Одновременно я хотела услышать его голос, ведь он такой родной, и спасающий меня от любой проблемы. Когда случались разногласия и внештатные проблемы на работе, я знала, что могу прийти к нему и попросить меня обнять. И он это делал. Всегда, даже если незадолго до этого мы поссорились.

Но в тот же момент я вспоминала, что на этот раз это не сработает. Ведь, именно Костя был источником боли, которую я испытывала. И, в свою очередь, уже и эта мысль делала мне больно, обжигала.

Я хотела позвонить. Думала, так будет проще, и ему сознаться, и мне услышать, поскольку, мы друг друга не видим. И если это правда, то мне вовсе незачем будет возвращаться домой.

Мысли опять ушли куда-то в сторону, защищая меня от мучительных, нестерпимых переживаний.

Я вспомнила, как мы начинали, полные надежд.

Сразу после школы Костя поступил в институт на физико-математический, но уже после первого курса понял, что это не его.

Пробовал поступить в физкультурный, поскольку в школе неплохо играл в футбол, но и здесь не срослось. Одно дело — играть для души, и совсем другое — скучная теория. Отчислился уже после первого месяца.

В итоге, при помощи хороших знакомых отца Кости, Владимира Игоревича, его взяли на факультет дизайна.

Здесь Костя и осел. Наконец, он нашёл дело, которое ему нравилось. Как я поняла позже, а может, за меня говорила моя на него злоба… Остался он там потому, что особо от него ничего не требовалось.

Рисовал он хорошо. Закончил художественную школу. Помню, как восхищалась его портретами, в особенности тем, что он подарил мне. Хотя, и пейзажи ему удавались на славу.

Почему я говорю об этом в прошедшем времени?

Вначале, закончив институт, Костя сразу был трудоустроен всё тем же знакомым отца, в его фирму. Как раз, тогда дела у нас пошли в гору, и мы уже строили весьма перспективные планы, которые, на деле, оказались красивыми и недосягаемыми воздушными замками.

Заказов было немного, а со временем они и вовсе прекратились. Фирма знакомого обанкротилась.

Вячеслав Александрович, так знали знакомого, на самом деле, был толковым предпринимателем, но в его жизни, как и целиком по стране, произошёл ряд всем известных событий, вынудивший его принять такое, тяжёлое в первую очередь для него самого, решение. Всё же, в фирму он вложил немало времени, денег и сил. Она, можно сказать, была его третьим ребёнком. Притом, самым любимым.

Но кому в такое время есть дело до печати и логотипов? Повсюду прогорали малые бизнесы, происходили сокращения. Вот и Вячеслав Александрович больше не смог тянуть не приносящее никакого дохода дело.

Помню, как в офисе многие отказались от одной месячной зарплаты, в том числе и Костя, только лишь бы фирму сохранить. Сказать, что я была в шоке — ничего не сказать. Из еды у нас дома оставались только макароны и перловка, которую я купила только потому, что она всегда была у родителей в столе. Сама я её не любила. Ну ничего, пришлось полюбить. И любили мы её целую неделю…

Но снова меня унесли мысли слишком далеко.

О том, почему Костя был уволен, вы уже, думаю, поняли. Да, его тоже сократили. Но и тогда мы не отчаивались.

У меня была работа. Нелюбимая, временами раздражающая, но всё же. А Костя решил начать работать на фрилансе.

Дело не пошло сразу. И, если поначалу оба мы это списывали на то, что собственный бизнес он только начал, потом на общую обстановку… В итоге же, уже к концу первого месяца у нас появилась новая тема для скандалов. Преимущественно начинавшихся с того, что я, совершенно ожидаемо принималась его успокаивать и переубеждать, как только он вновь заводил песню о том, что чувствует себя неудачником.

В конце в меня обязательно летели обвинения в меркантильности, хотя, на минуточку, это я обеспечивала нашу семью, гася при этом ещё и кредит за его ноутбук. Который, между прочим, он купил, даже не посоветовавшись со мной, будучи свято уверенным в том, что отобьёт его стоимость уже с первых заказов.

Заказы были. Я видела, как он брался за мелкие подработки на каких-то специализированных сайтах. Однако, они не оплачивались столь же хорошо, как Костя мечтал.

