На столе листовка: «Для Советской власти нет различия между русскими и мусульманами, она защищает и тех и других от насилий и произвола... Народы Хивы, мы знаем, что для многих из вас Джунаид давно уже стал врагом и насильником. Идя только против него одного и сохраняя добрый мир со всеми, кто не будет его поддерживать словом и оружием, мы надеемся, что будем встречены не как враги, а как друзья и встретим искреннюю и добросердечную поддержку. Смерть разбойнику Джунаиду!
Да здравствует свободная и независимая Хива!»
Выступит бухарский эмир или не выступит? Здесь, на Востоке, говорят: остерегайся врага, будь он с муравья... Джунаид с помощью белоказачьих отрядов, действовавших в районе Чимбая, и с помощью бухарского эмира увеличил свои силы.
В купе вбегает телеграфист:
— Сообщение из штаба Амударьинской группы!
Валериан Владимирович берет листок бумаги: «28 декабря Северный отряд вступил в бой с главными силами Джунаид-хана в районе Ходжейли. Джунаид отброшен. 2 января во взаимодействии с повстанческим отрядом из рода маширыков и чайдоров, сломив сопротивление белоказаков и банд Джунаид-хана, освободили древнюю столицу Хорезма Куня-Ургенч... Банды Джунаида бежали, оставив Новоургенч...»
Он поднимается во весь свой богатырский рост, выходит из вагона. Зимний ветер сечет лицо. Но Куйбышев ничего не замечает. Он без фуражки, в одном френче.
Поднимается на вершину бархана и долго стоит там радостно-счастливый, взволнованный. Он знает, убежден: теперь Шайдакова не остановит никакая сила. Даже если бухарский эмир вздумает ввязаться в драку, Шайдаков войдет в Хиву. Джунаид обречен...
Да и бухарский эмир обречен. Весь этот жестокий, бесчеловечный строй с его ханами, баями, манапами, беками обречен, как бы ни сопротивлялся. Это только так кажется, будто историю можно повернуть вспять. У истории своя неумолимая тенденция: уничтожение дармоедов и возвеличение труда. Кто сорвал розу свободы, тот не обронит ее лепестков — так говорят здесь, на Востоке.
Национальный вопрос... Закаспийская, Самаркандская, Семиреченская, Сырдарьинская, Ферганская области. Каждая со своими особенностями, со своим укладом. Сквозь немыслимые расстояния Куйбышев словно бы слышит голос Ильича:
— Для всей Азии и для всех колоний мира, для тысяч миллионов людей будет иметь практическое значение отношение Советской рабоче-крестьянской республики к слабым, доныне угнетавшимся народам... Я очень прошу вас обратить на этот вопрос сугубое внимание — приложить все усилия к тому, чтобы на примере, делом, установить товарищеские отношения к народам Туркестана, доказать им делами искренность нашего желания искоренить все следы империализма великорусского для борьбы беззаветной с империализмом всемирным и с британским во главе его...
Национальный вопрос гонит спешно Куйбышева в Ташкент. Еще не взят Красноводск, еще не взята Хива, но Валериан Владимирович вынужден возвращаться. Краевая партийная конференция. Будут решаться очень важные, принципиально важные вопросы. Турккомиссия осуществляет высший партийный контроль и руководство от имени ЦК партии. ВЦИК и Совет Народных Комиссаров уполномочил Куйбышева, Элиаву и других членов комиссии действовать от их имени. Огромные полномочия. А в Туркестане, по сути, нет единого руководящего партийного центра. Тут и крайком Компартии Туркестана, тут и некое Мусульманское бюро, претендующее на полную автономию, тут и Комитет иностранных коммунистов, объединяющий бывших военнопленных. А вот единый руководящий центр отсутствует.
Необходимо срочно создать единую Коммунистическую партию Туркестана. Без этого невозможно сосредоточивать усилия на главном направлении, невозможно привлекать мусульманские массы к участию в решении государственных дел.
Когда распределяли обязанности между членами Турккомиссии, Куйбышеву поручили руководство военными органами и партийной работой. Самое трудное и сложное.
Военный вопрос тут накрепко переплетен с национальным. По какому образцу построить армию в Туркестане?
