Ну дала жизнь трещину. Так чего теперь? Заканчивать всё?

Но, если и заканчивать, так пусть бы мы развелись за что-то другое.

Не смог бы я вынести этого позора, если б все знакомые узнали, что именно я виноват. Я изменил.

Руки даже немного тряслись. В груди и в голове была паника. Я боялся, что Ленка повернётся ко мне, посмотрит, заговорит… Не дай, Бог, захочет поцеловать.

Я облажался. И теперь ждал, когда это станет известным. А значит, последует наказание.

Мысленно я одновременно любил, ненавидел, обвинял и просил прощения. Оправдывал себя и искал самое суровое наказание.

Хотел свободы. А в итоге просто разбомбил город.

Лена смотрела на меня заплаканными, полными гнева глазами.

В этот момент я хотел её обнять. Но как я мог её жалеть, если сам причинил ей боль? Это моя вина, мой грех.

Рука до сих пор ныла от ударов зонтом.

— И это, когда ты знал о моём подозрении на рак? — отчаянно спросила Лена.

Её мир рухнул, как, впрочем, и мой.

— Если бы я узнал раньше, то конечно бы этого не сделал! — честно ответил я.

Я проснулся ранним утром, когда Лена уже ушла умываться. В голове сразу накатили воспоминания о случившемся вчера.

Стало мерзко.

Нахрен я это сделал?

Правда, слова были куда грубее.

Чтобы случайно не столкнуться взглядом с женой, я отвернулся к стене и усиленно постарался снова заснуть, ну, либо, сделать вид, что сплю.

Через время Лена пошла на кухню готовить завтрак.

Мне в том числе.

И тут меня накрыло. А что, если я всё это потеряю? Пусть мы с Ленкой не во всём живём душа в душу, но она нежная и заботливая.

Даже, когда мы ссорились, она редко показывала своё недовольство тем, чтобы не приготовить ужин или не погладить мне футболку.

Она правда, хороший человек.

А что, я люблю её только за ужины и стирку?

Нет. Конечно нет. Ещё за её красоту, как улыбается, за о, что всё же она умная, за то, что… А, почему вообще я говорю о каких-то «за что-то»? Я что, могу любить только при каких-то условиях? И непременно только хороших и выгодных для меня? Значит, и она меня тоже?

Это вообще любовь?

И правда, только дураки считают, что нас любят такими, какие мы есть. А я не дурак.

Пусть дурак, но не в этом.

Мы любим людей за то, как они к нам относятся, и за наши рядом с ними ощущения. Приятно — люблю. Не приятно — иди к чёрту.

В принципе, я и послал. За то, что она была в чём-то со мной не согласна. И за то, что я не ощущал, что мы пара.

Я уже говорил, мы были законными супругами, жили вместе, делили обязанности и быт. Но по факту, вместе не были. Каждый жил своей жизнью и тянул на своём горбу другого. Разве это брак?

Что-то мне подсказывало, что в современном мире люди женятся для другого. Чтобы быть счастливыми.

Ко мне подошла Лена и аккуратно поцеловала меня в висок.

«Не целуй!», — отозвалось внутри, я даже неожиданно для себя сжался, но Лена это приняла за пробуждение.

— Вставай, завтрак остынет. Ты говорил, что сегодня тебя надо пораньше разбудить.

Да, ведь у меня горел дедлайн. О котором я вообще забыл! И в который я мог погрузиться с головой, сбежав от Лены и себя.

Я тут же поднялся. Снова избегая зрительного контакта поспешил в ванну, благо Лена и сама спешила, а потом закинув бутерброд и взяв кофе с собой, сел за компьютер.

— Посуду помой, пожалуйста, — попросила Лена, — Не чтоб, как всегда. Я уже к врачу опаздываю.

— К врачу? — удивился я. Не хватало, чтоб Лена ещё и оказалась беременна.

Почему я подумал именно об этом? Не знаю. Наверно, сработала ассоциация. Секс — беременность.

— Я же тебе говорила. — с усталостью и раздражением ответила Лена. — Ты вообще меня когда-то слышишь?

