— Тебе чего от меня нужно? — с той же дерзостью спросил Костя. — Чтобы я вымаливал прощение? Я вымаливал, но ты всё равно мне не отвечала. Чтобы мы были квиты, так иди, — он выкинул руку в сторону входной двери, сделал по направлению к прихожей несколько шагов: — Ну так иди, раздвинься перед кем-нибудь!

— Значит, ты свой член в род кому-то засунул — ты герой любовник. А я если тебе изменю — так я "раздвинулась'?

— Я не говорил, что я…

— И ты ещё просишь остаться с тобой? — усмехнувшись, перебила его Лена, — То есть? У тебя нет ко мне любви, нет даже уважения, а я должна с тобой жить?

— Я люблю тебя.

— Вот только не надо опять заводить эту песню, — поддалась своей истерике Лена. Она сделала оборот, чтобы вновь встать к нему спиной, демонстрируя тем то, что в дальнейшем разговоре с Костей она не заинтересована.

Глядя на вешалку с вещами, она начала их перебирать. Однако, все её мысли были заняты ссорой, поэтому, сколько бы она не пыталась, а сосредоточиться на отборе ей не удавалось, и поэтому её движения были неестественными, словно плохая актёрская игра.

— Хорошо, что у нас имущества нету. — решила поддеть мужа Лена. — Делить, практически, нечего. Только твой ноутбук, — снова она кивнула в сторону рабочего стола.

— Тебе надо? — не выдержал Костя, и широким шагом подойдя к столу, захлопнул ноутбук, протянув его жене: — Забирай!

— И заберу! — оставаясь на высокой ноте, вытянула из его рук компьютер Лена. — Зря я его оплачивала что ли?

— Отнесёшь в сервис, они его вскроют и вытащат жёсткий диск, — объяснил Костя, — На нём вся моя работа, поэтому отдашь его мне.

— А с чего я должна его тебе отдавать?

— Потому, что на нём моя работа, — снова вкрадчиво попытался объяснить тупой Лене Костя.

— Я знаю, что на нём «твоя работа», — снова передразнила его жена. — Но с чего ты взял, что я буду тебе его возвращать?

— Я и так отдаю тебе ноут! Только чтобы ты уже наконец успокоилась! — держа руки на поясе, воскликнул Костя.

— Успокоилась? — откинувшись, переспросила Лена. Когда уже Костя запомнит, что это слово действует на неё подобно красной тряпке⁈ И снова наклонившись вперёд произнесла: — Хорошо, что у нас не было детей. Я благодарна Богу за то, что я от тебя не родила. — её голос был тихим и низким, вкрадчивым: — Рожать тебе? — тон стал издевательским, — Я вообще не знаю, кто на это согласится.

— Но ты же была согласна, — не приняв её довода, усмехнулся Костя.

— Ну да, пока дурой была. Может, твоя дура тебе и родит, — засмеялась Лена. — А может, больше и видеть тебя не захочет. Вы же больше не виделись? — с издевательской улыбкой спросила Лена: — Наверно и она пожалела о том, что с тобой переспала. Как её зовут? Кристина? Мне сказали, Кристина, — вспомнила Лена недавний разговор с Катей, когда той, удалось разузнать о любовнице Кости больше. — Я также знаю, что она очень любит секс без обязательств. Какой ты у неё был по счёту? Судя по тому, что она встречается с мужиками по нескольку раз на неделе — явно даже не сотый. И как? Нигде ничего не чешется?

— Я был в презервативе.

— И это должно меня утешить? — снова засмеялась Лена, — Или ты так утешаешь себя? В презервативе — значит не изменял.

— С тобой абсолютно бессмысленно говорить, — выдохнул устало Константин.

— Это со мной-то⁈ Ты вообще когда-нибудь меня слушал? Всё о чём я просила — это верность! Всё, чего я хотела — чтобы ты сохранил моё к тебе доверие и мою любовь, которые я тебе дала, — на глазах Лены выступили слёзы. — Ты хоть представляешь, как трудно доверять людям? А я дала тебе своё доверие! Отдала тебе всю себя! А в итоге, что? Ты их просто растоптал! И меня вместе с ними!

Черты лица Кости, и без того осунувшиеся, опустились.

— Прости, Лен, — искренне просил он, тянясь к ней, — Прости.

— Не трогай меня. — потребовала Лена, подныривая под его руку, и прямиком направляясь в коридор и подъезд.