Когда же я «брала дело в свои руки», а именно, подходила к ноутбуку, за который платила сама, и пролистывала страницы сайта, указывая на то, что на самом деле заказов много, и можно идти прямо по списку, муж сразу же захлопывал крышку ноута, бросая в меня оскорбления, суть которых сводилась к тому, что я не понимаю специфику его работы.

Что данные заказы выставляются как объявления, и их видят все, но его специализация не позволяет ему заняться многими из них. На мой вопрос, почему бы не научиться работать и в других программах, указанных в требованиях, муж снова сыпал колкостями о моей глупости и меркантильности, потом включал свою излюбленную онлайн-игру и обязательно припоминал, что жили мы всё это время на съёмной квартире, которую нам помогал оплачивать его отец.

Я всегда уважала, и по сей день уважаю своего свёкра. Владимир Игоревич добился немалых успехов. Долгое время он работал в розыске. В специфике работы полиции я тоже мало что понимала, но знала, что он вышел на пенсию в звании полковника, а это уж что-то да значит.

Правда, на заслуженный отдых он ушёл чуть раньше положенного, по состоянию здоровья. Когда, после очередного приступа, его лечащий кардиолог сказал, что третий инфаркт «на ногах» он уже, скорее всего, не переживёт.

Вместе с моей свекровью, Ниной Николаевной, они уехали в Подмосковье, жить на даче. Кстати, действительно, обычной даче, никаких хоро́м. Что, как по мне, ещё раз доказывало, что оба они были, по крайней мере, неплохими людьми.

Ездить до них стало проблематично и неудобно. Только в одну сторону приходилось ехать на электричке целый час, а там ещё ждать автобус. Поэтому, виделись мы редко.

Квартира же в Москве была служебная. Поэтому, несмотря на долгие годы службы, ключи пришлось вернуть. Справедливо или нет — думайте сами.

Соответственно, если сложить все факты, а именно, что несколько лет в Москве мы провели только благодаря Владимиру Игоревичу, а сами еле могли заработать себе на хлеб, и то, что отставной полковник больше не мог нам помогать, как прежде, нам пришлось съехать.

Перебрались мы в Балашиху — город многим меньше, не такой красивый и, по словам Кости, во многом напоминающий деревню, а всё же я была рада. Наконец нам не нужно было настолько зависеть от свёкра.

Долгое время мы жили у моих родителей. Но там всего-то комната в коммуналке. Тогда Костя дома почти не появлялся. Всё время пропадал в парке, торговом центре или кафе, работая оттуда.

В то время я уже закончила университет, хотя по специальности не работала.

На педагогический факультет я пошла по стопам мамы. Она всю жизнь проработала учителем немецкого. Я же с детства любила рисовать контурные карты, поэтому стала географом. После школы я совсем не думала о перспективах. Как я говорила, мама всю жизнь работала учителем, потом завучем, а отец — обычным слесарем. И тот, и другая, воспитывали меня на принципах, как мне кажется, устаревших на сегодняшний день.

Но я им верила. Что главное — душа, а не внешность; талант, пусть и непризнанный, а не деньги и слава; доброта и честность, любовь к ближнему, служение обществу… С этим я отчасти и сейчас согласна. Что там ещё? Ах да, и конечно же, что нельзя выносить сор из избы, стерпится-слюбится, все так живут, и ещё парочка советов, как надо обращаться с мужчиной, будто ни женщины, ни мужчины — не люди и нисколько не личности…

Их слова я никогда не подвергала сомнению, ведь они были моими родителями, да и благодаря их принципам мы жили, не сказать, что бедно, в достатке. Хорошо, что и маме эту комнату дали в соцнайм, пока это было возможно. Теперь-то уж… Но это уже другая тема.

А что главное, так это то, что, слушая их, единственное, что откладывалось в моей голове — это всеобъемлющая необходимость в страдании. За всё и для всего следовало страдать. По их мнению, счастье можно было получить только тяжёлым трудом, и обязательно через какие-либо мучения. А если не получается — то, значит, не очень было нужно. Не судьба, не положено. Хорошо, что, хотя бы не греховно.