— Я работаю. Не услышал. — со смешанным чувством раздражения в ответ и всетотальной вины ответил я.

— Я сказала, — начала объяснять, словно вдалбливать Лена, ну, как женщины это любят делать: — что на УЗИ врачу не понравилось новообразование. Она сказала, что надо провериться. Направила меня в МОНИКи.

— А что ей могло не понравиться?

— Не знаю. — ушла от ответа Лена. Но на её лице читалась тревога.

Уточнять я не стал, хотя, догадывался о её мыслях. Но я не хотел её задерживать, и вместе с тем заставлять её и себя тревожиться больше. Подумал, всё прояснится, надо только подождать, и нечего нервы понапрасну тратить.

В тот же день мы ничего не узнали. Лену направили на повторные обследования, уже в центре.

Я съездил с ней только на одно, когда мой страх находиться рядом с ней сменился желанием загладить свою вину и всё исправить. Я понимал, что дальше так продолжаться не может.

Меня сжирало чувство вины. Которому, однако, не мешал и гнев. На всех и вся, словно я возвращался в то же состояние, что до измены, хотя, по факту, оно было иным. Наравне с ненавистью к миру, его системе и людям, эту систему поддерживающим, я злился на себя за своё бессилие. За то, что из всех возможных на свете вариантов, как, например, быть более нежным к жене, и немного отдохнуть, привести мысли в порядок, я выбрал именно измену.

Злился я и на Ленку, периодически обвиняя её в моей ошибке.

Порой мне казалось, что сам я не справлюсь со всеми этими невероятными по своему объёму и тяжести переживаниями. Для меня они были неподъёмными. Ещё хуже, чем были до. И я опять, как всегда, старался от них убежать. Только такой выход я знал.

Поэтому я верил, хватаясь за спасительную для меня мысль, что меня довела Ленка и обстоятельства. А сам я плохим человеком быть не могу.

А плохим я себя чувствовал. И усугубилось всё именно из-за чёртого подозрения у Ленки на рак. Я что, вообще скотина? Изменить жене прямо перед её возможной смертью.

Страшно вспомнить, но бывали и редкие мгновения, когда я желал, чтобы она умерла. Тогда мне бы уже не было так стыдно…

Подумать только, к каким мыслям может привести человека отчаяние, вина и стыд. А, ведь, мысли управляют нашими поступками. Если с ними соглашаться. Может, поэтому, уныние, гнев, похоть считаются грехом? Чтобы не чувства нас контролировали, а мы их?

Но главное, теперь я понимал Раскольникова. Воистину, «Преступление и наказание». Если бы все эти переживания были внутри не такими свежими, может, я бы и перечитал. Вообще, зачем настолько сложные для восприятия детским умом произведения задают в школьной программе? Я и половины не мог понять до двадцати пяти, ещё половину, пока не столкнулся с тем же самым в своей жизни, а сколько ещё мне предстояло бы узнать, перечитай я эту книгу в тридцать, в сорок, пятьдесят…

Всё же, умные книги способен понять только умный человек, до них созревший, научившийся понимать. А иначе и Достоевский покажется скучным, и будешь ненавидеть литературу за то, что тебя заставляют читать ненужные скучные талмуды, в которых все только и делают, что страдают и помирают.

А ведь, страдают они по вполне обычным, понятным для созревшего человека вопросам. А главное, в этих произведениях можно увидеть, как поступает незрелый человек. И как можно было бы всё это исправить и не наступить на те же грабли.

Очень жаль, что понял я это только сейчас, а не тогда, в школе. А может, и понял только когда провёл аналогию и испытал всё на собственном примере…

Так вот, если раньше, до измены мою жизнь пропитывало отчаяние, чувство безвыходности, непреодолимости… Теперь всё казалось смешанным, запутанным, будто меня бросило в РПГ в режиме один против всех, и ты не знаешь где от кого скрыться, и кого можно взять в союзники.

Смешно, да? Взрослый мужик приводит ассоциации с онлайн-играми.

Смейтесь. Только ребёнок может с абсолютной уверенностью утверждать, что он взрослый.