Снова хлопнув дверью, она поспешила спуститься, ловя себя на мысли, что одновременно боится, и хочет, чтобы Костя вновь её догонял, но он этого не сделал.

Так и не открыв дверь на улицу, Лена прислонилась спиной к подъездной двери, сползая по ней вниз и опустила голову, не в состоянии её держать, и пряча слёзы.

Ей надоело постоянно плакать. Всю жизнь, что она жила рядом с Костей, она только и делала что плакала.

Лена прислушалась, нет ли чьих-то шагов? Ведь эти слёзы не предназначались никому, кроме Кости. Но и его шагов она не услышала.

А справедливо ли она говорит, что все её несчастья начались с него? Кажется, она и раньше плакала, много и часто. Может, вся её жизнь такая — несчастная? А если так, то зачем вообще жить? Какой смысл?

И всё же опасаясь быть кем-то увиденной кем-то плачущей в тёмном подъезде, тем более знакомыми людьми, которые непременно начнут спрашивать, что с ней случилось? И что, теперь всем рассказывать про свой позор? Про то, что сама выбрала такого мужа? Про то, что не была достаточно женственной и сексуальной?… Лена поднялась, опираясь на дверь, и открыв её, вышла.

И снова пошла вдоль разбитого и дома и такой же дороги в сторону остановки. Она хотела поднять голову, чтобы увидеть в окне Костю. Может, он смотрит в след, и хотя бы так поймёт, что он теряет?

Но если она посмотрит, то проиграет.

А хотя, нужна ли вообще эта игра?

Лена играла в жизнь, играла в брак — и везде проиграла. Её итогом стало одиночество, которого она боялась больше всего, и от которого она всегда пыталась убежать. Но одиночество догнало.

Виноват ли в этом Костя, или сама Лена, но она одинока.

Не одиночка, что, по мнению Кати и Ольги, звучало бы гордо. Просто, одинока.

Не в силах дожидаться автобуса, Лена вытянула руку, поймав пустое такси.

Ехать не далеко — не дорого.

Зазвонил телефон.

На экране было «Любимый».

Длена тут же сбросила, и трясущимися от волнения, что не успеет до повторного звонка, зашла в записную книжку, чтобы изменить «Любимый» на «Тварь».

«Тварь» позвонил снова.

Лена скинула опять.

Но он не сдавался, набрав в третий раз, и в четвёртый…

Лена полностью выключила телефон, убрав его в сумку.

— Донимают? — посмотрев в зеркало заднего вида, обронил таксист.

— Да, спамеры. — бросила Лена.

А сама отвернулась к окну, наблюдая за проплывающим за окном автомобиля пейзажем.

Давящим своей обыденностью. Ведь Лене до оскомины на зубах известен каждый уголок в этой части города.

Кажется, то же самое было и в её браке. Она знала, чего ждать от Кости, и чего от него никогда не дождёшься. Всё это обыденно, предсказуемо, неизменно. Тошно.

Словно пробуждение после дневного сна, тошно. Когда лёг подремать всего пару минут, а просыпаешься тёмным вечером. И голова не своя, и в днях запутался… А, главное — теперь и не ляжешь спать, ведь уже выспался.

Именно такое состояние прилипло к Лене и сейчас.

И важно опять то, что в нём она одна. А кому хочется, чтобы к нему приставали, когда ему плохо? Хочется уединиться, отдохнуть, отдышаться. Переварить.

И парадокс в том, что в такие моменты нам кажется, что мы никому не нужны, и до наших печалей никому нет дела.

А так хочется, чтобы было всё как прежде. Хоть и тошно, но всё знакомое и родное. Когда ты точно знаешь, что за этим поворотом последует такой-то магазин, а там — светофор, и два жилых дома. За ними опять поворот, школа… и так далее. Ты это знаешь, тебе здесь всё знакомо, потому не тревожит. Наоборот, заставляет беспокоиться тебя только нарушение этого порядка. Если, вдруг, магазин, вдруг, сменит вывеску. Или вместо двух жилых домов будет три. И школа, например, станет детским садом. Вроде бы, изменения небольшие, но как же хорошо мы их замечаем в хорошо известной нам картине. Всего мазок на холсте, а композиция может измениться.

И если даже этот маленький островок безопасности непостоянен, то как быть со всем миром? Да и с нашей жизнью в целом?