Если бы подобный вопрос Валериану Владимировичу задали где-нибудь в Самаре или Астрахани, он страшно удивился бы и конечно же, не задумываясь, ответил:
— Красную Армию и в Туркестане, и на Украине, и в Белоруссии, и в Латвии нужно строить по образцу армии Центральной Советской России. По-другому нельзя...
Почему нельзя? Ведь есть опыт создания национальных армий в той же Латвии или Литве, на Украине и Белоруссии?..
Здесь, в самом Туркестане, Куйбышев встретил людей, которые думают иначе, нежели он. Очень симпатичный, начитанный человек, своеобычный, показавший себя энергичным в борьбе с врагами Советской власти, Турар Рыскулов. У него добродушное, улыбчивое лицо, располагающие к себе манеры. Учтив, любезен, пользуется огромным авторитетом у простого народа. Великолепный оратор, умеет говорить страстно, проникновенно. Незаурядная личность. Возглавляет Мусульманское бюро РКП(б), или Мусбюро. Это Мусбюро создано было для пропаганды идей коммунизма на Востоке и привлечения в партию трудящихся из коренного населения. Оно поддерживало также связь с коммунистами Персии, Индии, Хивы и Бухары. Сначала все шло нормально.
Но вот к Валериану Владимировичу пришли партийцы Тюракулов, Атабаев, Рахимбаев, Икрамов и заявили, что не согласны с Рыскуловым, который собирается выступить на конференции со своей националистической платформой.
— Он хочет, чтобы наша коммунистическая партия состояла только из коммунистов местных национальностей. Ее, мол, нужно очистить от русских, — сказал Тюракулов, и широкое лицо его дышало гневом. — Какой же он марксист после этого? Мы доверили ему Мусбюро... А он распорядился принимать в партию всех мусульман без учета их классовой принадлежности. Растворить нас, большевиков, хочет в баях, беках и манапах.
Куйбышев встревожился не на шутку. С Рыскуловым у него были добрые отношения, он сразу же пригласил Турара к себе. И не узнал его. Обычно спокойный, выдержанный Рыскулов сразу же начал с крика:
— До каких пор мы будем терпеть у себя в Туркестане ваш великорусский шовинизм?!
— Я вас не совсем понимаю. Что вы имеете в виду?
— Кто у нас был Председателем Туркестанского ЦИК? Казаков. Русский. Что он говорил? Он говорил: «Доверять мусульманам винтовки нельзя — все они басмачи». Вот что говорил.
Валериан Владимирович пожал плечами:
— Ну это вопрос решенный. Казаков отстранен. За что? За извращение нашей национальной политики. Да вы это и без меня прекрасно знаете. Лично я считаю великодержавный шовинизм величайшим злом и не пожалею сил на искоренение его.
Рыскулов немного успокоился. Но кожа на его скулах была натянута, глаза сверкали.
— На конференции я буду ставить вопрос о привлечении в ряды Красной Армии трудящихся коренных национальностей Туркестана, — продолжал Куйбышев. — Нужно создать национальные формирования, готовить командиров и политработников. Так что мусульманин получит оружие.
Резко качнувшись на стуле, Рыскулов снова заговорил на повышенных тонах:
— Все это ничего не даст! Вы, русские, боитесь вооруженного мусульманина, а если даже вы будете агитировать на конференции за то, что обещаете, остальные вас не поддержат. Не поверят.
Он возбуждался все больше и больше, Валериану Владимировичу даже стало казаться, будто Турар или нездоров, или накурился гашиша. Но он был абсолютно здоров, а наркотики никогда не употреблял. Он твердо знал, чего хочет.
— Во-первых, нужно создать самостоятельную мусульманскую армию, где не было бы ни одного русского...
— Ну в этом отношении эмир бухарский выглядит меньшим националистом: у него в армии полно русских белогвардейцев.
— Пока в нашей армии будет хоть один русский, я не смогу привлечь на сторону революции угнетенные народы Востока. Нужно создать особую коммунистическую партию тюркских народов, в ней тоже не должно быть ни русских, ни венгров, ни других. В республике, я считаю, всеми делами должны управлять чистые мусульмане.