтра меня собьет автобус?

— Я, наверное, об этом не узнаю, потому что у меня еще нет твоего номера телефона, — подыгрываю я.